Золотой век Испанской империи - Хью Томас

Другим совещательным источником при дворе Карла была группа банкиров, известных как «четыре евангелиста». Это были архиепископы Хуан де Фонсека и Антонио де Рохас, а также двое энергичных финансистов, Хуан де Восмедиано и Алонсо Гутьеррес. Алонсо Гутьеррес из Мадрида – он являлся казначеем этого города, хотя, очевидно, вместе с тем он был также и вейнтикуатро («один из двадцати четырех», так в Севилье называли городских советников); он жил там с 1510 года и был конверсо{201}. Он был советником в Толедо, а также казначеем в Каса-де-ла-Монеда (Монетном дворе) и в Эрмандаде – в качестве какового, в частности, принимал решение по вопросу выплаты компенсации тем рыцарям, чьи лошади были взяты Колумбом на Эспаньолу в 1493 году.

Гутьеррес был одним из тех, кто собирал государственные налоги, а также имел множество более мелких финансовых должностей – например, он был счетоводом (контадор) орденов Сантьяго и Калатрава{202}. Учет доходов ордена Калатравы был ему поручен в 1516 году, а с 1519-го по 1522 год он следил за всеми феодальными субсидиями. Позже он являлся связующим звеном между двором и знаменитыми немецкими банкирами Фуггерами. В 1518 году он ассистировал Лопесу де Рекальде в продаже их общим давним партнерам лицензии на перевозку в Новый Свет четырех тысяч рабов{203}. Судя по всему, он нажился, скупая по дешевке имущество, конфискованное у комунерос после их поражения. В 1523 году Гаттинара хотел сделать его казначеем в новообразованном Финансовом совете, но Гутьерреса обошли – возможно, Кобос. Видимо, в 1523 году он был бухгалтером, затем, в 1524 – советником (кансильер). В 1530 году он упоминается в письме Карла к императрице как «muy servydo»[35]{204},и в том же 1530 году Карл писал ему, благодаря за приложенные усилия по добыванию денег.

В 1531 году Гутьерресом заинтересовалась инквизиция{205}. Однако он так и оставался главным счетоводом ордена Калатрава вплоть до своей смерти в 1539 году. В целом он получил от этого ордена 350 тысяч мараведи, из которых 1500 были выплачены зерном – половина пшеницей, половина ячменём{206}. Влияние Гутьерреса невозможно оценить точно, однако он неизменно находился при дворе, неизменно был готов ссудить деньгами, и неизменно богател.

Карл не все свое время отдавал работе и учебе. Мартин де Салинас, представлявший при дворе его брата Фернандо, писал в марте 1523 года своему казначею Саламанке, что придворные новости состоят в том, что император ради развлечения посвятил множество времени игре в трости и турнирным состязаниям; да и Кортес в Новой Испании хорошо знал, что правители не только издают указы, но также и танцуют{207}.

Глава 6

Кортес в зените власти

Те, кто писали о ваших владениях в Перу, равно как и об их завоевании, будучи писателями, описывали не то, что видели сами, но то, что слышали от других.

Педро Писарро, «Relaciуn del Descubrimiento y Conquista de los Reinos del Perъ» (Доклад об открытии и завоевании королевства Перу)

Тем временем Кортес правил в Новой Испании с августа 1521-го по октябрь 1524 года. Он вел себя как абсолютный монарх, причем монарх деятельный. После его победы над империей мешиков не прошло и нескольких месяцев, а он уже замышлял дальнейшие путешествия ради новых открытий и завоеваний – не дожидаясь даже, пока новости о его триумфе достигнут Испании, и задолго до того, как Совет Индий объявил о том, что хочет видеть в новообретенной империи Новой Испании.

Ввиду этого в начале 1522 года Кортес послал Родриго Ранхеля – старейшего члена своей экспедиции, уроженца Медельина, как и он сам, – в Веракрус, чтобы тот привез оттуда Панфило де Нарваэса. Нарваэс, все еще находившийся в плену со времени своей экспедиции в Новую Испанию в 1520 году, поговорил с Кристобалем де Тапией, агентом братьев-монахов с Эспаньолы и епископа Родригеса де Фонсеки, заверив его, что удача по-прежнему сопутствует Кортесу, с тем чтобы Тапия, вернувшись в Кастилию, рассказал двору о том, что происходит в Новой Испании. После этого Нарваэс согласился отправиться в Мехико. Кортес радушно принял его в Койоакане, и Нарваэс отвечал ему таким же благородством: «Мое поражение – меньшее из деяний, свершенных вами и вашими доблестными солдатами в Новой Испании». И добавлял: «Ваше превосходительство и ваши солдаты заслуживают величайших милостей от Его Величества»{208}.

