"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция (СИ) - Шульман Нелли

— Лоренцино убил тогдашнего тосканского герцога, Алессандро Медичи, и бежал — сначала в Турцию, потом во Францию, а потом уже сюда, — ответил юноша.

— Далеко же он бегал, как я посмотрю, — Марта подняла голову и вдохнула свежий, вечерний воздух.

— Да, — Филип тоже остановился, — герцог Козимо Медичи, — отец нынешнего, — поклялся, что кровь Алессандро не останется неотмщенной. Это было давно, — Филип чуть поморщил лоб, — почти тридцать лет назад.

— Мы тогда с вами еще и не родились, сэр Филип, — рассмеялась женщина. Они говорили по-английски.

— У вас очень красивый акцент, миссис Марта, — вдруг сказал юноша. — Не итальянский, нет.

— Ну, я же все-таки полька, сэр Филип, — она взяла протянутый им мешочек с зерном и стала кормить голубей. Птицы клекотали на серых булыжниках.

— Есть такая картина, — Марфа обернулась и увидела, как блестят серые глаза молодого человека, — в Генте, во Фландрии, в соборе святого Бавона. Там в алтаре есть Мадонна, похожая на вас, миссис Марта.

Белый голубь сел на плечо женщины, распахнув крылья. Она улыбнулась:

— Вы же не католик, сэр Филип. Что вам Мадонны?

— Миссис Марта, — она обернулась, — так изменился его голос, — ради вас я готов стать хоть католиком, хоть кем — мне все равно! Только бы вы меня не прогоняли.

— Я вас не прогоняю, — она посмотрела на его красивое, еще совсем молодое лицо. — Вы просто не видели еще жизни, а я… — юноша заметил маленькую, и от того — еще более горькую складочку в уголке ее прелестно вырезанных губ.

— Я вас старше на четыре года, я вдова с двумя детьми — не думаю, что ваша семья, которая занимает такое высокое положение в Англии, будет рада, если вы меня привезете туда, как свою любовницу.

— Я и подумать не мог бы, миссис Марта, оскорбить вас таким предложением, — горячо ответил юноша. — Я не коснусь вас до тех пор, пока вы не станете моей женой, так, как это велит нам закон Господа.

Женщина вздохнула. Будто услышав ее, голуби — серые, белые, пестрые, — поднялись с камней площади. Перекликаясь, птицы устремились в низкое, прозрачное, зимнее небо.

— Пойдемте, — позвала своего спутника Марта. «Мне пора домой, к детям».

Уложив дочь и сына, она вышла на балкон, накинув шаль. Юноша все еще стоял внизу, спиной к ней, смотря на темную воду канала.

— Спокойной ночи, сэр Филип, — проговорила она мягко. «Все хорошо, завтра будет новый день».

— Да хранит вас Господь, миссис Марта, — женщина услышала слезы в его голосе, и вдруг, сама не зная почему, сказала: «Давайте завтра все вместе поедем на Мурано — на целый день. Поедим у рыбаков, подышим морем».

— Спасибо, — он посмотрел вверх, и Марта увидела, как он улыбается. «Я буду думать о вас до тех пор, пока не увижу снова».

Филип шел домой и бормотал про себя стихи.

Здесь, в Венеции, это случалось само собой — под сенью золотистого, постепенно тускнеющего заката, в окружении камня, воды и неба. Он вспомнил, как опустился голубь на плечо Марты, и серые перила балкона, нависшего над узким каналом. Она стояла там, будто та гентская мадонна, — наклонив изящную, бронзовую голову.

Дома он сразу потянулся за пером и чернилами. Как и всегда, если уж оно было внутри — оно сразу вырывалось наружу — такое, как надо, такое, каким сотворил его Господь.

Перечитав, он сделал всего несколько поправок, а потом, посмотрев в пламя свечи, подумал, что все равно — ни один поэт, или художник, даже мастер Гентского алтаря, не сможет хоть на мгновение стать подобным Всевышнему.

