Тёмный путь - Николай Петрович Вагнер

такие сведения не нужны… да и вы, я не знаю… на что их собираете, а вот взамен их я был бы крепко благодарен тебе, если бы ты сообщила мне одно сведение, разыскала один адрес… Дочери одного нашего помещика… Она убежала сюда, с месяц тому назад и… пропала…

– Ну уж и пропала! У нас же ничего не пропадает. – И она опять засмеялась своим деланым смехом. – А как же ее зовут?

– Ее зовут Евгенией.

– Ну! Дальше.

– Евгенией Павловной Самбуновой…

– Самбуновой?.. Самбуновой… Это что ж: легальное или нелегальное имя?..

– Я не знаю, что значит «легальное» или «нелегальное»?..

– Ах ты, невинный младенец! – всплеснула она руками, засмеялась и хлопнула меня по руке своей записной книжкой.

– Постой, – сказала она, вставая. – Я, может быть, найду твою Самбунову… Погоди только немного.

Она порывисто поднялась с дивана и направилась за перегородку; но, сделав два шага, остановилась и так же порывисто подошла ко мне, наклонилась и спросила шепотом:

– А что, хороша эта Самбунова?.. Тебе нравится? Это невеста, что ли, твоя?.. А?..

– Она хороша… но не невеста моя…

Она пристально посмотрела на меня и погрозила мне пальцем.

– О! Собачатник!.. Так это ты за ней прискакал в Петербург?!

– Нет! Не за ней…

– Ну! Уж я знаю, что за ней!.. Не притворяйся!!

И она быстро прошла за драпировку. Довольно долго возилась там, что то отпирала, выдвигала, задвигала и вернулась ко мне полуодетая. Она сбросила платье и теперь явилась в полосатой юбке, закутанная легким серым пледом. В руках у нее была целая пачка маленьких листиков, скрепленных кнопиками, с алфавитом букв на полях. Она развернула листики на букве «С» и отыскала фамилию.

– Евгения Самбунова? – спросила она. – Так ведь имя твоей дульцинеи?

– Совсем не дульцинеи, а просто… доброй знакомой.

– Ну! Вот-вот, твоя «добрая» знакомая живет под именем Марии Крюковой, – а где именно живет и с кем живет – этого я теперь сказать тебе не могу… а завтра – да! Завтра… я это узнаю.

И она опустила листки в карман юбки и быстро близко, очень близко подсела ко мне на мягкий диванчик. Притом я заметил, что от нее сильно пахло какими-то крепкими духами.

– Ну! – заговорила она шепотом, наклонясь ко мне. – Покажи мне теперь ее карточку… Я же тебе сказала ее имя и скажу адрес ее, а ты теперь покажи мне ее карточку…

– Да у меня нет никакой карточки.

– Ну это вздор!.. Не может быть… Если ты будешь скрываться от меня… то и я тебе ничего не скажу и не покажу…

– Да, право же, нет у меня никакой карточки.

– Не верю! Покажи же твой портфель, портсигар или записную книжечку… Ну, где ты носишь ее карточку…

И не дожидаясь ответа, она своей маленькой рукой быстро скользнула в боковой карман моего сюртука и так же быстро, ловко, моментально вытащила оттуда портфель, вскочила с дивана и, спрятав руки за спину, захохотала и запрыгала.

XXIII

– Что?! Что?! Теперь ты в моей власти… И я могу узнать все твои тайны… и святые секреты.

– Никаких у меня тайн и святых секретов нет, – сказал я покойно, досадуя на свою оплошность. – Я постоянно держусь и проповедую то правило, чтобы между людьми не было секретов… Не должно быть секретов…

Она не слушала меня и рылась в портфеле.

– А это что за письмо?.. Можно прочесть?..

Я пожал плечами.

– Читай что хочешь… Я тебе говорю, что у меня нет секретов.

Она развернула письмо Лены и с неимоверной быстротой пробежала его.

– Ну! Это твоя святая… – сказала она, складывая его. – А это что такое? – И она вытащила какой-то счет и также пробежала его.

Осмотрев портфель, она сделала недовольную мину и раскрыла второе отделение. В нем лежали деньги. Она пересчитала их.

– Пятьсот восемьдесят три?.. Это все?! И ты с этим вернешься домой?..

– Если не истрачу здесь, то вернусь.

– А если истратишь?..

– То выпишу еще.

Она посмотрела на меня пристально и подсела ко мне.

– Послушай!.. Ты должен… пожертвовать… нам…

– На что?! На ваши планы и замыслы?! Я им не сочувствую.

И вдруг, неожиданно для нее, я быстро выхватил у нее из рук деньги и портфель, спрятал в карман и застегнули сюртук. У нее в руках осталась только одна трехрублевка.

– Как это мило и любезно! – проговорила она и спрятала трехрублевку к себе в карман.

– Так же мило, – сказал я, – как и лазить по чужим карманам и рыться в чужих портфелях…

Она отодвинулась от меня и посмотрела на меня насмешливо.

– Собачатник и собственник!.. – проговорила она. – Милые, симпатичные черты!!

– Я уважаю собственность… это правда…

– Да скажи же, пожалуйста, неужели там у вас, в ваших кружках, все такие… неразвитые субъекты?

– Если ты считаешь неразвитием уважение к собственности, то да! Мы в нашем кружке все такие. Мы избегаем и презираем всякое стеснение своих ближних…

– И равнодушно смотрите, как их теснят другие… Хороши младенцы!..

– Для нас хороши.

Она пристально посмотрела на меня и опять придвинулась ко мне.

– Послушай, – зашептала она, – хочешь, я тебя буду научать и развивать… Давай жить вместе… общими трудами… матримониально…

И она припала к моему плечу. Я хотел отстраниться, но отстраниться было некуда. Я был прижат к ручке дивана. Я хотел отодвинуть ее, но рука моя невольно раздвинула плед и встретила ее голые горячие,