Последний рейс «Лузитании» - Адольф Хоулинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Постепенно стрелки часов «Лузитании» передвигались вперед навстречу британскому времени, опережающему нью-йоркское на шесть часов. Ко вторнику 4 мая судно покрыло почти половину своего океанского пути.
Перевод часов на европейское время повлиял на пробуждение Чарльза Фромана, который, подобно Элберту Хабберду, постоянно ощущал его нехватку. В 5 часов утра этот человечек беспокойно заворочался в своей постели. Боль от суставного ревматизма, развившегося после падения три года тому назад, сделала его еще более беспомощным, чем раньше. Но жизненная привычка и всегда бодрствующий мозг заставили его подняться. При этом Фроман обдумывал сразу дюжину различных предприятий. Перед тем как оставить Нью-Йорк, он продиктовал своему секретарю Питеру Мэйсону программу выпуска спектаклей на весь следующий сезон. Сейчас мысли Фромана перебросились на рукопись французской пьесы «Красивая авантюра», которую он прихватил с собой. И в Англии и в Америке Фроман считался величайшим театральным импресарио из всех, кого когда-либо знал мир.
Соратники Фромана знали, что он вывел американский театр из отчаянного состояния и превратил его в престижный бизнес. Благодаря ему не стало больше бродячих трупп. Он верил, что вернул актерам и актрисам чувство достоинства и обезопасил от невзгод.
Громкие и энергичные голоса перед окном его каюты напомнили Фроману, что день уже начался. Во время завтрака он с недоумением вспомнил, что двое его молодых знакомых из германского посольства - капитан Бой-Эд и полковник фон Папен - советовали ему не отправляться на «Лузитании».
Об этом вслух говорили по всему городу. Озабоченными выглядели и его друзья: Элен Тэрри, Мод Адаме, Джулия Андерсон, малышка Энн Мардок, Отис Скиннер, Джон Дрю, Вильям Жилетт и даже его хороший друг Чарли Диллингем. Могло ли быть, чтобы они восприняли германские угрозы всерьез?
Пожав плечами, Фроман начал заводить портативный граммофон, стоящий у его постели, и хриплая мелодия джаза Александера наполнила каюту. Затем он закурил первую сигарету, захлопнул крышку и позвал своего нового слугу Вильяма Стонтона.
Наконец Фроман решил одеться и выйти на палубу. Он упустил возможность воспользоваться помощью судового хирурга доктора Джеймса Пойнтона, так как последнего тоже свалил ревматизм. На его место заступил более молодой человек доктор Дж. Ф. Мак-Дермотт. Возможно, что Мак-Дермотт поднимется наверх с лекарствами для обоих больных.
Даже при поддержке «жены» (так Фроман называл свою трость) он с большим трудом мог двигаться по каюте. Он устроил себе передышку, тяжело опустившись на обитое дамасской тканью сиденье диванчика под окном, где можно было, по крайней мере, почувствовать свежий запах моря. Стонтон был послан за запасами имбирного пива и каштанов. Мысль Фромана продолжала работать. Нельзя было скрыть того, что 1914 г. был плохим. Но, хотя Фроман сделал театр делом всей своей жизни, деньги для него значили мало. При его необычайном нюхе на писателей и актеров Фроман считал совершенно лишним участвовать лично даже в режиссуре. Он никогда не написал ни строчки для театра и только один раз показался на сцене.
Публика не всегда соглашалась с выбором Фромана. Находившийся на борту «Лузитании» Д. М. Форман относился как раз к числу таких.
Чарли Клейн, который также находился на борту судна, считался более удачливым театральным сочинителем. Он был автором «Льва и мышки» и ряда других метких вещичек. В Лондоне ему предстояло представить более молодого писателя Формана влиятельным театральным умам.
Пассажиры «Лузитании» на шлюпочной палубе. Снимок сделан в одном из ранних рейсов, дополнительные шлюпки еще не установлены
Недавно Фроман обнаружил, что все более задумывается над будущим театра. Не так давно он высказал мнение, что вульгарные «развратные» пьесы и музыкальные ревю могут вытеснить со сцены традиционные салонные комедии и, конечно, кинематограф сделает свое дело.
Фроман мог смело тратить время на размышления. Его синдикат контролировал в Америке, Англии и Франции около 60 театров, игравших за год до 500 пьес. Когда приходило время кончины того или иного театра, он быстро закрывал его, замечая при этом: «Неохота смотреть на это!»
Прошло три, затем четыре часа после полудня, боли временами отпускали его. До окончания рейса Фроману предстояло провести прием, но сегодняшнюю ночь он предпочел провести в постели, прислушиваясь к шуму судовых машин и вдыхая свежий запах моря. Сейчас он механически ломал голову над осенней театральной программой.
Ночью «Лузитания» пересекла воображаемую линию, обозначающую половину пройденного пути.
Среда 5 мая выдалась такой же теплой и ясной, как предыдущий день. Океан оставался спокойным и даже свободным от «барашков».
Мари де Паж уклонилась от общения с Теодейт Поуп, предпочтя ему беседу с Джеймсом Хоутоном из города Трои в штате Нью-Йорк. Последний намеревался помочь ее мужу в бельгийском госпитале в городе Ла-Пенн. Доктор признался ей, что в пятницу вечером перед отплытием написал новое завещание. На это она просто пожала плечами, сказав, что считает себя удачливой оптимисткой.
Наиболее подходящей ассистенткой для доктора в Брюсселе она считала Эдит Кавелл. Это означало, что Эдит предстоит сперва пробраться через расположение немецких войск, несомненно, не без известных трудностей, поскольку миссис Кавелл англичанка. Однако мадам де Паж предпочитала думать, что врачи и медсестры стоят вне политических разногласий и войн. Она напомнила доктору Хоутону, как хорошо сестра-хозяйка Кавелл организовала для доктора де Паж клинику и школу медицинских сестер - первое такое учреждение во всей Бельгии. Немного их было и в остальной Европе.
С подобными же целями направлялся в Европу и доктор Ховальд Фишер из Вашингтона. Он намеревался помочь своему зятю основать госпиталь где-либо во Франции. С ним была его невестка Дороти Коннер - доброволец Красного Креста. Оба знали Мари де Паж и вели разговоры с ней о том, чтобы объединить свои усилия с доктором де Паж в Ла-Пенне.
В эту же среду доктору Фишеру и Дороти Коннер посчастливилось познакомиться с четой Плэмандонов. Оказалось, что мистер Плэмандон знал в Чикаго брата доктора Фишера - Вальтера. Чарльз Плэмандон должным образом отметил встречу в своей черной записной книжке.
Позднее днем Альфред Вандербилт получил радиограмму с уведомлением о том, что в Нью-Йорке неожиданно скончался его ближайший друг и однокашник по Йельскому университету Фредерик Н. Дэвис - нью-йоркский строитель.
Так прошла среда, и почти каждый, независимо от цели своего путешествия, все более нетерпеливо стремился прибыть к месту назначения.
Между тем в ту же среду, находясь в районе мыса Олд-Хед-оф-Кинсейл, командир подводной лодки U-20 начинал
