Золотой век Испанской империи - Хью Томас

Несмотря на то что к этому времени он чудовищно растолстел, Генрих женился на испанской наследнице знатного рода, Менсии де Мендоса, маркизе де Сенете – одной из двух сестер, про которых губернатор Кубы Диего Веласкес шутил, говоря своим друзьям в Сантьяго-де-Куба, что однажды женится на одной из них. Торжественное бракосочетание в присутствии короля состоялось в Бургосе в июне 1524 года. Менсия обладала хорошими связями, а также была очень богата; в 1530-х годах она была хозяйкой знаменитого салона в Нидерландах, поддерживая голландских художников и писателей. Историк Овьедо тепло отзывался о ней как об «очень утонченной, образованной и обходительной женщине, копии ее отца, маркиза, с которым ни один рыцарь в Испании того времени не мог сравняться в изящных манерах и благосклонном расположении духа»{152}.

Карл часто искал совета у двух других бургундцев: Шарля де Пупе, сеньора Ла Шоль, и Жерара де ла Плена, сеньора Ла Рош. Пупе родился в 1460 году, когда в Бургундии был период расцвета. Он служил Филиппу Красивому в Испании, но большую часть своей жизни провел во Фландрии. Ему приходилось возвращаться в Испанию для переговоров с кардиналом Сиснеросом, который был в то время регентом, а затем с Адрианом VI, сразу после того, как того избрали папой. Уже тогда Пупе видел положительные качества великого Кортеса{153}. Некоторое время он был не только членом внутреннего совета, но также и наставником Карла.

Владетель Ла Роша, Жерар де ла Плен, побывал в Германии, утверждая Карла в его императорском звании, бывал он и в Англии в качестве посла, а вскоре он присоединится к Генриху Нассаускому в Финансовом совете Кастилии{154}. Он был внуком большого друга Маргариты Австрийской, Лорана де Горрево, которому посчастливилось взять подряд на торговлю африканскими рабами в Испанской Индии в 1518 году, и также входил в Государственный совет.

Испанию во внутреннем совете Карла в начале 1522 года представляли двое: епископ Руис де ла Мота – уроженец Бургоса и конверсо по происхождению, – и Хуан Мануэль. Первый был капелланом и проповедником при королеве Изабелле, и затем, во Фландрии – при императоре Максимилиане; также в некотором роде он был наставником молодого императора Карла. Это он, уже вернувшись в Испанию, во время встречи Кортеса в Сантьяго, произнес вошедшую в историю фразу «новый золотой мир» по отношению к Новой Испании. Будучи назначен епископом богатой в те дни епархии Паленсия, Руис де ла Мота почти не имел возможности насладиться пребыванием в верховном совете империи, ибо в сентябре 1522 года на пути в Испанию, в Англии, заболел лихорадкой и умер в Эррера-де-Писуэрга, что возле Агилар-де-Кампоо. Кое-кто считал, что его отравили. Если так, то это было следствием его интереса к Индиям, поскольку двоюродный брат Руиса де ла Мота в то время был с Кортесом в Теночтитлане{155}.

Хуан Мануэль, со своей стороны, имел в Испании обширные владения, в которые входила и крепость Сеговия. Его отцом – тоже Хуан Мануэль, советник, служивший при кастильских королях Хуане II и Энрике IV, – был внебрачным отпрыском королевского семейства. Первым важным постом, который он занял в 1495 году, была должность посла от Католических королей во Фландрию, к Филиппу Красивому, женившемуся тогда на Хуане Безумной. В его задачу входило предотвратить французское влияние на Габсбургов. Он сопровождал Филиппа в Испанию в 1506 году и был творцом его тамошнего триумфа. После этого он оставался во Фландрии на протяжении всего детства Карла.

Хуан Мануэль разыгрывал свои карты настолько успешно, что стал первым испанцем, удостоившимся ордена Золотого Руна. Его долготерпение во Фландрии было вознаграждено, когда в 1520 году он стал императорским послом в Риме, где помогал обеспечить вступление Адриана Утрехтского на папский престол – впрочем, лично они с Адрианом были в плохих отношениях. Император Карл попросил его вернуться в Испанию, что он и сделал в феврале 1523 года, начав служить в Финансовом совете. Летописец того времени Херонимо Сурита писал о нем, что он был одновременно «доблестен и хитер, а также, несмотря на скромное телосложение, полон выдумки и остроумия, чрезвычайно осмотрителен; это великий придворный, наделенный такой тонкостью и живостью…»{156}

