Заклятый друг (СИ) - Джойс Нэн

Господи, а раньше… раньше мы постоянно прикасались друг к другу. И это было так…не пошло. Несмотря на всю болтовню наших знакомых, которые были уверены, что мы любовники.

То, что мы тянулись друг к другу, казалось таким естественным…

Мой сын плачет, а я наряжаюсь.

В комнате на малахитовом трюмо ждут две огромные шкатулки. Я достаю из них другие украшения. А те, что были на мне, когда Макс трогал моё тело, снимаю и кладу на ладонь.

Я снова вспоминаю Арского. Его руки на мне. Сжимаю подаренные Жанной украшения сильно, до треска. И бросаю в разгромленное гнездо из порванной одежды. Туда же летят трусики.

Комкаю овеществлённое воспоминание взаимодействия и выношу в мусорное ведро рядом с унитазом.

А теперь нужно двигаться дальше.

Здесь, с ним, я не останусь.

С ними обоими.

Они оба мне невыносимы.

Меня ждёт Айдар. Он отвёз меня к сыну. Успокаивал всю дорогу.

Господи, как же я испугалась. Слабачка.

Я испугалась, что больше никогда не увижу своего ребёнка.

Слабачка!

Уродливая мысль по-прежнему смотрит на меня жалобно. Но я делаю вид, что не замечаю её.

В гардеробной красивые вещи. Они все мне идеально подходят. Моё тело быстро восстановилось после родов. Как будто ничего и не было.

Я возьму маленькое чёрное платье. И уберу наверх волосы гребнем с рубинами. К моим коньячным волосам так подходит этот цвет.

У меня была заколка с красными стекляшками, когда я училась в школе. Такая дешёвая. А Серёжа говорил, что в моих волосах эти стекляшки как цветы в красных каньонах.

Тема антикапсульности и избыточности моего гардероба исчезает за закрытой дверью. Я надеваю туфли на шпильке. Встаю перед зеркалом.

Напрягаются, проступают венки под щиколоткой, когда надеваю такую высокую обувь. Но я сейчас очень хочу стать выше. Чтобы отдалиться максимально от того образа, по прозвищу которого Макс только что меня так беспощадно обезоружил.

«Чуточка».

Накидываю другой плащ.

Лето холодное. Его холод сродни могильному по сравнению с прошлым летом.

Мне не нравится, что входная дверь распахнута. Распахнутые двери наводят на меня тревогу. Запертые — тоже.

Крон стоит у калитки и лает.

Я слышу голоса за воротами.

Понимаю, что этот подонок пошёл к Айдару.

— Крон, место!

Собака послушно идёт в вольер.

Выхожу за калитку. Она глухо хлопает за моей спиной.

Макс оборачивается. В уголке губ кровь.

Но проиграл Айдар. Я опускаю глаза, и вижу, что он сидит на земле. Держится за бок. А красивая бровь рассечена, заливает глаз и чисто выбритую щёку кровью.

Арский идёт в мою сторону, и останавливается, когда равняется со мной.

Пар от его дыхания окутывает меня.

— Лофт — это было наше место, Соболева. Где мы разговаривали, смеялись, придумывали. А ты собираешься там с ним переспать.

— С чего ты взял, что яужеэтого не сделала?

— Я же знаю, что ты врёшь.

— Нужны подробности? Он кусал меня за ухо, когда кончал.

— Хочешь, чтобы я выбил ему зубы?

— От тебя ничего не хочу.

— Это не взаимно.

Я слушаю его шаги за спиной. И ищу в себе силы не провалиться сквозь землю.

Шаг к Айдару получается неловким. И на второй точно не хватит сил. Я останавливаюсь и просто жду.

— Какой муж у тебя…сногсшибательный, — Айдар тяжело поднимается.

— Извини. Ты попал под горячую руку.

Подходит ко мне и берёт под локоть, ведёт к машине:

— Главное, что ты не попала, Дария.

Я опускаюсь на переднее сидение.

Айдар виновато улыбается:

— Извини, из-за меня произошёл скандал. Хорошо, что мы вместе не зашли. Что бы он подумал?

— Тебе нужно к врачу, — рассматриваю его лицо с зажмуренным глазом.

— Это пустяк. Поможешь?

Он достаёт с заднего сидения бутылку с водой, открывает. Протягивает мне:

— Поливай.

Наклоняется, складывает ладони чашей.

Я выливаю небольшую порцию, он умывается.

