Заклятый друг (СИ) - Джойс Нэн

Нет, Макс. Проснулся Левиафан. Чудовище, о котором ты не догадываешься. Карабас-Барабас, что дёргает меня за ниточки. Но он управляет и твоей судьбой тоже. Он ближе, чем можно представить. Даже сейчас стоит за моей спиной. И толкает к тебе. А ты будешь думать, что это я сама.

— Я пришла просить прощения.

На ощупь, неуклюже, будто делаю что-то постыдное, я закрываю за спиной дверь полностью и ищу замок.

Чтобы запереть себя с Арским в одной комнате.

— Да? И как ты собираешься его выпросить?

Замок щёлкнул. И я пошла в сторону Макса.

Всё, что не делается — к лучшему. Если бы не вчерашняя сцена — как бы я сейчас смогла?

Требую от себя только одного — смотреть ему точно в глаза. А его взгляд мечется по моему лицу, исследует рывками: щёки, лоб, губы, глаза, губы, подбородок, губы.

— Разве много вариантов? Вчера, когда ты прижимал меня к стенке, сам сказал, что я не мать и не жена. И мы найдём другой способ, как меня использовать, — я огибаю стол. Подхожу к креслу, где сидит мой муж. — И разорвал на мне платье.

— Это было не лучшее решение. — Он медленно поворачивается на кресле. И не останавливается до тех пор, пока его колено не задевает моё. Так и остаётся. Я задыхаюсь от его острого, пронизывающего взгляда: — Но я этого хотел, — заявляет тоном, будто это одно из самых честных признаний в его жизни.

Так нагло. Удушающе откровенно.

— Меня хотел?

Он начинает хохотать. И я вздрагиваю от этой щекочущей нервы вибрации.

Нехороший смех. Унижающий.

— Хотел сделать тебе неприятно.

— По-твоему, это было просто неприятно?

— Ладно, — он нагло смотрит мне в лицо. — Хотел сделать тебе больно. И превзошёл все ожидания. Верно?

— Ты издеваешься надо мной.

— Нет. Даю тебе шанс передумать.

— Передумать делать что?

— Провоцировать.

— Но я этого хочу, — копирую его тон для аналогичной фразы.

Выходит жалко. Но у меня нет выбора. За меня уже давным-давно решают другие.

Для убедительности чуть наклоняюсь и тянусь к его руке.

От одной мысли, что я сама прикоснусь к нему, подкатывает тошнота.

Нет. Мне проще будет просунуть пальцы в свою незаживающую рану, чем по собственной воле трогать Арского.

Я не смогу.

Пожалуйста, Макс, останови меня.

До его длинных пальцев с узловатыми костяшками остаётся несколько миллиметров. От рук жар как от раскалённого железа.

— Не надо, Даша, — я вгрызаюсь в губы и отдёргиваю руку. — Это плохо кончится, — недовольно морщится.

— Я просто пришла попросить прощения.

Скрещиваю руки, подцепляю пальцами край платья. Собственные прикосновения к бёдрам заставляют меня дрожать. Будто это не я делаю. Будто он уже меня трогает.

Макс отодвигается. Его колено больше не упирается в моё. И он отворачиваетcя, словно увидел голого урода.

— Посмотри на меня, — сглатываю.

— Ты правда думаешь, что мне всё равно?

Мне не нравится тон, которым он задаёт этот вопрос. Я не хочу верить, что он сочувствует.

А если ему тоже больно?

Я должна видеть его лицо.

— Смотри на меня.

Он устало выдыхает.

Не больно ни черта. Ему всё пох.

— Смотри!

Вскидывает на меня взгляд.

Говорю тем же спокойным тоном, с которого начинала:

— Я просто пришла попросить прощения. Таким способом, которого ты хотел.

Скидываю платье.

19. Макс

Когда я увидел Дашу в моём кабинете, первое, что мне захотелось сделать, это достать из шкафа пиджак и прикрыть её.

Она в магазине белья это платье покупала?

Девочка обезумела, и уже не различает, в чём можно появляться на людях, а что пригодно только для постели.

Розовый атлас едва доходит до середины бедра.

А эти бретельки настолько тонкие. Я бы сказал невидимые. И так неуклюже держатся на её плечах, что достаточно лёгкого дуновения с губ для предательского побега.

Сначала она смотрела на меня решительно. Подошла и уверенно, по-хозяйски, поставила сумочку на мой стол.

