"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция (СИ) - Шульман Нелли

— Теннис, — ответил мужчина.

— Ну да, вот и у нас с тобой — стороны, — она смахнула темные локоны с его лба и рассмеялась: «Ты все-таки очень красивый. Но я не сразу в тебя влюбилась, не когда увидела. Не с первого взгляда».

Он рассмеялся. «Знаю, знаю, с первого слова».

— Что это ты мне тогда сказал? — она прищурилась, вспоминая: «Луч огня из ваших глаз врасплох настиг меня. О, госпожа, я стал их узник пленный!».

— Ну а что? Так оно и есть, — смешливо сказал мужчина, глядя в ее искрящиеся в пламени свечей глаза. «Пять лет уже, и никуда бежать не собираюсь, не думай».

— А у меня, кстати, больше знает, — зевнул он, придвигая женщину к себе. «Брат — но тут можно не беспокоиться, начальство, Джованни в Риме знает — он мой единственный друг тут.

Три человека».

— У тебя хотя бы друг есть, — горько сказала женщина. «А у меня никого. И писать нельзя».

— Следующим летом, — сказал мужчина, гладя ее по щеке. «И уже навсегда».

Потом они допили вино и заснули — он так и не выпустил ее из объятий, она так и не сняла головы с его плеча. Они спали спокойно, без сновидений, — за окном вставал рассвет, начинался золотой день тосканского лета, — а они все спали, обнимая друг друга.

Пролог

Испания, Гвадалахара, осень 1575 года

Гнедой конь поднимался вверх, по выложенной плоскими камнями, построенной еще римлянами дороге. Мужчина прищурился и посмотрел на мельницы — их белые стены в лучах заката казались отлитыми из огня. Лопасти медленно вертелись — дул томный, еще теплый южный ветер.

Вокруг лежали рыжие виноградники, у дороги рос желтый боярышник, и почти облетевший миндаль. Мужчина вдруг потянулся и сорвал орех — в коробочке, покрытой нежной коричневой шерсткой.

Он повертел его в пальцах и, улыбнувшись, прижал к щеке — подумав, что очень, давно не держал в руках ничего такого. «Все-таки, — подумал он, — и на суше иногда бывает неплохо».

Всадник взглянул на бежевую траву, и серебристые оливы, на черные пятна овец, и чуть пришпорил коня.

Оказавшись на холме, он увидел внизу красные черепичные крыши, и багрянец гранатовых деревьев. На узких, каменных улицах росли отцветающие каштаны. У постоялого двора, спешившись, закинув голову в небо, он посмотрел на темно-зеленые стрелы кипарисов. С колокольни напротив, били к вечерне.

Он перекрестился, и, преклонив колено у входа, окунул пальцы в чашу со святой водой.

Уже оказавшись у себя в комнате — чистой, с одним только распятием темного дерева над узкой кроватью, он подошел к окну и посмотрел на стены дворца, поднимавшиеся вверх, совсем рядом.

— Почему я? — он встал и заходил по кабинету. «Я только пришел, Джон, дай мне хоть отдохнуть немного. И потом, — он помедлил, — я никогда не работал на суше».

— Работал, — Джон запечатал какие-то письма. «В Новой Андалусии, в Мексике, в Картахене — мне тебе напоминать? У тебя отлично получается».

— То другое дело, — поморщился он и посмотрел на осенний дождь за окном. «То Новый Свет, у нас там свои, — он усмехнулся, — правила».

— Испанский у тебя такой, как будто ты родился в Эскориале, — Джон встал и подошел к нему — разведчик был ниже. «На континенте тебя никто не знает. И потом, — он прервался, и вздохнул — я же тебе еще во время оно сказал, Стивен — у меня нет более бесстрашного человека, чем ты.

Ворон улыбнулся, все еще смотря в окно.

— А тут нужно будет бесстрашие? — спросил он.

— Тут нужно будет сумасшествие, — сердито ответил Джон. «Чтобы удалось, то, что я задумал».

Маша тогда вздохнула, не поднимая черных глаз, и сказала:

— Хорошо, я понимаю. Жалко, конечно..

Он увидел, как на ее ресницах повисли слезы и мягко проговорил: «Я быстро. Сделаю все, что надо, и вернусь. Всю зиму буду дома, до марта. Ну, иди сюда, не плачь, — он вдохнул ее запах, — свежий хлеб и пряности. Сжав зубы, Степан напомнил себе, что это — его долг.

