Последняя сказительница - Донна Барба Игера
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Брик таращит глаза, словно волосы собираются на него напасть.
К счастью, долговязый Рыжий в этот момент решает рухнуть во время медицинского осмотра. Он, всё ещё липкий, падает обратно в капсулу.
– Помогите, пожалуйста, Зетте-три! – зовёт женщина.
– Нормальная реакция, – отвечает Брик. – Они в стазисе были почти пять единиц.
Я быстро вычисляю. Если мы прибыли на место, каждая «единица» длится более семидесяти лет.
– Что же мне делать? – в панике спрашивает женщина.
– Пусть поспят, – хладнокровно советует Канцлер.
Нет, вы только представьте!
– Отдохнут немного и приступят к делу.
Канцлер кладёт Рыжему в рот синюю капсулу. Она подносит к его губам чашку, наполненную зелёной жидкостью. Зелёная жидкость сияет на фоне его волос, словно рождественский венок.
– Пей.
Рыжий глотает таблетку, запивая зелёной водой, ложится и почти мгновенно тяжело сопит.
То же самое повторяется со светловолосой девочкой.
Брик подходит ко мне. Я, как и они, открываю рот, надеясь, что моя дрожь сойдёт за побочный эффект от выхода из стазиса.
Брик кладёт таблетку мне на язык. Я закрываю рот и держу её за щекой. Потом делаю небольшой глоток зелёной жидкости и вдруг перестаю дрожать и успокаиваюсь. И это не игра воображения! Если они нашли способ управлять чувствами, то лучше затаиться и быть настороже, чем пить таблетки и жидкости. Я немного торопливо ложусь в капсулу и надеюсь, что соплю вполне естественно. Таблетка во рту набухает. Я быстро перекатываюсь на бок, чтобы спрятать раздутую, как у хомяка, щёку.
– Давайте закроем комнату, пусть отдыхают, – уходя, говорит Канцлер.
Большинство людей идут за ней, Брик и другая женщина плетутся сзади.
– Чудесный день, правда? – шепчет женщина. – Разве они не прелестны?
Во рту продолжает медленно расти комок, подбираясь к горлу. Брик цокает языком. Уверена, что понимаю его сомнения. Лита делала точно так же.
Он вздыхает.
– Может, хоть они оправдают ожидания.
Он подходит к двери.
– Настоящих экспертов не нашлось вплоть до извлечения Эпсилона, да и то было целую единицу назад. Будем надеяться, что эти порадуют нас непогрешимыми знаниями и покладистостью.
Он выключает свет, и из коридора на примыкающую стазисную комнату падает зелёный свет. Там капсулы!
Их разговор сбивает с толку, но я не могу зря тратить время, стараясь расшифровать странные слова. Нужно посмотреть, не перевели ли Хавьера в ту комнату. Услышав, как закрывается дверь, я наклоняюсь над всасывающей трубой капсулы и открываю рот. Густой комок падает в дыру вместе с остатками стазисного геля. Я сплёвываю, как в кабинете у зубного врача, и вытираю рот.
Я на цыпочках иду на мерцающее зелёное сияние в узком коридоре. Ноги заплетаются. Знаю, что сейчас я ничего не смогу сделать, пока они не поднимут Хавьера из стазиса. Мне просто нужно увидеть его лицо.
Желая убедиться, что никто не проснулся и не наблюдает за мной, оглядываюсь, потом продолжаю идти по коридору к комнате. Она оказывается пустой, кроме массы в чёрном углу, откуда исходит слабый зелёный свет. Как и в нашей комнате, окно, выходящее наружу, заколочено металлическим листом, закрывающим вид на звёзды или первый вид на Саган. В комнате слишком темно, и глазам трудно привыкнуть. Тихий гул и слабые контрольные гудки поддерживают определённый ритм. Я медленно, чтобы ни на что не наткнуться, направляюсь к зелёному свечению.
Без постоянного гула пополняемого стазисного геля тихо так, что можно услышать падение нанокристалла. Подойдя к углу, вместо капсул, наполненных сияющим гелем, вижу только какое-то оборудование и монитор, подающий свет от метеостанции корабля. Хавьера нет.
Больше не беспокоясь, что на что-нибудь налечу, обхожу пустую комнату, размышляя, куда они могли его переместить. Придётся подождать, пока они его не вытащат из капсулы, или найти родителей.
Я медленно пячусь к своей комнате и на что-то наталкиваюсь. Вскрикиваю и поворачиваюсь.
– Зетта-один, вам помочь?
Ко мне подходит Брик, в голубой подсветке из коридора похожий на блестящую рыбку.
Крохотный глоток снотворного внезапно перестаёт действовать. Я прячу за спиной трясущиеся руки, не в силах ответить.
– Вы должны спать, – говорит он.
– Туалет, – хриплю я между короткими вдохами.
– Пойдёмте, – улыбается он и ведёт меня по коридору к моей комнате. – Кажется, об этом мы не подумали. Конечно, откуда вам знать.
В коридоре между комнатами он нажимает кнопку на стене, и открывается дверь в небольшой открытый туалет с четырьмя унитазами в ряд, как партами в классе.
– Нет, – непроизвольно вырывается у меня.
Неужели они буквально стёрли из нашей памяти и стеснительность?
– Что вы сказали?
– Просто откашлялась, – отвечаю я, входя в туалет, и спешу закрыть за собой дверь, оставив Брика снаружи.
Брик ждёт, насвистывая не какую-то счастливую песенку, как делают родители, поощряя детей, не желающих ходить на горшок. Просто повторяет снова и снова три ноты.
Я закрываю глаза и стараюсь представить журчащий ручеёк. Спустя минуту пустого ожидания, нажимаю на смыв. Я встаю и ищу раковину.
Вместо этого появляются два рукава из того же материала, что и банное одеяло, встроенные в тумбочку. Я просовываю под один руку и чувствую ладонью тёплую воду, а потом тёплый воздух.
Открыв дверь, вижу Брика, который ждёт меня, чтобы отвести в комнату.
– Хотите ещё снотворного или тоника?
– Нет! – слишком быстро отвечаю я.
Он следит, как я ложусь в капсулу. От храпящего Рыжего шума, как от переполненной вертолётной площадки.
Я думаю о том, что связывает меня, маму, папу и Хавьера.
В детстве я часто жила у Литы и, когда разражалась гроза или мне приснился кошмар, забиралась в её теплую постель, и она, чтобы успокоить, рассказывала мне историю.
Её ночная сорочка пахла цветами, а дыхание – кофе с корицей. А капсула холодная и пахнет дезинфицирующим средством.
Я закрываю глаза и притворяюсь, что подушка – это грудь Литы. Очутившись в её объятиях, я слышу, как тихий голос шепчет мне в ухо:
«En los tiempos viejos[23] жили-были два враждующих короля. У одного была дочь Истаксиуатль, белокожая дама, носившая длинное белое платье и красный цветок тюльпанового дерева в чёрных волосах».
Лита вздыхает, словно Истаксиуатль была её дорогой подругой.
«Истаксиуатль, – говорит она, толкая меня локтем, – или Иста, как мне нравится её называть, была обещана в жёны заносчивому сыну жадного до власти высокопоставленного священника, но влюбилась в храброго вождя племени по имени Попокатепетль. И он тоже влюбился в Исту».
Мне эта легенда была знакома ещё до рассказа Литой её версии. Картина с Попокой и Истой на чёрном бархатном фоне висела на
