Оглянувшись назад вдаль. На переломе - Зоя Живанова

тогда осенью  вышел  из  боя раненый в сорок первом без всадника, под Карачевом сражалась и конная дивизия против танковой дивизии немцев. Воронка зацепило осколком, Михаил нашел его на лугу у речки, выходил.

    Лошади шли рысью.

– Крутится, вертится шар голубой, – хор голосов и гармошек летел над большаком, люди выбегали на улицу на ходу застегиваясь.

– Это кто? Чьи?

Они смотрели вслед, долго стояли на дороге, слезы замерзали на лице. Выбегали люди, немцы фотографировали свадебную вереницу.

– Пусть немчура посмотрит, как  русский народ гуляет, – Павел  взглянул на жену, – довольна?

– Кажись невестка-то беременная, живот заметен.

– И что, выкинуть ее из саней предлагаешь? – разозлился  Павел.

–Зачем  же? Пусть женятся, а там посмотрим, затеял гулянку, так погуляем, – сказала Арина.

– Город  какой  красивый, купеческий, дворцы один в один, ухоженный, деревья  побелены, – Павел взглянул на  жену, – довольна значит?

А чего же не повеселиться? А то от жизни такой с ума можно сойти.

– Да-да, ну где тут церковь? – нетерпеливо  крикнул Павел.

– Успокойся, люди смотрят, – сердито прошептала Арина, – вот и поворот налево перед больницей.

–А вон купола видны рядом, – указал Павел вперед.

– Не. Это Никола, не работает, там пленные наши в ней, – обернулся мужик, подстегивая лошадь, но тут же поправил:

– Ваши.

Павел побагровел и двинул  мужика  кулаком в спину:

– Наши дурак, наши. Мужик отлетел на обочину в сугроб. Павел  подхватил вожжи. Сзади засвистели, раздался хохот.

– Подобрали, – сказала Арина.

Свадебные слезали с саней, разминая ноги после дальней дороги. Арина размашисто  перекрестилась три раза на икону над входом в Собор. Старинные стены, фрески со святыми, иконы, запах горящих свеч и пение церковного хора в один миг охладили горячие головы свадебных. Все смиренно склонили головы и только голос старого священника. На моленые  веками стены Собора оградили людей вдруг от той суеты, что за стенами. Люди молились, каялись, просили, они вспомнили о главном – о Душе, о покаянии  и смирении.

Они вышли из Собора притихшие, опять размашисто перекрестились на икону у входа. Поземка уже успела замести следы, пошел снег. Лошади жевали  лениво сено. Свадебная  вереница  с  чувством  выполненного важного  долга направилась в обратный путь. Лошади  шли рысью в метели, она усилилась.

– Но! Но! Пошла! – летело над городом, грянули гармошки.

За два года оккупации карачевцы отвыкли от праздников и веселья, они смотрели вслед, не зная, что уже Юго-Западный фронт под командованием генерала Н.Ф.Ватутина и Донской фронт под командованием генерала К.К.Рокосовского окружили и уничтожили в Сталинградской битве тринадцать немецких дивизий. Где шли бои на улицах города за каждый дом, а сам город превращен в строительный мусор. Один миллион тонн бомб было сброшено фашистами на Сталинград.

В колхозной канцелярии, ее только построили перед войной, были накрыты столы, лавки накрыты новыми постилками, приглашенные рассаживались, разглядывая многочисленные угощения, пришли и немцы. Пили все много, закусывая холодцом, мясом, черными груздями. Кричали:

– Горько, – невеста, смущаясь, вставала для смачного поцелуя. Гармошки играли, не уставая, танцы пьяного народа до упада. Жених почти двухметрового роста бил дроби с частушками и кружил маленького роста любимую жену в вальсе.

– Разошелся, – кивал Павел. Грянула «Семеновна», и тут Шура вырвалась в круг и пошла в пляс, запела громко, звонким голосом, да так красиво, залихватски, что свадебные от изумления стали бить в ладоши.

