Золотой век Испанской империи - Хью Томас

Эти столь благоприятные для Кортеса события произошли в сентябре 1524 года, но он, не зная о них, решил снарядить против нового врага собственную экспедицию. Его целью было наказать Олида. Это было сомнительное решение, и он, должно быть, впоследствии горько сожалел о том, что принял его. С какой стати он решил, что это необходимо, до сих пор остается загадкой. Почему, по крайней мере, он не подождал, пока до него дойдут вести о результатах экспедиции Лас Касаса? Все его друзья советовали ему не покидать Мехико-Теночтитлан, но он их не слушал. Возможно, он попросту устал от административных проблем и жаждал возвращения к походной жизни.

Как бы там ни было и какие бы психологические причины за этим ни стояли, 2 октября 1524 года, через месяц после казни Олида, великий завоеватель империи мешиков выступил в Иберас по сухопутью. На время своего отсутствия он оставил королевского казначея Альфонсо де Эстраду и счетовода Родриго де Альборноса, чтобы они действовали от его имени в качестве вице-губернаторов. Главным магистратом (главой исполнительной властью в городе) должен был стать Алонсо де Суасо, опытный юрист, только что завершивший хуисио де ресиденсиа (процесс по месту службы) Диего Веласкеса на Кубе. Два других королевских чиновника, Гонсало Саласар и Перальминдес де Чирино, сопровождали Кортеса, равно как и несчастный Куаутемок, последний из мешикских правителей, вместе с его коллегами Тетлепанкецальцином и Коанакочцином, уэй тлатоани (правителями) Такубы и Тескоко соответственно. Кроме них, в свите Кортеса была неунывающая переводчица Марина, надежный Сандоваль, непредсказуемый Алонсо де Градо, удачливый Хуан Харамильо, Луис Марин, Педро де Ирсио и Берналь Диас; все они были его спутниками и в 1519 году.

Кортес также захватил с собой обширный штат прислуги, включавший в себя мажордома, двух распорядителей, стюарда, сапожника, лакея, врача, дворецкого, двух пажей, восемь лакеев и пятерых музыкантов. За ним следовали, согласно его собственному отчету, около сотни верховых и тридцать пехотинцев, а также около 3 тысяч индейцев{240}. Кузен Кортеса Родриго де Пас должен был остаться в Мехико в качестве управляющего его поместьями в Куэрнаваке и Койоакане.

Вскоре после того, как Кортес вышел за пределы центральных земель древней империи мешиков, Саласар и Перальминдес Чирино покинули экспедицию, чтобы возвратиться обратно в Мехико. Кортесу донесли, что между Эстрадой и Альборносом возникли трения, и он решил, что возвращение этих двух чиновников, которых он считал людьми верными, разрядит обстановку в великом городе, восстановление которого он начал с таким успехом.

Пройдя Эспириту-Санто и Коацакоалькос, Кортес оказался в новой для себя стране. Отряд шел через центр полуострова Юкатан – обойдя стороной Копилько, где в изобилии произрастало какао и водилась рыба, и делая короткие остановки в городах Анашушука, Чилапа, Тепетитан, Сагоатан, Истапан – «очень большой город на берегу прекрасной реки, подходящее место для испанского поселения» – и Теутикакар – «замечательный город с двумя очень красивыми храмами» (в одном из которых регулярно приносили в жертву прекрасных девственниц). По приказу Кортеса было построено много мостов – из сучьев, иногда из стволов. Время от времени им приходилось переходить по мостам через болота (в их числе был и мост, построенный индейцами из Теночтитлана), испытывая «сильные мучения по причине голода».

Нанимая каноэ, людям Кортеса довелось вести много любопытных разговоров с индейцами, и Кортес при помощи Марины прочел немало проповедей о преимуществах христианства. Некоторые индейские вожди – например Апасолан, – обратились в христианство и сожгли своих идолов. Иногда они праздновали мессу, в сопровождении сакбутов и флажолетов. Кортес получал множество подарков, золотом и женщинами, медом и бусами, ланями и игуанами. На пути отряда вставали джунгли, которые им приходилось преодолевать ползком, и плоские равнины, на которых пасся скот. Испанцам довелось видеть высокогорные внутренние моря более 100 миль в поперечнике, терпеть ночные бурные дожди и страдать от москитов. Временами задували «ужасные северные ветра»; случались дни, когда отряд двигался вперед только благодаря мощным течениям широких рек.

