День цветения - Ярослава Кузнецова

Час от часу не легче!

— Бог с тобой! Ты не умер.

— То есть как? — нахмурился, привстал на локте.

— Ложись, ложись. Ты болен, ранен, теперь выздоравливаешь.

Он послушно лег. Потрогал меня за руку, убеждаясь, что я из плоти и крови. Сказал озадаченно:

— Раньше ко мне так только дядя приходил. Еще в Каорене. Еще Гатвар был жив. Я тогда тоже… болел.

— А в Каорен ты как попал? Это было до или после Холодных Земель?

— И до, и после… Гатвар забрал меня… ну, мы сразу туда пошли. От камня. Две недели шли пешком. Потом он добыл лошадь… В Каорене взял контракт. И меня пристроил. Он сказал, я его племянник. А потом, после Холодных Земель, я поехал в Талим, это провинция в Каорене, самая южная… К мастеру Эдаро. Есть там такой… я у него учился. Три года. Потом он сказал — все, проваливай. Я поехал в Генет…

— Постой, сколько же лет тебе было, когда… — я замялась, — ты спасся от резни?

— Четырнадцать…

Он взглянул с удивлением. Мама, неужели ты забыла?

— Как же Мельхиор тебя отпустил?

Взрослого парня, не младенца (дед бы и младенца не пожалел!), не девчонку… "Сын" кивнул, подтверждая правомерность вопроса.

— Когда они приехали, я был в лесу. Присмотрел для Литаонелл подарок. Гнездышко малиновки с яичками, из них никто не вылупился… Ей очень хотелось такое гнездышко. Я улизнул, пока Вводящих водой окатывали, они, знаешь, напились на радостях… Ну, я и… думал, успею. А почти у ворот меня поймал Гатвар… мама, он тоже здесь? Он с лицом?

— С чем? А… конечно. И с лицом, и здесь. В соседней комнате.

— Хвала Сущим.

"Из них никто не вылупился". Странное уточнение. Он это помнит, и словно бы оправдывается: не подумай, мама, я живых птенчиков не трогал! Экая сентиментальность. Впрочем, говорят, жестокие люди часто бывают сентиментальными.

— Погоди… Что получается — Мельхиор отпустил этого… Гатвара? Как же так?

Колдун посмотрел внимательно, потом поманил меня пальцем. Пришлось нагнуться.

— Он потерял лицо, мама, — таинственно прошептал "сын".

— Объясни.

— Он сделал это, чтобы перехватить меня. Чтобы вытащить меня, понимаешь? Он знал, на что идет. Он знал, иначе никого не останется. Скажи, отец простил его?

Правой он взял мою ладонь и положил себе на грудь, так, чтобы дотянуться и левой, привязанной.

— А… конечно. Простил, конечно.

— А Ордар?

— И он простил, все простили. Не представляю, как Мельхиор мог отпустить кого-то в такой ситуации. Мельхиор никогда не рискует, раз есть возможность не рисковать. Мельхиор никогда никого не щадит. Это слишком опасно.

— Он потерял лицо. Паук знает гиротов, мама. Он думал, человек не справился со своим страхом. Тогда он не опасен, этот человек — без лица не принести клятву. Паук не знал, что я жив. Паук думал, я — это Идгарв.

Я повредилась в уме, если заподозрила Мельхиора в жалости. Нет, это была не жалость, это было изощренное издевательство. Живи и мучайся. Вымаливай жизнь у круглоголовых, чтобы после повеситься за воротами, на ближайшем суку… Господи, разве можно простить подобный грех? Можно ли обвинять лежащего передо мной человека… даже не знаю, как его зовут, что он ответил жестокостью на жестокость? Зло порождает зло. Беспрерывно, от начала времен. Если он не смог простить, значит прощать — мне?

Хорошо, что я марантина. Многие вопросы снимаются сами собой. Я никому не имею права причинять вред. Никогда и ни под каким предлогом.

Я марантина, а он — язычник. У него тоже многие вопросы снимаются сами собой. И думать не надо, а сомневаться тем более. Чего бы там мне не казалось и не хотелось.

— Гатвар говорил, нам повезло, — продолжал бормотать "сын". Глаза его были прикрыты, но лицо напряжено, — Сущие помогли. Идгарва приняли за меня. И мы быстро смотались. Паук дочищал дядиных людей, людей Ирваргонов. А мы ушли в Каорен. Гатвар вырастил меня, мама. Он погиб в бою, ты знаешь. В Налироте.

— Да, знаю, — я вздохнула, потерла глаза свободным кулаком, — погиб, как настоящий воин.

Пауза. Надо бы палочек в печь подкинуть, но колдун… как его все-таки зовут?.. держал меня за руку, и я осталась на месте.

— Значит, ты учился в Каорене, а потом поехал в Холодные Земли?

— Нет, что ты, — он улыбнулся, — Я поехал в Андалан, в Рагларонд, в Лираэну. В Аххар Лаог я попал случайно. Из-за Йерр. Гатвар говорил, я обязан стать тем, кто способен справиться с десятком, а еще лучше — с двумя, хороших воинов и остаться в живых. Я старался, мама.

— У тебя это хорошо получилось.

Как этот Гатвар нас ненавидел! Как ненавидел, если превратил четырнадцатилетнего подростка в чудовище! А Рейгреду моему тоже четырнадцать лет. Во что же превратят его кальсабериты и Мельхиор, если уже сейчас…

— Я учился, где только можно. Учился убивать. Ты знаешь, чего мне это стоило.

— Ты целитель, а не убийца.

Он зажмурился и отвернул голову. Ладно, сменим тему.

— Расскажи мне про Холодные Земли. Что там за люди? Как ты жил там, среди них?

— Я был аинахом, мама, — он вздохнул, — Ребенком. Ничего не умел. Меня учили, как учат детей. Попади я туда раньше, Наставникам легче было бы со мной. Но я все равно не стал бы настоящим онгером, — он опять вздохнул, глубже и горестней прежнего, — У меня нет ленты, мам. Они не обманывали меня.

— Что такое лента?

— Лента… Лента — право выходить за пределы Аххар Лаог. Лента значит, что ты взрослый. Я сплел себе шнурок и ходил с ним. А Ястреб и Змея стерегли меня в драке, — слабое фырканье, — Делать им больше нечего было…

— Погоди, — перебила я, — Ты не имел права выхода? — что у них там, казарменная система? Патрули на границах? — Как же ты оказался здесь?

— Я же неправильный онгер, — он скривился. Ему хотелось быть правильным, как он был правильным гиротом, — Я то, чего не бывает. Мне позволили выходить за пределы со своим шнурком. А потом я ушел. У изгнанников нет ленты. Изгнанник — не человек. Не онгер.

У изгнанников нет ленты. У изгнанников есть шнурок. Витой шелковый шнур, петля на шее. Проклятье, о чем я думаю?

— Тебя выгнали?

— Клятва, мама, — мягко напомнил он, — Я бы не успел за год.

— За какой еще год?

— За год. Я не успел бы исполнить клятву и вернуться к Гэасс-а-Лахр, с весны до весны.

Ух! Ну и манера излагать у моего "сыночка"! Какие-то обрывки, осколки, поди составь требуемую картину. Никакой последовательности. А еще в Каорене обучался, у мастера-игрока. Впрочем, он обучался грамотно собирать информацию, а не распространять ее.

— Сынок, — заявила я строго, — Твоя мать понятия не имеет, что такое эти твои Холодные Земли. Рассказывай, пожалуйста, не с пятого на десятое, а по порядку.