Достоевский и предшественники. Подлинное и мнимое в пространстве культуры - Людмила Ивановна Сараскина

и о новой “советскости” последних лет. Страшную силу красоты в финале заменяет “сила культуры”, в которую необходимо “веровать”, т. е. культура подменяет собой культ или, скорее (как в случае Достоевского), желает с ним слиться. Так или иначе, но сила культуры, воистину велика: плюясь и ругаясь, “центр” все же поощряет спасителя “красоты”»83.

Гребенщиков при этом утверждает: «У каждого человека, даже у самого “тяжелого”, иногда возникает желание сделать что-то необоснованно хорошее. Чем больше хорошего он будет делать, тем больше положительной энергии будет накапливаться “на его счету”. Так что, как говорится, “мир спасут нелогичные акты благотворительности и бессмысленные акты красоты”!»84.

Борис Гребенщиков обычно отшучивается, отвечая на вопрос, как он придумывает свои песни. Его поклонники, да и многие музыканты любят говорить, что это не он придумывает слова и музыку, а слова и музыка придумывают его.

Песня о Достоевском, по мнению знатоков, представляет точную реакцию на «дух времени». Она построена на ассоциациях, которые вызывает в массовом сознании «Достоевский» – слово, имя, образ, понятие, комплекс смыслов. В целом это ассоциации сочувственные, «жалостливые». Достоевский в совокупности смыслов воспринимается как культурная ценность, которой хоть и угрожает опасность от «врагов культуры» (и поэтому ее нужно защищать и отстаивать), но которая способна преображать мир. Что касается самой красоты, ее нужно спасать всем миром – потому она что ослабела, подорвана, обескровлена, как впрочем, и гибнущая человечность.

Напомню высказывание о Достоевском Валентина Распутина. «Достоевский стоит не в ряду самых великих имен мировой литературы, впереди или позади кого-то, а над ними, выше их. Это писатель другого горизонта, где ему нет равных. Были и есть таланты блестящие, яркие, сильные, смелые, мудрые и добрые, но не было и нет (и не будет, на мой взгляд) явления в литературе более глубокого, более центрового, необходимого, более человеконаправленного и вечного, чем Достоевский. Человеческая мысль дошла в нем, кажется, до предела и заглянула в мир запредельный… Похоже, что кто-то остановил руку великого писателя и не дал ему закончить последний роман, встревожившись его огромной провидческой силой. Это было больше того, что позволено человеку; благодаря Достоевскому человек в миру и без того узнал о себе слишком многое, к чему он судя по всему, не был готов»85.

Эту очевидную «неготовность» иллюстрирует и недавнее высказывание Б. Гребенщикова. «Достоевский – ужасно больной человек. Он гений языка, но он больной человек. Читать его безумно сложно. У него страшно тяжелый язык. Он правдивый, но очень тяжелый. Когда человек в себе не гармонизирует действительность, это признак болезни. Потому что жизнь лучше, чем описывает ее Достоевский. Нужно быть чудовищем, чтобы жизнь в своих произведениях сделать хуже, чем она есть»86.

Как тут не вспомнить стихотворение В. Набокова: «Подумал Бог: ужель возможно, / Что всё дарованное Мной / Так страшно было бы и сложно?» Однако если термин «чудовище» воспринимать в русле поэтики Гребенщикова, то это будет точной рифмой к словам Распутина: Достоевский сделал больше, чем позволено человеку

Впрочем, современные авторы не прочь предъявлять Достоевскому старые претензии: будто дар его сверлящий, дух взвинченный, диалектика гипнотизирующая; что он видит человека во зле, но не видит в творчестве, видит в мрачном страдании, но не видит в светлой радости и любви, и потому его «односторонний» гений представляет собой великую духовную опасность87.

Думаю, это пустые и ложные страхи.

Процитирую фрагмент интервью Гребенщикова. «Я считаю, что если бы человеческий род был бы совершенен, то группа “Аквариум” была бы самой покупаемой на планете за последние 20 лет. Потому что мы делаем самую лучшую музыку – мы делаем красоту. Есть одна история про знаменитого Рамакришну, который вышел в поле, увидел стаю летящих журавлей и, ошеломленный красотой этой стаи в этом небе, упал в обморок. Вот это правильное действие искусства. От наших песен нужно падать в обморок»88.

