На языке врага: стихи о войне и мире - Александр Михайлович Кабанов

не страшно, господи, висеть – промежду корюшкой и воблой?

Висеть в двух метрах от земли, а там, внизу – цветет крапива,

там пиво – вновь не завезли, и остается – верить в пиво.

«Зима наступала на пятки земли…»

Зима наступала на пятки земли,

как тень от слепца в кинозале,

и вышла на лед, и тогда корабли —

до мачты насквозь промерзали.

И больше не будет ни Бога, ни зла

в твоем замороженном теле,

чтоб каждая мачта, желтея, росла —

соломинкой в страшном коктейле.

Чтоб жажды и мыслей последний купаж

хранить в саркофаге, как Припять,

и можно всех призраков, весь экипаж

из этой соломинки выпить.

«Каждую ночь бабушка Мясорубка…»

Каждую ночь бабушка Мясорубка

берет с собой на прогулку

кота и собаку,

а попугай-вегетарианец

остается дома.

Забавно, что кот – из моего фарша,

а собака – из твоего.

«Ласточка в небесной жиже…»

Ласточка в небесной жиже:

все изюминки в кутью,

а могла бы – ниже, ниже —

чтобы к лету и дождю.

Чтоб из корня и предлога

злая истина видна:

мудаков на свете много,

только ласточка – одна.

«Комиссары нюхали кокаин…»

Андрею Макаревичу

Комиссары нюхали кокаин,

отвыкая от солонины,

больше в мире не было украин,

потому, что кончились украины.

День мерцал фонариком на корме,

отплывая в залив Биская,

я тогда сидел третий год в тюрьме —

на поруки бороду отпуская.

Говорят, что завтра придет весна,

и, опухнувшая от пьяни —

на майдан подтянется матросня,

а за ней – приползут крестьяне.

Затекая в рифму – прольется кровь,

и туда ей теперь дорога,

что такое, братец, твоя любовь —

это зрада и перемога.

Треугольный народ соберут в кружок

бородай, парубий, ефремов:

желтоватый, гибельный порошок —

раздавая из пыльных шлемов.

«Какое вдохновение – молчать…»

Какое вдохновение – молчать,

особенно – на русском, на жаргоне,

а за окном, как роза в самогоне,

плывет луны прохладная печать.

Нет больше смысла – гнать понты, калякать,

по фене ботать, стричься в паханы,

родная осень, импортная слякоть,

весь мир – сплошное ухо тишины.

Над кармою, над библией карманной,

над картою (больничною?) страны —

поэт – сплошное ухо тишины

с разбитой перепонкой барабанной…

Наш сын уснул, и ты, моя дотрога,

курносую вселенную храня,

не ведаешь, молчание – от Бога,

но знаешь, что ребенок – от меня.

1992

Мосты

1.

Лишенный глухоты и слепоты,

я шепотом выращивал мосты —

меж двух отчизн, которым я не нужен,

поэзия – ордынский мой ярлык,

мой колокол, мой вырванный язык —

на чьей земле я буду обнаружен?

В какое поколение меня

швырнет литературная возня?

Да будет разум светел и спокоен,

я изучаю смысл родимых сфер:

пусть зрение мое – в один Гомер,

пускай мой слух – всего в один Бетховен.

2.

Слюною ласточки и чирканьем стрижа

над головой содержится душа

и следует за мною неотступно,

и сон тягуч, колхиден, и назло —

мне простыня – галерное весло —

тяну к себе, осваиваю тупо:

с чужих хлебов и Родина – преступна;

над нею пешеходные мосты

врастают в землю с птичьей высоты,

душа моя, тебе не хватит духа:

темным-темно, и музыка – взашей,

но в этом положении вещей

есть ностальгия зрения и слуха.

1990

«Почему нельзя признаться в конце концов…»

Почему нельзя признаться в конце концов:

это мы – внесли на своих плечах воров, подлецов,

это мы – романтики, дети живых отцов,

превратились в секту свидетелей мертвецов.

Кто пойдет против нас – пусть уроет его земля,

у Венеры Милосской отсохла рука Кремля,

от чего нас так типает, что же нас так трясет:

потому, что вложили всё и просрали всё.

И не важно теперь, что мы обещали вам —

правда липнет к деньгам, а истина лишь к словам,

эти руки – чисты и вот эти глаза – светлы,

это бог переплавил наши часы в котлы.

Кто пойдет против нас – пожалеет сейчас, потом —

так ли важно, кто вспыхнет в донецкой степи крестом,

так ли важно, кто верит в благую месть:

меч наш насущный, дай нам днесь.

Я вас прощаю, слепые глупцы, творцы

новой истории, ряженные скопцы,

тех, кто травил и сегодня травить привык —

мой украинский русский родной язык.

Стихи разных лет

«А ведь раньше не было ничего…»

А ведь раньше не было ничего,

то есть – было всё, состоящее из ничего —

пустота в бесконечном ассортименте,

выбирай, что хочешь: водку или водку,

а встретишь докторскую колбасу —

кланяйся, передавай привет,

хлеб – всему голова, не забудь позвонить,

а стаканчики сами найдутся.

И когда уж совсем ничего-ничего,

появляются сонные женщиныны

ничего из себя, симпатичныее,

а затем, появляются дети,

говорят, почему из тебя ни фига,