– Хоть на это Бог создал, – засмеялась Арина. Офицер постучал вилкой по стакану и встал. Все слушали, но не понимали о чем речь.

– Подарок для молодых, – прошептал Павел.

Немец вручил ключи от канцелярии Василию.

Постель молодых перевезли в канцелярию, они были довольны таким началом. Перед Пасхой Шура родила мальчика, назвали Мишей.

– Шалава, – сплюнул Павел, – вертихвостка.

– Я тебе говорила, – кивала Арина, – да и сходства пока не вижу.

– Опозорила сволочь.

– Ты за Тоськой приглядывай, – прервал жену Павел.

***

Марфа накормила скот и возилась у печки, Елена еще спала с детьми.

–Отпустило, спал мороз, – Марфа поглядывала в окно, иней сыпался с ракиты и искрился на солнце, вот-вот зазвенит капель, как там сынок? Ни слуху, ни духу. Марфу испугал плач Елены, она кого-то звала и вдруг закричала:

– Тося, Тося.

Марфа увидела, что Елена очнулась, и села на постели.

– Сон, страшный сон, – тревожась, все больше говорила она.

– Буди Капу, пусть в Кондрево бежит, Душа волнуется.

Капе уже тринадцатый год, невысокая, шустрая девочка быстро оделась. Тринадцать километров полями, лугами, пригорками и вот вспотевшая и румяная от бега она открыла дверь хату к Тосе. Плакала четырехлетняя Анечка, в комнате на кровати лежала Тося, она стонала, что-то шептала. Арина стояла рядом с Симой. Тося увидев Капу, поманила ее рукой:

– Беги за мамой, умираю, Анечку заберете себе.

Капа оторопела от ужаса, ноги несли опять ее назад, со страшной вестью  спешила девочка к матери. И вскоре уже вдвоем бежали в Кондрево Елена с Капой.

– Нагулялась, нашла себе пропасть, – пробурчала Арина вместо здравствуйте.

Тося уже никого не узнавала, медичка развела руками:

– Выше сорока, зашкаливает, – кивнула на градусник.

     Стоял  мороз, люди вышли проводить Тосю.

– Мама  в  платице, ей  холодно, – плакала  Анечка.

– На  Чернево отвези Елену с детьми, – распорядился Павел Михаилу, нечего тут мерзнуть.

– Вот и пошла полоса, только поворачивайся, – прошептал Павел Арине.

Река времен несет в разбеге,

Зигзаги, омут, водопад.

То затаится в страстной неге.

А то навстречу камнепад.

Поток стремительный пугает,

С молитвой взгляд на небеса.

Река волною умывает

И снова верим в чудеса!

Всю дорогу Елена молчала, Воронок шел рысью, в воздухе уже пахло весной.

– Второй год идет война, второй год оккупации. Жив ли муж? Костя, Костя…, – Елена тихо плакала.

– Отец, мать, братья, все на перекос… Анечка, бедный ребенок не выдержал такой удар.

Елена вспомнила свою первую Шурочку, какую девочку потеряла. Во дворе стояла Марфа и разговаривала с Паней. Елена обрадовалась, увидев подругу. Паня переживала за Елену:

– Это невозможно вытерпеть, сколько бед, одна за другой.

Марфа накрыла стол и вынесла из чулана бутылку вина.

– Борова нашего фрицы увезли, один остался, – заплакала Марфа.

– Чтоб они, сволочи, подавились, – зло выругалась Елена.

Марфа перекрестилась, повернувшись к иконам. Подруги пили вино и говорили о своем, Марфа села за прялку и тоже думала о своем.

– Твой Колюшка что учудил, рожи корчил немцу, тот Мишку моего на лошади догнал и плеткой  сек, перепутал, они в одинаковых пиджаках, вон малый на печке лежит весь в рубцах.

– Вот, гаденыш, ну вот он у меня сегодня получит, – Панюшка  разозлилась, ей было