Песня Гребенщикова из альбома «Беспечный русский бродяга», с подзаголовком «Омские архивы» (так называется слайд-шоу на песню), прекрасным образом демонстрирует как раз такой обморок. Однако, убежден поэт, «если песни спрашивать – родные мои, о чем вы? – можно их обидеть и прозевать. Поэтому, о чем эта песня – как вам кажется, о том и будет. Ведь песня не мое зеркало, а ваше. И когда вы ее слушаете, вы слышите то, что у вас в душе»89.

«Мастер смыслов», – как иногда называют Б Г его преданные поклонники. Поэт, сочиняющий под музыку, так называет он себя сам.

Достоевский – в его поэзии и музыке – защищен от злых и враждебных стихий.

Примечания

1 Гёте И.В. Поэзия и правда: Из моей жизни. Пер. Н.А. Холодковского. Вступ. статья и прим. Е.М. Браудо. Пг., М.: [Гос. изд-во], 1923. Часть 1. С. 13.

2 Рубанова Н. Правдивый вымысел // Вечерняя Москва. 2019. № 19. 16–23 мая. С. 23.

3 Там же.

4 См.: Баташев А. Мой… Михаил Булгаков // Story. 2019. № 5. Май. С. 60. Курсив мой. – Л.С.

5 Там же. Выражение белорусского писателя Алеся Адамовича, близкого друга братьев Климовых.

6 См.: Достоевский в карикатурах // https://yandex.ru/images/search?text=%DO% 94%D0%BE%Dl%81%Dl%82%D0%BE%D0%B5%D0%B2%Dl%81%D0%BA%D 0%B8%D0%B9%20%D0%B2%20%D0%BA%D0%B0%Dl%80%D0%B8%D0%BA %D0%B0%Dl%82%Dl%83%Dl%80%D0%B0%Dl%85&stype=image&lr=213&so urce=wiz (дата обращения: 05.12.2020).

7 Брусовани М. Графические и живописные портреты Достоевского // Образ Достоевского в фотографиях, живописи, графике, скульптуре. СПб.: Кузнечный переулок, 2009. С. 149–150.

8 Некрасов Н.А. Полное собрание сочинений и писем: в 12 т. М.: Гослитиздат, 1948–1953. Т. 1. 1948. С. 423–424.

9 [Минаев Д.Д.] «Бесы» Федора Достоевского // Искра. 1873. № 6. 21 февраля. С. 5–6.

10 Литературное Домино. [Минаев Д.Д.] Кому на Руси жить хорошо // Искра. 1873. № 12. 14 марта. С. 7–8.

И М. [Минаев Д.Д.] Фотографические карточки. V. На союз Ф. Достоевского с кн. Мещерским // Искра. 1873. № 2. И февраля. С. 7.

12 Страхов Н.Н. Воспоминания о Федоре Михайловиче Достоевском // Биография, письма и заметки из записной книжки Ф.М. Достоевского. СПб.: Типография А.С. Суворина, 1883. С. 328.

13 Проводы тела Ф.М. Достоевского и его погребение // Там же. Приложения. С. 92.

14 Арсеньев А. 1 февраля 1881 г. Кладбище Александро-Невского монастыря // Там же. С. 97.

15 Надсон С. Памяти Ф.М. Достоевского (1881) // https://rupoem.ru/nadson/kogda-v-chas.aspx (дата обращения: 14.05.2019).

16 См.: Фридлендер ГМ. Достоевский и Вячеслав Иванов // Достоевский. Материалы и исследования. Т. 11. СПб.: Наука, 1994. С. 132–144.

17 Д. Мережковский цитирует (неточно) строки из стихотворения поэта Я.П. Полонского «Блажен озлобленный поэт…» (1872). У Полонского: «Он с нами пьет из общей чаши, / Как мы отравлен – и велик».

18 Мережковский Д.С. О «Преступлении и наказании» Достоевского // Русское обозрение. 1890. Т. II. Кн. III. С. 155–156.

19 Иванов Вяч. Борозды и межи. М., 1916. С. 5–7. Курсив мой. – Л.С.

20 Эрн В.Ф. Сочинения. М.: Правда, 1991. С. 89.

21 Там же. С. 90.

22 Булгаков С.Н. Венец терновый. Памяти Ф.М. Достоевского. СПб.: