Стихотворения - Балинт Балашши

было сердцу мило,

Стало тусклым, как могила.

Сердце бьется робкой ланью,

Обреченное закланью,

Ты вольна державной дланью

Положить конец пыланью.

Ты — дворцовый сад султана,

Возносимый неустанно,

В мире нет стройнее стана,

Роза в шелесте фонтана!

Юлия — царица ночи,

Ослепительные очи,

Очи гневные жесточе

Самых черных средоточий.

Я твой подданный навеки,

Пред тобой смежаю веки,

Все святое в человеке

Предаю твоей опеке! —

Так твердил я одичало

Без конца и без начала,

А она не отвечала —

Улыбалась и молчала.

(Р. Дубровкин)

СОРОКОВОЕ

Мольба к Купидону, в которой поэт сравнивает себя с саламандрой, утверждая, что, будь Юлия добра к нему или немилосердна, он не сможет жить без ее любви, подобно тому, как саламандра не может жить без огня.

На мотив «Лишь тоска и горе»

Я пленник твой давно — стрелою пронзено

слепое сердце это.

Злокозненный палач, ты счастлив слышать плач

влюбленного поэта.

О тягостный итог! Не будь ко мне жесток:

я долго ждал ответа.

Воспоминаний яд стихи мои таят

и злую скорбь разлуки.

Я чувство воскресил, но не достало сил

избавиться от муки.

Привел к безумью гнев: от горя опьянев

бежал я, близорукий.

Усталый гаснет день, на землю сходит тень,

смежая людям очи.

От праведных трудов вдали от городов

почиет скот рабочий.

И только у меня и среди бела дня

душа чернее ночи.

Бесчувственный божок, ты сердце мне обжег

необоримой страстью.

Куда я ни пойду, горю в твоем аду,

твоей терзаюсь властью.

Со мною каждый миг ее глаза и лик

к несчастью или счастью!

Земной отринув тлен, в душе запечатлен,

навеки чист и молод,

Ее небесный взор. Амур, ты — мой позор!

Я страстью перемолот.

Любовный жар умерь, все отдал бы теперь

я за бездушный холод.

Но что я говорю? Я жив, пока горю,

я жив, пока тоскую.

Как саламандра — зной, ищу я жар хмельной,

жаровню колдовскую.

Счастливый не поймет, чем сладок горький мед!

Даруй мне смерть такую!

Сияньем глаз ее зажглось нутро мое, —

о, мука золотая! —

Так ярый воск свечей от солнечных лучей

кипит и льется, тая.

От смертного огня должна спасти меня

любовь ее святая.

Без мраморной росы в рассветные часы

цветы стоят в печали.

Так жизнь моя тускла, та жизнь, что расцвела

безудержно вначале.

У сердца отнял ты богиню, чьи черты

сиянье излучали.

Как вышло, что в одном создании земном

соединились разом

Восторг души святой с природной добротой

и просветленный разум?

И женственная стать, способная блистать

наперекор алмазам!

Глаза, как две звезды, прекрасны и горды,

чело белее снега.

Румянцем по щекам, подобно цветникам,

любви разлилась нега.

Невольник этих щек, я счастьем пренебрег

и не искал побега.

Но, кроме красоты, зачем вручил ей ты,

стрелок Венеры грозной,

Немилосердный нрав? Зачем, любовь поправ,

горят тысячезвездно

Жестоких глаз огни? — Тиранство прогони,

Амур, пока не поздно!

Что сделать я могу? Слова гудят в мозгу,

несносные, как пчелы!

Слагаются в стихи! — Казнимый за грехи,

брожу я, невеселый.

Но, движимы тоской, гудящею строкой

во тьме бегут глаголы.

Я не жалел похвал, я к Юлии взывал

коленопреклоненный:

«Несносен жар в груди, богиня, остуди

мой пыл уединенный!

В страданьях не покинь!..» Я прошептал: «Аминь».

И сник главой плененной.

(Р. Дубровкин)

СОРОК ПЕРВОЕ

De Julia venante[68]

Стихотворение об охоте Юлии, посланное ей в письме

De voce ad vocem ex Angeriano[69]

На ту же мелодию

Однажды у ручья, где Юлия моя

охотилась в дубраве,

К ней нимфа подошла: «Мой ангел, что нашла

ты в рыцарской забаве?

Зачем бродить в лесах, когда на небесах

ты красоваться вправе?»

Охотясь день-деньской, красавица такой

не ожидала встречи.

В лесу не до бесед: расшнуровав корсет,

она открыла плечи.

И нимфа вод речных при виде чар земных

лишилась дара речи.

«Ужели не одна (подумала она)

на свете есть Диана?

В ловитвенном пылу опять она стрелу

достала из колчана!

И кудри точно ночь! Так только неба дочь

божественно румяна!»

Прекрасны и быстры, они как две сестры

по росту и обличью!

Нет равных им в седле — кто лучше на земле

являет стать девичью,

Когда в притихший лес с копьем наперевес

летят они за дичью.

Охотниц нет хитрей, но только на зверей

войной идет Диана!

А Юлия порой живет иной игрой —

ей жизнь людей желанна.

Попался на прицел, беги, покуда цел.

Смертельна эта рана.

Гоняться мало ей, владычице моей,

за вепрем и оленем.

На вертеле ее есть сердце и мое,

и с поздним сожаленьем,

Уставши от погонь, смотрю я, как огонь

к сухим ползет поленьям.

(Р. Дубровкин)

СОРОК ВТОРОЕ

Inventio poetica[70],

описывает ссору Юлии с Купидоном

На ту же мелодию

У Юлии гостя, крылатое дитя

в мечтах о сладком плене

Уснуло наконец, но юный сорванец

На ложе томной лени

Себе не