Запах крови становится не таким навязчивым.

Айдар вытирается бумажными салфетками, наклоняется к боковому зеркалу.

Мы оба рассматриваем его отражение.

— Вообще-то я тебе подмигнул, — хмыкает он, — чтобы разрядить обстановку.

— Да? Выглядело, будто ты просто прикрыл оба глаза, — я улыбнулась.

— Но в итоге ты всё равно улыбнулась. Просто забудем о том, что здесь произошло, хорошо?

— Ты имеешь полное право обратиться в полицию.

— Это в первую очередь тебя подставит. Меньше всего я хотел бы тебе навредить.

Он садится на водительское сидение, закрывает дверь. И смотрит на меня внимательно.

— Сегодня я туда не вернусь, — тоже закрываю дверь.

— Куда хочешь?

— Поедем в лофт, откуда ты меня сегодня забирал. Хочу пригласить тебя в гости.

16. Макс

Ваня отказывался пить молоко.

— Извини, бросил тебя. Но я должен был ему вмазать. Ну, кушай, тёпленькое мамкино молочко.

Нет, я определённо что-то делаю не так.

На какое-то время отчаяние захватило настолько, что даже головная боль от истошного плача ребёнка заменилась вакуумом. Всё превратилось в сжатую пустоту.

Но потихоньку, по капельке, в эту пустоту стала просачиваться ярость.

Хотя бы назло Соболевой я с этим справлюсь.

Мне помогла аналогия. Я по максимуму, в деталях восстановил в своей памяти то, что делала Татьяна Георгиевна, когда Ваня капризничал.

Помыл его, переодел. Положил на руки так же, как Татьяна Георгиевна, когда кормит его. Наклонил бутылочку под таким же углом.

И о чудо!

Это сработало!

Ваня выпил почти половину.

Но дальше отказывался от еды категорически.

Попытки предлагать ещё я оставил, когда он угрожающе нахмурил брови, собираясь снова заплакать.

— Ладно, ладно, малыш. Давай просто покатаемся.

Взял его поудобнее, и мы стали ходить по комнате.

Иван Арский абсолютно не хотел засыпать. Он с деловым видом разглядывал всё вокруг.

— Может быть я расскажу тебе что-нибудь? Твоя мама всегда говорила, что я интересно рассказываю. Про что? Со сказками у меня не очень. Я их совсем не помню. Давай что-нибудь значимое. Например…например… Давай я расскажу тебе, как познакомился с твоей мамой.

Презабавная история.

Это было два с половиной года назад. Февраль. Ой, как тогда было холодно. Только выйдешь на улицу, и сразу дрожать начинаешь. Вот так.

Я легонько потряс Ваню, и он заулыбался, издавая похожие на смех звуки. Татьяна Георгиевна называла это кудахтаньем. Но мне эти младенческие попытки засмеяться напоминали скорее кряканье.

— Да, Утяш, — я засмеялся в ответ. — И даже такие большие дядьки вроде меня дрожали от февральской стужи как цуцики. Цуцики — это так щенков называют. Щенки хорошенькие. Когда ты чуть-чуть подрастёшь, мы с тобой купим тебе твоего собственного щенка. Поедем в питомник и выберем. Такого, какого сам захочешь.

Ну так вот. Мы с моим другом Колей сидели в кафе недалеко от работы твоего дедуш… неважно. У меня родилась идея придумать экологическое приложение. Чтобы помогать природе. И Коля убеждал меня, что это не принесёт денег, а значит и не надо этим заниматься. Представляешь, некоторые люди только выгоду во всём ищут.

Зато он как друг не побоялся мне своё мнение высказать, пусть оно с моим и не совпадало.

Давай пообещаем друг другу, что станем с тобой настоящими друзьями. И не будем обманывать. Согласен?

Мы стоим перед зеркалом. В Ваниных глазах-озёрах спокойствие и любопытство.

Совсем он не похож на Серёжу. На Дашу слегка. А глазами — на меня. Но ведь у многих детей глазки поначалу голубые.

— Ну так вот. Коля пошёл курить. А я в туалет. И стою, я значит, писаю. И тут вдруг дверь туалетной кабинки распахивается за моей спиной.

А потом раздаётся:

— Аааа!

Такой пронзительно высокий визг, что я чуть не оглох.

Я, конечно, сказал пару нехороших слов. Ну неприятно это, если к тебе врываются, пока ты писаешь. Повернулся. А там мужик. Бородатый такой. И маленький-маленький.