31 августа - Лоранс Коссе

— Эту сумку я тоже возьму, — заявил Индеец. — Кое-что оттуда мне скоро понадобится: ключи от твоего "фиата", от гаража, пульт для ворот…

— Там есть вещи, которые мне нужны, — сказала Лу, — особенно если придется уехать за границу: мое удостоверение личности, бумажник.

— После разберемся, — сказал механик.

Он протянул Лу открытую торбочку:

— Вынь мне для начала ключи от гаража и машины. И от квартиры, естественно.

Лу повиновалась. Индеец повесил торбочку себе на плечо, левой рукой взял дорожную сумку. Перед дверью он замедлил шаг.

— Спокойно пойдешь со мной до гаража, — предупредил он. — И если мы кого-то встретим, ты не пикнешь. Только попробуй заорать! Если мне придется бежать, если меня сцапают, знаешь, что я скажу копам? Я скажу: я как раз уговаривал ее пойти в полицию. Ей есть что рассказать, а у меня есть бумага, которая вас наверняка заинтересует.

Он пропустил Лу вперед и держал ее за руку, пока закрывал дверь.

В лифте он сразу нажал на кнопку "подвал", словно знал дом как свои пять пальцев. Лу старалась не упустить ни одного его движения. Они вышли в темный коридор с гаражными отсеками. Индеец не стал нашаривать выключатель, казалось, он все здесь давно изучил.

В гараже он зажег свет, взял Лу за локоть и подвел к багажнику.

— Наверно, тебе это не очень понравится, — сказал он, — но ехать придется здесь.

Он открыл багажник.

Лу шагнула назад:

— Вы не можете запереть меня там!

— Всего на пару часов, — ответил Индеец. — Его рука держала локоть Лу словно тиски.

— Но я не понимаю зачем, — закричала Лу. — Давайте я сяду назад. Если вы хотите, чтобы меня не было видно, я… я лягу на пол…

— Ты слишком много споришь, — сказал Индеец.

Он вынул из кармана что-то вроде ремешка — видно было плохо, он все делал быстро — и связал ей запястья. Лу понимала, что, если она закричит, он убьет ее. Потом он два раза обернул ей лицо какой-то косынкой и завязал узел. Движения его были быстрыми и точными. Без особых церемоний он затолкал Лу в багажник, немного сдвинул ткань, чтобы освободить нос, и захлопнул крышку.

Лу заплакала навзрыд. У нее болело правое бедро, наверно, падая она ударилась о край багажника. Она услышала, как завелся двигатель; машина тронулась, вырулила и стала набирать скорость.

Она долго плакала в темноте. Щеки были мокры от слез. Она крепилась изо всех сил, когда обнаружила на своей лестничной площадке механика из мастерской, и потом, когда поняла, что ему от нее нужно, — именно от этого она всячески пыталась увернуться последние три недели. Но когда ее схватили, связали, и, как сверток, швырнули в багажник, она сдалась. Ей вспомнилась старая истина: мужчина и женщина могут быть наравне до тех пор, пока мужчина не поднимет на женщину руку. Правило, знакомое сызмала, — ей казалось, она уже вытравила его из памяти.

Она пошевелила подбородком, насколько это было возможно, и после долгих усилий чуть ослабила узел.

Машина двигалась ровно, наверно, они уже выехали из города и катили куда-то в сторону полей и лесов. Понемногу Лу успокоилась.

Когда он закинул ее в багажник, она упала на спину, ноги оказались притянуты к животу, колени прижаты друг к другу. Крышка захлопнулась, и она очутилась в ящике, как будто подогнанном под ее размеры. Этот багажник, который раньше казался таким большим, багажник ее машины, был ей едва впору, по длине, ширине, высоте, и то если подобрать ноги. Она лежала в такой позе, потому что никак иначе лежать не могла. Она попробовала перевернуться, но ничего не вышло. Невозможно было лечь на бок, свернувшись калачиком, ни вытянуться, ни распрямить спину. Спина упиралась в пол багажника, но поскольку места было мало, пришлось согнуть шею и приподнять голову.

Хорошо хоть косынка завязана впереди, около рта. С узлом на затылке лежать было бы еще неудобней. Очевидно, Индеец все продумал, все просчитал: ее рост метр семьдесят три, вес шестьдесят шесть килограммов, размеры багажника "фиата-уно", как лучше завязать косынку…

Все не так ужасно, сказала себе Лу. Я могу дышать, мне не так уж и плохо. Шума меньше, чем она себе представляла, он не оглушал ее. Даже хорошо, что багажник тесный. На поворотах она упиралась в стенки то ногами, то головой. В "мерседесе" было бы куда хуже, говорила она. В огромном багажнике меня бы мотало туда-сюда, било бы о стенки — я точно свихнулась бы.