Государственный совет, отвечавший в 1520-х годах за все подвластные Карлу государства, на 1519 год включал в себя шестерых фламандцев и бургундцев (Гаттинара, Горрево, Плен, Ланнуа, Генрих Нассауский и Шарль де Пупе) – или семерых, если добавить в этот список духовника-советника Глапиона. Со стороны Кастилии было только двое: Руис де ла Мота и Хуан Мануэль. Как легко догадаться, столь большое количество «бюрократов из Брюсселя» должно было казаться испанцам жульничеством. Даже секретарем совета был саксонец – Жан Аннар, до Карла служивший при Максимилиане. В 1524 году он был обвинен в коррупции, и на его место пришел ловкий бургундец Жуан Алеман, сьер де Буклан, который принял на себя должность генерального инспектора королевства Арагон, что дало ему также покровительство над Неаполем{157}. Обаятельный и умный, охотно выполнявший большие объемы работы, Алеман сделался незаменимым как для Гаттинары, так и для Карла, особенно в 1522 году, когда первый много месяцев находился в отлучке в Кале. Алеман и Гаттинара оба какое-то время служили при parlement в Доле, первый – простым писцом, второй – в должности председателя. К 1526 году Алеман, кажется, становится уже скорее соперником Гаттинары, нежели его протеже.

Вот эта-то группа людей, имея при себе двух секретарей, собиралась вместе каждый второй понедельник, являя собой основной источник, откуда Карл черпал советы. Он встречался с ее членами также и по другим поводам, в том числе и приватно.

Кастилия в то время управлялась рядом советов, из которых наиболее важным являлся Королевский Совет Кастилии{158}. Он собирался каждую пятницу, как это было заведено еще во времена короля Фернандо. Если в Государственном совете, занимавшемся внешней политикой, доминировали фламандцы, то Совет Кастилии имел дело с деталями управления государством. Он представлял собой истинное правительство страны – кабинет, как это называлось бы в более поздние времена. Его председателем в 1522 году был епископ Гранады Антонио де Рохас-и-Манрике, выходец из знатной кастильской фамилии, которая имела своих представителей на Кубе, а впоследствии будет иметь их и в Перу.

Антонио де Рохас был наставником брата императора, инфанта Фернандо, в котором его дед и тезка, король Арагонский, судя по всему, видел своего наследника. В 1522 году Рохас был выдающейся фигурой среди тех, кто, находясь в ближайшем окружении Гаттинары, стремился улучшить работу государственной администрации. Он удостоился особого внимания в докладе, составленном педантичным эстремадурцем Галиндесом де Карвахалем, который в 1522 году характеризовал его как честного государственного мужа с чистыми руками и рьяного поборника справедливости. Порой он бывал нетерпелив и поддавался гневу, но – тут же добавлял Галиндес – «я уверен, что невозможно найти человека, более подходящего для той работы, которую он выполняет»{159}.

Приблизительно с 1523 года начали свое существование еще семь других советов. Среди них был Военный совет, собиравшийся каждую вторую среду, за исключением того времени, когда страна пребывала в состоянии активного конфликта; Совет инквизиции; Совет военных приказов; Бухгалтерский совет (Контадуриа Майор); и Совет Арагона. Кроме того, имелся совет, посвященный добыванию денег, а также их расходованию. Этот последний, Финансовый совет, был наиболее новым из всех. Большинство этих учреждений в 1520-х годах числило в своих членах несколько фламандцев: так, например, председателем Финансового совета был Генрих Нассауский.

И наконец, существовал также Совет Индий – новый комитет, который изначально представлял собой группу советников при Совете Кастилии во главе с Родригесом де Фонсекой, всесведущим епископом Бургосским, а теперь получил некоторую формальную независимость. Трудно назвать точную дату, когда это учреждение начало функционировать самостоятельно, но нечто близкое к подобному запуску его в действие произошло около 1520 года{160}. Тем не менее, оно никогда не теряло тесной связи с Советом Кастилии.

Первым председателем Совета Индий стал не Родригес де Фонсека, так долго бывший королевским «министром Индий во всем, кроме имени»{161}, но генеральный магистр ордена доминиканцев фрай Гарсия де Лоайса, преемник Жана Глапиона в роли императорского духовника. Он являлся также епископом Эль-Бурго-де-Осма, невзрачного городка с превосходным собором, чью великолепную решетку недавно оплатил кардинал и архиепископ Толедо, Алонсо де Фонсека.

Другими членами Совета Индий были Пьетро Мартире д’Ангьера – иначе Петр Мартир, итальянский гуманист, обучивший на протяжении 1490-х годов столь многих представителей кастильской знати. Он всегда питал всепоглощающий интерес к Индиям и по собственному настоянию сделался главным информатором Ватикана в Испании касательно этого предмета. Здесь же были Луис Кабеса де Вака, епископ Канарских островов, и Гонсало Мальдонадо, епископ Сьюдад-Реаля[30]. Единственным постоянным советником был доктор Диего Бельтран.