Выполнять его становилось все труднее, и Степан, закрыв глаза, представил себе ту даму, что порекомендовал ему Фрэнсис: «Очень надежная девушка, следит за собой, совсем молоденькая, — как раз в твоем вкусе, — друг усмехнулся.

По возвращении в Лондон Ворон провел с Кэтрин две ночи, и сейчас только воспоминания о девушке помогли ему сделать то, чего ждала от него жена.

Потом он быстро поцеловал ее, — сделав вид, что не заметил, как потянулась к нему Маша, и сказал: «Я проверил, как мальчики читают — ты молодец. Уже можно их за Евангелие сажать.

Я им пони заказал, когда в Лондоне был — скоро привезут. Вернусь — начну их верховой езде учить».

— Спасибо, — улыбнулась жена. «Потом, наверное, учителя им нанять надо будут, как, старше станут».

— Да, — он поднялся. «Я еще подумаю, что со школой, делать — в какую, лучше отдать их. Ну ладно, я до обеда у себя буду — дела».

В кабинете, просматривая те бумаги, что ему дал Джон, он вдруг подумал, что разведчик прав — если это удастся, это будет невероятно. «И Петьке там у себя, во Фландрии, станет легче, — Степан улыбнулся, и вспомнил, каким брат приехал домой в сентябре.

— Все, — сказал Петя, накладывая себе устриц. «Последний год, Степа, и потом — более никуда. Долг свой перед страной я выполнил, рисковать жизнью — мне скоро тридцать, не мальчик я уже, чтобы от этого удовольствие получать. Нет, хватит. Жена, дети, дом в деревне».

— А торговля? — Степан посмотрел на брата.

— Да, но без всех этих «поручений» — брат смешно передразнил Джона.

— Был я тут кое-где, докладывал о планах Хуана Австрийского и о том, что происходит при папском дворе, так ее королевское величество меня потом отвела в сторону и сказала:

«Надеюсь, что у вас все сложится так, как вы хотите, дорогой мистер Кроу». Понял? — Петя улыбнулся.

— Да, — Степан обвел глазами стены подвальчика. «Все же страна эта, Петька, нас приняла, мы ей всем обязаны. Где бы мне еще военный корабль доверили, в двадцать два года? Так что я сколь жив — буду ей служить».

— Можно, — Петя отпил вина, — я теперь буду служить деньгами и головой? У тебя вон двое сыновей, а я еще бездетный.

— Но, — брат закинул руки за голову, — я тебе обещаю, Степа, через девять месяцев после венчания нашего — жди приглашения на крестины, — он усмехнулся.

— Как ты с ней, замужней, венчаться собрался? — взглянул Степан на брата и застыл — синие глаза были холодными, как лед.

— К тому времени она уже будет вдовой, — спокойно сказал Петя и налил себе еще вина.

Он встал рано утром и спустился вниз. В церкви уже начиналась служба, и, пересекая площадь, он увидел того, кто и был ему нужен.

— Сеньор Антонио, — нагнал он невысокого человека в черном бархатном берете.

«Здравствуйте, я дон Эстебан, вам писали обо мне из Мадрида».

— Конечно, — Антонио Перес, государственный секретарь королевства Кастилии и Леона улыбнулся. «Добро пожаловать в Ла-Манчу, дон Эстебан. Были вы у нас раньше?»

— Нет, — они зашли в церковь. «Я еще мальчишкой уехал в Новый Свет, и вот только сейчас вернулся», — ответил Воронцов.

-Наш резидент в Мадриде напишет рекомендательное письмо Пересу, — сказал ему Джон.

— А Перес будет его читать? — усмехнулся Ворон.

— Я уж тебе не буду говорить, какую должность занимает наш резидент, ни к чему тебе это, — кисло ответил разведчик. «Но поверь мне, письма от него распечатывают в первую очередь».

— И помни, Перес пляшет под дудку принцессы Эболи, он из семьи вассалов ее покойного мужа. Что вдова ему скажет — то он и сделает. Кастильцы, сам понимаешь, для них честь сеньора — до сих пор не пустые разговоры.

— Вдова? — он зевнул. «Сколько ей лет-то? Старуха?»

— Тридцать пять, — ответил Джон.

— Ну и я говорю — старуха, — хмыкнул Ворон.

— Очень строгих правил, после смерти мужа, два года назад, ушла в монастырь, как это там принято, и вот только летом из него вернулась. Неглупая женщина, и ведет политику покойника — ты же знаешь, он был противником герцога Альбы, и выступал против усиления власти короля, — разведчик улыбнулся.