— Потому что только Бог может создать такое совершенство, как Марта, — пробормотал он, встряхнув белокурой головой. «Я не могу, как бы я ни старался». Он перечитал еще раз — медленно, внимательно:

Глаза, красою движущие сферы, — Вы свет отрад, отрады блага льете, Вы научили чистоте Венеру,  Любовь осилив, силу ей даете, Ваш скромный взор величествен без меры, У вас жестокость правая в почете, — Не прячьте свет свой, не лишайте веры,  Над головой светите в вечном взлете! Утрачу свет их — жизнь моя в ночи Забудет дух питать, в томленье пленный. Глаза, с высот дарите мне лучи. А коли повелит огонь священный Заснуть всем чувствам, хладу стыть в крови,  Да будет гибель Торжеством Любви!

— Да, — сказал Филип, улыбнувшись, — это про нее.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Засыпая, он подумал, что пройдет какие-то несколько часов — и Марта опять будет рядом с ним — маленькая, даже на своих дзокколи, — все равно маленькая, — как ребенок, — изящная, пахнущая жасмином, с этой своей легкой, сводящей с ума улыбкой.

Она будет сидеть в лодке, в платье бронзового шелка, зеленоглазая, и, может быть, даже подаст ему руку, когда будет выходить на пристани.

— Счастье мое, — прошептал Филип, закрывая глаза.

— Вот, читай, — Марта перебросила Веронике исписанный лист бумаги. — Это он мне сегодня принес.

Женщины сидели у камина — погода к вечеру испортилась, лил дождь, и было сыро.

— А съездили мы отлично, — Марта лениво потянулась.

— Теодор набегался, помогал рыбакам выгружать улов, испачкался с ног до головы, но был счастлив. Мальчик есть мальчик. Тео тоже — Филип рассказывал ей про королевский двор в Лондоне, его дед же был в свите покойного короля Генриха.

— Это прекрасно, Марта, — подняла Вероника карие глаза. «Можно, я перепишу себе?».

— Ну конечно, — улыбнулась женщина и вдруг помрачнела: «Он сделал мне предложение».

— И ты, его, конечно, не приняла, — вздохнула подруга.

— Ему двадцать один год, — Марта потянулась и налила себе подогретого вина со специями.

«Вряд ли его семья будет счастлива, увидеть новую леди Сидни, католичку, старше его, с приплодом на руках».

— Ты можешь перейти в англиканство, — пожала плечами Вероника.

— Могу, — Марта выпила, — но все равно, милая, я не хочу выходить замуж за человека, которого не люблю. Хотя детям, — женщина помедлила, — с ним хорошо. Он же сам еще как мальчишка.

Марта помолчала и, не смотря на Веронику, спросила: «Он был у тебя?».

— Один раз, — куртизанка тоже выпила. «Я же, как кампо Сан-Марко — каждый вновь приехавший считает своим долгом меня посетить, зря я, что ли, в каталоге, на первой странице? И потом, не забывай, он живет на те, деньги, что дает ему отец — а я стою очень дорого».

— И как он? — тихо спросила Марта.

— Он нежный, — зевнула куртизанка. «Юноши — они все такие. Но я у него была не первая».

Женщины помолчали, каждая думая о своем.

— Ладно, давай спать, у меня завтра новый клиент, — Вероника забралась в постель. «Человек без воображения — прислал деньги, а не подарок. Правда, много».

Марта взбила подушку, и Вероника вдруг спросила ее: «Скажи, а, правда, что в гареме женщины, ну, с другими женщинами…»

Та усмехнулась. «Ну, если в перерыве между отравлениями, удушениями и ядовитыми змеями в твоей спальне ты найдешь время этим заняться — то можно, да».

Вероника расхохоталась и поцеловала подругу в щеку: «Спокойной ночи!»

Он отпустил лодочника и зашел в палаццо, в который раз подумав, что на те, деньги, что он ей послал, можно было вооружить корабль. Не то, чтобы он был скупым человеком — на хороших женщин золота было не жалко, но такой цены он не видел еще ни разу.

— Ладно, — он быстро поднялся по лестнице, — посмотрим, что там за такая Вероника.