Было также и раскрытие предполагаемого заговора Куаутемока, Коанакочцина из Тескоко и Тетлепанкецальцина из Такубы и их последующая казнь через повешение, которая произошла в Исанканаке в Пепельную среду, 28 февраля 1525 года (судя по всему, двое знатных мексиканцев, Сиуакоатль, иначе «Хуан Веласкес», и Мойельчуицин, он же «Тапия», выдали переговоры своих сотоварищей о возможном бунте){241}. Гуанакалин, сын владыки Тескоко, и Таситетле, его ровня из Тлателолько, были перепуганы, но против них обвинения выдвинуто не было.

Кортесу встречались купцы из мексиканских торговых городов Шикаланго и Лос-Терминос, продававшие какао, хлопчатобумажные ткани, краски, факелы, бусины из ракушек, иногда сплав золота с медью. В рацион участников экспедиции входили сушеный маис, какао, бобы, перец, соль, куры и фазаны, а также собаки, которых специально разводили для использования в пищу. Порой они передвигались на плотах, на каждом из которых, помимо десяти человек, помещалось около семидесяти бушелей маиса, а также немалое количество бобов, перца и какао.

В конце концов, испытав множество лишений, испанцы добрались до Нито, в углу залива между Юкатаном и Гондурасом, где встретили около восьмидесяти испанцев, среди которых были двадцать женщин – у них не было оружия и лошадей, и судя по всему, они умирали от голода. Их оставил здесь Хиль Гонсалес де Авила, когда возвращался в Панаму. В отряде Кортеса тоже не хватало еды, и возможно, они бы все умерли с голода, если бы не неожиданное прибытие корабля из Санто-Доминго, привезшего тринадцать лошадей, семьдесят свиней, двенадцать бочек солонины и около тридцати караваев хлеба – «такого, какой пекут на островах», т. е., очевидно, из маниоки. Кортес начал строить каравеллу и бригантину, надеясь с их помощью снова наладить сообщение с островами. Разумеется, ему стало известно о сражении между Олидом, Лас Касасом и Гонсалесом де Авилой, а также о смерти первого из них. Кортес выразил сильное недовольство, узнав о торговле индейскими рабами, которая шла в те дни на Ислас-де-ла-Баия – островах у побережья Гондураса, – в большом объеме, становясь все масштабнее; он объяснил, что прежде освободил этих рабов, которые были захвачены на Кубе Родриго де Мерло. Теперь Кортес изображал себя другом индейцев.

Тем временем в Мехико-Теночтитлане происходило множество странных, тревожных, совершенно неожиданных событий. Прежде всего, отсутствие Кортеса, по всей видимости, не имело никакого значения. Так, 1 января 1525 года в доме лисенсиадо (лиценциата) Алонсо Суасо, друга Кортеса из судейской среды, произошло собрание городского совета. Присутствовали управляющий делами Гонсало де Саласар и инспектор Педро Альминдес Чирино, отосланные обратно в Мехико, чтобы поддерживать порядок, пока Кортес, генерал-губернатор и аделантадо, находится в путешествии. Также здесь были Гонсало де Окампо – управляющий Гарая, который в Мехико стал мэром, – кузен Кортеса Родриго де Пас, главный магистрат, принесший Кортесу добрую весть о его генерал-губернаторстве, и Бернардино Васкес де Тапия, конкистадор знатного происхождения из Талаверы-де-ла-Рейна[44], бывший с Кортесом на протяжении всей кампании по завоеванию Мексики и еще не успевший проявить себя как жесткий критик великого конкистадора, которым он вскоре окажется. На собрании эти испанские завоеватели выбрали на следующий год двух мэров, четырех городских советников и общественного представителя.

Одним из мэров стал Леонель де Сервантес, который был из отряда Нарваэса и только что вернулся из Испании вместе со своими дочерьми на выданье; вторым – Франсиско Давила, знавший Кортеса еще в 1508 году на Кубе. Советниками были назначены Гутьерре де Сотомайор, Родриго де Пас, Антонио де Карвахаль и Хуан де ла Торре, а общественным представителем был выбран Педро Санчес Фарфан, происходивший из знаменитой семьи севильских юристов (эскрибанос).

Карвахаль, де ла Торре и Санчес Фарфан были в армии Кортеса на протяжении всего завоевания; последний несколько лет находился в плену у индейцев на Кубе. Так что в персоналиях новых членов городского правления не было ничего неожиданного{242}. Казалось, они ничуть не изменились с прошлых времен; на новых должностях они за 1525 год справедливо распределили 211 наделов земли, из которых 114 были городскими участками, а 97 – фруктовыми садами (уэртас). Несколько наделов были отведены для постройки мельниц, и один отдан женщине, Исабель Родригес, жене Мигеля Родригеса из Гуаделупы, которая лечила раны «лос энфермос де ла конкиста» («больных завоевателей»){243}. Однако новые неприятности были уже недалеко.