Но какая-то мысль, пока Даша обходила этот стол, приближаясь ко мне, опрокинула смелую Соболеву на лопатки. И передо мной снова отчаявшаяся женщина.

Отчаявшаяся, но упёртая.

Дашка-Дашка…

Вот она уже стоит напротив. И собирается раздеться. Приказывает мне. Хочет, чтобы я смотрел. А я чувствую, как дрожит её маленькая коленка рядом с моей.

Её лицо ненадолго исчезает за атласной тканью.

Я знал, что она сделает. Но это всё равно произвело эффект, схожий с внезапным ударом волны в спину.

Она вся передо мной. Знаю это. Но не смотрю ниже её лица.

Нечестной игрой мне достался такой приз. И брать его стыдно.

К тому же я не могу оторваться от её глаз. Они почернели и увлажнились.

Как там это называется? Тонуть?

Я не просто в её глазах тону. Как в топях вязну. И першит в горле, будто проглотил ложку кофейной гущи.

— Зачем ты напрашиваешься?

— Что мне сделать, чтобы ты меня простил?

Мне уже по-серьёзному стрёмно за её психику. Это вряд ли гормоны. Или коварная месть. В неё будто демон вселился. Говорит заготовленную кем-то речь.

Ну же, Соболева! Ты так хорошо держалась после всего, что произошло.

— Я ведь обманула тебя. А ты хотел меня наказать. Как мне избежать наказания? Я очень хочу, чтобы ты меня простил.

— Развеу менянужно прощения просить?

Усмехнулась.

— А у кого же?

— У Вани, разумеется.

Сглатывает, прячет стыд за наигранной ухмылкой:

— Он ещё маленький, всё равно не поймёт.

— А ты не словами проси. Действуй. Вот сейчас в очередной раз доказываешь, что не разучилась действовать.

— Может мы всё-таки вернёмся к более интересной теме? Хватит уже о детях, а?

— Хорошо, давай о деньгах. Ты за этим пришла?

— Нет.

— Врёшь.

— Ты совсем не смотришь на меня, Макс. Что с тобой? Даёшь повод усомниться в своей мужской полноценности. Проблемы? Больше не стоит?

— Неужели вчера не почувствовала, когда я тебя к стенке прижал?

Это было подло, но осекло её.

Как легко ей манипулировать. И как мерзко и сладко одновременно этой властью упиваться.

…тщеславие с бдительностью несовместимы.

Мой взгляд выходит из-под контроля.

Установленная планка для обзора не удерживает равновесия и просто валится вниз.

А следом за ней мой взгляд. Соскальзывает. И набрасывается на её голое тело.

Конечно, я успеваю охватить всё за долю секунды.

И я доволен как папарацци, который первым из всех своих коллег успел из-за куста щёлкнуть обнажённой популярную кинозвезду.

А затем я уже просто не могу остановиться. И запоминаю деталь за деталью.

Сначала натыкаюсь на припухшие соски. Возмутительно алые, будто вымазанные помадой.

Вниз, по решётке рёбер.

Удивительно, насколько эластично человеческое тело.

Она выкладывала видео с последнего УЗИ. Её голый живот был похож на купол обсерватории. С выпуклым шариком пупка на вершине.

А теперь всё так же, как было год назад.

В глазах светлеет от воспоминания. Прошлый июль. Дашка в хромовом купальнике. Лежит в ядовитой траве у бассейна. И впадина пупка, в которую закатилась капля воды.

Мне нравилась форма. Сверху узко, книзу чуть расширялась. И самое глубокое место пряталось под маленькой пластинкой кожи.

Каждый раз, когда я видел её голый живот, у меня до зуда в затылке возникало дикое желание просунуть палец в эту узкую продолговатую дырочку, пока кончик не скроется за этой самой пластинкой. И увидеть, как там, под ней, он шевельнётся…

…а ещё чуть-чуть потянуть на себя.

Ммм…

Тогда это казалось пошлым.

Теперь уже никогда не будет уместным.

Но мне становится приятно, что форма вернулась.

У неё появилась новая родинка справа над ключицей. В той самой россыпи, что похожа на созвездие Большой Медведицы.

Я всегда получал от Дашки пня за сравнение совокупности этих родинок с ковшом.

«Не мог придумать нормальную метафору? Одни дуршлаги на уме! Голодный что ли?»