Ее беспокоило только, что придется пролежать так несколько часов, не меняя положения. Каждая выбоина отдавалась в ее теле; прижавшись спиной к железному полу, она чувствовала каждую неровность дороги, каждый камешек на шоссе. Ничего, повторяла она. Все нормально.

Время, которое она провела в багажнике, казалось ей бесконечным, трудно было понять, сколько часов прошло — два или шесть. Проносились в памяти какие-то обрывки рассказов о людях, побывавших в плену или долгое время находившихся под завалом. Когда ты один в темноте и невозможно узнать, который теперь час, надо попытаться сохранить представление о времени, включить свои внутренние часы, определиться во времени суток, потом в календаре, потом… Пятница, девятнадцатое сентября, — начала Лу. Он заявился ко мне около девяти, мы вышли из дома примерно через полчаса. Сейчас, наверно, почти полдень. Пятница, девятнадцатое сентября, середина дня, где-то так.

Она вспомнила еще, что расчеты всегда оказывались неверны. Освободившись из заточения, люди удивлялись своей ошибке — в действительности времени прошло гораздо больше или гораздо меньше, чем им казалось.

Она попыталась определить и свое местонахождение — по звукам, которые доносились снаружи. Это оказалось еще труднее — она слышала только ближайшие звуки: шорох колес по асфальту, стук мелких камешков по машине. Вот если бы двигатель перестал работать и автомобиль надолго остановился, догадаться было бы проще. Но водитель не собирался останавливаться. Лу не могла даже различить на слух, одни ли они на дороге или в потоке других машин на забитом шоссе.

У нее болели колени — ноги приходилось держать согнутыми; болел затылок и плечи. Это не так страшно, снова подумала она. Моей жизни ничто не угрожает. Этот человек не может просто избавиться от меня: не убьет же он курицу, несущую золотые яйца. Я нужна ему, я должна постоянно помнить об этом. Я — его деньги.

Но перед глазами тут же возникала картина: она стоит перед журналистом, охотником за сенсациями, он заставляет ее говорить, повторять, перечислять подробности, фотографирует ее. Она этого не хотела.

Она этого не хотела. Она не будет говорить. Вот как она поступит — дождется встречи с журналистом и объяснит ему: "Мне нечего вам рассказать, я ничего не видела, этот человек шантажирует меня ради денег, и ему наплевать, что я не имею к этой аварии никакого отношения; он похитил меня, но с таким же успехом мог похитить кого угодно…"

И что тогда? Шантажист может съехать с катушек, разозлиться и наброситься на Лу и на журналиста. Или сбежит, поняв, что его план провалился.

Так он тебе и сбежит. Эта скотина все обдумал и, конечно, не растеряется. С него станется привлечь журналиста на свою сторону, и Лу окажется лицом к лицу с двумя тварями вместо одной. "Строит из себя невинную, — скажет Индеец. — Естественно. На ее месте вы бы делали то же самое. Она три недели молчала, она, понимаете ли, не хочет ничего говорить. Как вы думаете — почему? Потому что ей есть что скрывать, кой-какие грешки… Вот что я вам предлагаю: проверим, все очень просто, и вы увидите, кто говорит правду".

В эту минуту "фиат" сбросил скорость. Секунда, еще одна — и двигатель затих.

Лу вся сжалась от страха. Она услышала, как дверца открылась и закрылась, щелкнул замок. А потом ничего.

Никогда еще ей не было так страшно. Она подумала: машина в огне, услышала треск пламени. В нос ударил запах бензина.

Проходили минуты или часы. Она как-то обмякла, может быть, потеряла сознание. Очнулась она от легкого прикосновения и долго не понимала, что это: ее обдувал ветерок.

Где-то в отдалении послышался гул двигателя. Она вздохнула с облегчением — гул приближался. Вскоре машина остановилась, двигатель заглушили. Прошла еще одна бесконечная минута, потом хлопнула дверца, и багажник распахнулся. Перед ней стоял Индеец; Лу закрыла глаза.

— Давай, — сказал механик, — небольшой передых.

Лу открыла глаза. Она увидела над собой листву, лиственный свод, где-то далеко. Пахло лесом, землей. Можно было наконец разогнуть ноги. Индеец снял с ее рук ремень, а заодно снял и часы — их он сунул к себе в карман. Развязал платок.

— Выходим, — сказал он.

Когда Лу села, у нее вновь заболело бедро. Кружилась голова. "Фиат" стоял на какой-то поляне, в лесу. Рядом стояла еще какая-то машина темно-синего цвета. Солнце проглядывало сквозь ветки деревьев. Слышалось только, как ветер гулял между веток и пели птицы.