Кортес докладывал Карлу V, что во время своего пребывания в Мехико-Теночтитлане обнаружил среди своих последователей оружейного мастера. Это был Франсиско де Меса из Майрены, что в Севилье, он работал при Родриго Мартинесе, командовавшем артиллерией Нарваэса. Кортес предлагал ему работать на него еще в сентябре 1521 года, всего лишь три недели спустя после окончательной победы. В Таско, примерно в восьмидесяти милях к юго-западу от Мехико-Теночтитлана, нашли медь и олово, а позже и железо. На тот момент у Кортеса было тридцать пять бронзовых пушек, семьдесят пять ломбард и других мелких орудий, многие из которых были присланы ему уже после завоевания. Что касается боеприпасов, то у них имелись селитра и сера, раздобытые Франсиско де Монтаньо, – богатым на выдумки конкистадором из Сьюдад-Родриго, который самолично спускался в жерло вулкана Попокатепетль в поисках этих веществ{209}.

Кортес отправил Гонсало де Сандоваля, самого успешного из своих командиров, тоже родом из Медельина, в Тустепек, что на полпути между Веракрусом и Оахакой, а затем в Коацакоалькос на карибском побережье. Сандоваль был хорошим солдатом и отличным наездником; его лошадь Мотилья считалась лучшей в армии Кортеса. Еще в самом начале кампании против империи мешиков, в 1519 году, когда ему не исполнилось и двадцати лет, Сандоваль поднялся до звания старшего командира, поскольку Кортес знал, что он всегда станет исполнять то, о чем его просят, и делать это хорошо. Он не был импульсивен и непредсказуем – в отличие от Педро Альварадо, при всей его одаренности. На данный момент Сандовалю предстояло, имея в своем распоряжении некоторое количество лучников, сразиться с одним из туземных правителей, чтобы получить возможность основать испанское поселение на реке Коацакоалькос, милях в двадцати от ее устья. Сандоваль назвал его Эспириту-Санто, по имени поселка на Кубе возле Тринидада, в котором он жил.

Судя по всему, этот район населяли индейцы, поклонявшиеся каменным и глиняным идолам, для которых у них были специальные святилища (casas diputadas a manera de hermita). Слово «coatzacoalco» означает «святилище змеи»{210}. Земля здесь была богата маисом, бобами, бататом и тыквами, равно как и множеством тропических фруктов, дичью и рыбой{211}. Сандоваль разделил эту новоотвоеванную землю между несколькими последователями Кортеса: ими были Франсиско де Луго из Медины-дель-Кампо, непокорный Педро де Брионес, генуэзец Луис Марин из Санлукара, эстремадурец Диего де Годой, а также – последний по счету, но не по значимости – хроникер Берналь Диас дель Кастильо.

Все эти люди прибыли из совершенно различных частей Испании: Луго был незаконнорожденным сыном Альфонсо де Луго, правителя Фуэнкастина в северо-западной части Кастилии, и дальним родственником Диего Веласкеса с Кубы. Брионес, уроженец Саламанки, был одним из немногих конкистадоров в Мексике, кто прежде сражался в Италии. Как кратко отзывается о нем Берналь Диас, «в Италии он был хорошим солдатом – согласно его собственным словам»{212}. Отец Луиса Марина, урожденный Франческо Марини из Генуи, был одним из многих генуэзских банкиров, кто в то время утвердился в Андалусии – особенно в Санлукаре-де-Баррамеда. Сам Луис Марин стал близким другом Сандоваля во время кампании против мешиков. Его брат был убит, сражаясь вместе с Нарваэсом{213}. Диего де Годой родился в Пинто, к югу от Мадрида – хотя, судя по его имени, изначально его семья проживала в Эстремадуре. Он являлся одним из нескольких нотариусов в экспедиции Кортеса и был компаньоном своего предшественника Грихальвы. И наконец, Берналь Диас дель Кастильо, который позже станет автором знаменитой хроники завоевания: он был уроженцем Медины-дель-Кампо, родного города Монтальво, автора «Амадиса Гальского», которого Диас, должно быть, знал в детстве{214}. Возможно, до похода Кортеса он участвовал еще в двух экспедициях в Новую Испанию – Эрнандеса де Кордобы и Грихальвы{215}.

Небольшое поселение Эспириту-Санто стало базой для дальнейшего проникновения в Гватемалу и Юкатан{216}. Диас женился на испанке по имени Тереса Бесерра, с которой поселился в Гватемале после того, как она была завоевана Альварадо. Там он принялся разводить апельсины и писать свою знаменитую работу{217}. Те из испанцев, кто поселились там, были очень рады обилию всего, что можно было найти в этом регионе, – соли, перца, хлопковых тканей, сандала, нефрита, золота, янтаря и больших зеленых кецалевых (квезалевых) перьев{218}.

Впрочем, нельзя сказать, чтобы этим конкистадорам приходилось так уж легко. Они посетили несколько пуэблос (индейских поселков), где, по их предположениям, индейцы были настроены дружелюбно, и предлагали им мир – разумеется, на своих условиях, в которые обязательно включалось признание вассальной зависимости от императора Карла. Часто они подвергались нападениям. Диас дель Кастильо был ранен в горло. Луис Марин вернулся в Мехико-Теночтитлан, чтобы просить помощи у Кортеса, который отправил его обратно в Коацакоалькос с тридцатью солдатами под предводительством Алонсо де Градо из Алькантары.