Метаморфозы жира. История ожирения от Средневековья до XX века - Жорж Вигарелло

зрения историков, в этом можно обнаружить зарождение современной науки, стремление отойти от общедоступных знаний и приблизиться к более специфическим методам познания[258], пусть пока еще формальным: к выявлению субъективного (ощущаемого) и объективного (наблюдаемого). Наблюдение дает возможность правильнее понять изучаемые факты.

Наиболее значимой оказывается тучность, «переполненность всякого рода жидкостями»[259]. Речь теперь идет не просто о боли в животе, о которой упоминали, например, Альдебрандино Сиенский или Бернар Гордонский в XIII веке[260], но о целом комплексе одновременно встречающихся признаков — таких, как «покраснение глаз», «пульсация артерий», «прострелы по всему телу», «замедленность движений», «тяжелый сон», «удушье», упоминавшихся еще в 1550-х годах Жаном Фернелем. Устоявшимся за века принципам и методам изучения он предпочитал конкретные наблюдения[261]. Представление об «излишестве» уточняется, диверсифицируется, даже если при изучении вопроса о полноте трудно выделить преобладающую роль крови, жира или других телесных жидкостей (гуморов). Выявляется также «жестокий и мучительный симптом»[262] — апоплексия.

Очевидно, что медицина XVI века еще не «распознала» эту смертельную болезнь, сопровождающуюся внезапной потерей сознания и чувств, хотя уже в XIII веке Бернар Гордонский упоминал о том, что в «анамнезе апоплексии»[263] обнаруживается полнокровие. О том, кто рискует получить апоплексический удар, было известно давно[264]. Тем не менее средневековые описания смерти от апоплексии и те, что рассказывают о подобных «несчастных случаях» в Новое время, различны. Как известно, Фруассар в 1391 году описал «драматическое событие»: вернувшись с охоты, Гастон де Фуа внезапно потерял сознание, и, чтобы вернуть графа к жизни, ему стали давать «подкрепляющие средства»[265]. Фруассар пишет об этом скорее легкомысленно, нежели серьезно. Здесь важно прежде всего действие: после случившегося, пока «больной» находился без сознания, окружающие пытались «подкрепить» его силы при помощи еды.

В классические времена Сен-Симон описывает смерть Месье[266], и здесь мы видим совершенно иную ситуацию. Тревожных признаков было много: принц очень толст, «организм его разрушен распутством», «чрезмерная полнота и короткая шея»[267],[268]; за несколько часов до рокового события состоялась крупная ссора с братом — королем, вследствие чего «лицо Месье было багрово-красным»; за обедом он «ел за десятерых» — и это не считая «фруктов, печений, варений и всяческих лакомств, каковыми были уставлены столы в его апартаментах и набиты его карманы и каковые он поглощал почти без остановки в течение дня»[269]. Ссылаясь на признаки близящегося удара, говорят о поведении, чертах и цвете лица. О сосудах дается механистическое и обыденное представление: говорится об их наполненности, напряжении, возможной закупорке: кровь по ним течет «как по трубам фонтана»[270]. Апоплексия тогда неразрывно связывалась с жиром, и исповедник Месье угрожал ею принцу за несколько месяцев до смерти[271]. Единственно возможная предосторожность в этом случае — кровопускание, удаление «избыточного», а не «укрепление».

По всей вероятности, открытие в 1628 году кровообращения сыграло свою роль в этих страхах. Массированный приток крови, разрыв каналов, которые теперь обнаруживаются легче, могли бы повлечь за собой приступ, совершенно отличный от тех, что были описаны раньше[272]. Прежде болезнь связывалась с недостатком силы, теперь — с видимым давлением. По сути, в XVI веке, до открытия кровообращения, сложилась новая манера наблюдения, выявившая признаки апоплексии: покраснение лица, уплотнение вен, покалывание или тяжесть в теле. Изменился взгляд врача. Например, Якодомус Ломмиус, врач принцев Оранских, приблизительно в 1550 году утверждал, что апоплексии наиболее подвержены люди «с короткой шеей», «проводящие время в праздности за едой и питьем»[273], а Никола Абраам де Фрамбуазьер в самом начале XVII века с уверенностью указывал на «флегматиков и пьяниц с короткой шеей»[274] как на потенциальных жертв этой напасти. «Короткая шея» упоминается постоянно, она является символом тяжеловесности, внутреннего принуждения, затрудненного дыхания и жизненных проблем. «Питие» также традиционно связывается с «переполнением». Жан Риолан упоминает «полноту» и «короткую шею» (collum breve) в связи с тем, что и то и другое затрудняет «проходы», «лишает мозг» крови, закупоривая сонные артерии и «мозговые вены»[275]: они являются препятствием для питания мозга, масса тела провоцирует потерю сознания.

Апоплексия очень часто упоминается в мемуарах. Пьер де л’Этуаль, чей дневник можно назвать хроникой внезапных смертей конца XVI — начала XVII века, говорит о любителях поесть, скрупулезно описывает сырой климат, «влажный и нездоровый» воздух, «грозу и дождь»: от всего этого телесные жидкости (гуморы) становятся тяжелее, и количество «апоплексических ударов» возрастает[276]. В письмах Ги Патена неоднократно упоминаются «прекрасные друзья, полные и краснолицые», которые умерли «от апоплексии или какого-то удушающего воспаления»[277]. Нельзя сказать, чтобы полнота теперь определялась яснее, зато сопровождающим ее симптомам стало уделяться больше внимания.

Абстрактный взгляд на жир

Сказанное выше отнюдь не означает, что знания о жире стали точнее. Ясности все еще нет, по-прежнему странным образом связываются представления об избытке жира, крови, слизи и соков. Анри де Монте в 1559 году настаивает на том, что «в основе всего — переедание и праздность»[278], а Михаэль Эттмюллер в XVII веке обвиняет «невоздержанность и безделье»[279]. Однако это «все» остается смешанным, и причина, лежащая в его основе, общая. Кровь и жир на словах различались, но на деле их путали; скопление того и другого тяготило и плоть, и сосуды. В конце XVII века Жан Дево, автор книги «Сам себе врач» (Médecin de soi-même), выступал сторонником идеи об избыточном «количестве крови»[280], что было вызвано «излишествами» и неумеренностью.

Дело в том, что в классической медицине жир по-прежнему остается загадочной материей: взгляды на это вещество были интуитивными и зачастую противоположными, и наука химия здесь ни при чем. Споров о нем становится все больше, и это доказывает новый интерес к излишней полноте. Например, вызывает полемику вопрос о локализации жира: в 1661 году Жан Риолан утверждал, что жир держится на мембране, находящейся под кожей, это настоящая «туника», собирающая его отдельные частицы, «как платье»[281]. Димербрук в 1672 году настаивал на том, что жир — это разлитое «масло», не имеющее четких границ[282], тогда как Фабрис де Альдан в 1682 году высказывал предположения о существовании свободно двигающихся по брюшной полости комков жира, увеличивающих объем живота, а также других «автономных» объектов, которые могут быть выведены из организма как отходы. Это подтверждалось случаем одной пациентки Альдана, которая внезапно похудела, после того как через ее задний проход вышли три комка жира, покрытые кожей. И никакого удивления