Мадам Поммери. Первая леди шампанского брют - Ребекка Розенберг

пожалуйста. – Луиза бежит к ней, не спрашивая разрешения. Она предпочитает действовать сразу.

Экономка глядит на меня.

– Да, хорошо. Благодарю вас, мадам Лоран.

– Она такая же энергичная, как и вы.

Я допиваю шампанское и не прочь снова наполнить бокал, но гость никогда не должен наливать себе.

– Можно я налью вам, месье? – Я иду к серебряному ведерку.

Привыкший к слугам, он протягивает свой бокал, и я наливаю.

– Вольф предлагал выкупить вашу долю в винодельне, – говорю я, контролируя себя меньше, чем мне кажется. – Но я отказалась.

– А я-то гадал, долго ли еще этот бош будет ходить кругами возле меня, – говорит Грено. – Вольф уже несколько лет пытается нас купить. Как всякий банкир, который сидит за столом и считает чужие деньги, он думает, что наша винодельня принесет ему оглушительный успех, если он возьмется за нее.

Меня удивляет его ворчливый тон.

– Сколько же Вольф предлагает? – Его мутноватые глаза смотрят на мои губы, хотя он и держит трубку возле уха.

– Он никогда не называл сумму. А что? – спрашиваю я.

Он смотрит на карманные часы.

– Через час у нас ужин. Вы сможете приготовиться, или я пошлю свои извинения?

Мне хочется лишь принять горячую ванну и лечь спать.

– Луиза может пойти туда со мной?

– Александрин, вы слишком долго жили в провинции. Париж не для детей, а для взрослых. С ней останется мадам Лоран.

Я слышу, как они вместе поют на кухне песенку «Алуэтт» про маленького жаворонка. Встаю и иду к лестнице.

– Тогда я переоденусь. Где моя комната?

– Вторая дверь справа. Поторопитесь, я не люблю опаздывать.

На середине лестницы я слышу его бормотанье.

– Проклятье! Все к черту!

Удар и треск. Новые проклятья.

Сбежав вниз, я вижу, как Грено запихивает железной кочергой под горящие поленья свою слуховую трубку.

* * *

Когда я возвращаюсь в гостиную, на Грено уже черное кашемировое пальто и шелковый цилиндр, а в руках трость из слоновой кости. Никакой слуховой трубки. Ни следа его недавнего гнева.

Он протягивает свободную руку.

– Вы выглядите ослепительно, Александрин. В самом деле. Для меня честь быть вашим спутником в этот вечер. Глаза всех мужчин будут направлены только на вас.

Мажордом открывает дверь. На улице нас ждет кабриолет винного цвета с позолотой.

– Это Париж, Александрин. Париж, – подчеркивает он с прежней лукавинкой в глазах. – Может, на сегодня мы забудем о правилах.

– Туше. – Я чувствую, как на моих губах появляется девичья улыбка.

* * *

Первая неделя проходит в мелькающей чреде обедов в самых престижных парижских ресторанах. «Лё Прокоп», «Ля Тур д’Аржан», «У Курящей Собаки». Грено там в своей стихии.

Сплетники шепчутся про новый Париж, задуманный Жоржем-Эженом Османом, архитектором Наполеона. Бедняков выселяют из многолюдного центра, а дома сносят. Новый Париж поднимается из руин, открывая дорогу для возрождения искусства, музыки и технических новинок.

Брызжущая энергия кружит мне голову. Мой разум напоминает вертушку, какие я покупаю Луизе у городских торговцев. Как мне применить таланты и образование, чтобы превратить компанию «Поммери» в нечто экстраординарное?

Стремясь найти новых заказчиков для «Поммери», я нарушаю еще одно правило этикета – никогда не приносить вино на званый обед, поскольку это оскорбительно для хозяина. Я обертываю бутылки моего красного вина «Поммери» в самую красивую бумагу, какую нахожу, и презентую их каждому хозяину дома или ресторана, куда мы приезжаем. Они спрашивают про «Поммери»: где у нас растет виноград, когда собран, как делается вино. Просят разрешения посетить «Поммери» – всего пять часов поездом от Парижа.

К концу недели я продаю пять привезенных мной ящиков вина и получаю заказы на доставку. Моя разбухшая от денег сумка позволит мне заплатить новый акцизный налог и очередную сумму по залоговому кредиту.

Грено поражается.

– На этой неделе вы продали больше вина, чем я за весь прошлый год.

– Мы с вами стали прекрасной командой, – улыбаюсь я. Его контакты для меня бесценны.

Он вручает мне приглашение, напечатанное на карточке с золотой пчелой наверху.

– Вы можете задержаться в Париже еще на какое-то время?

– Королевский прием в Тюильри по случаю Нового года? – У меня трепещет от восторга сердце. – Боже мой! Император Наполеон и императрица Евгения? Как вам удалось получить приглашение?

– Я играю в «фараон» с послом Казимиром Перье. Он познакомил меня с королевским сомелье. Они будут подавать на приеме вино «Поммери».

Я спохватываюсь и в отчаянии прижимаю ладонь ко лбу.

– Но я не привезла с собой ничего из платьев, в каких можно пойти в Тюильри, а сейчас уже нет времени на портного.

Грено устало вздыхает.

– Ничего страшного, cherie. Тогда я отдохну после этой недели. Праздники меня утомили.

– О нет, нет, месье Грено. Мы не можем отказываться от королевского приема. Где тут ближайшая галантерейная лавка с тканями и фурнитурой?

8

Расфуфыренная в пух и прах

Бесчисленные часы в Павильоне Орлоги[5] бьют разом, словно удар гонга, и от этого звука сотрясаются стены бального зала. Сотни гостей, и я в том числе, поворачиваются к дверям, где должны появиться императрица и император. Но когда я не слышу фанфар и не вижу ни гвардейцев, ни королевской процессии, испытываю ужасное разочарование.

Я стучу по вееру указательным пальцем, украшенным бриллиантовым кольцом.

– Они опаздывают на час, – говорю я Грено. – Высокие гости никогда не должны опаздывать.

– Вы хотите перекусить?

Ох, без его слуховой трубки вечер станет для меня невыносимо долгим. Я кричу ему на ухо.

– Я сказала, что Наполеон опаздывает.

– Королевская персона использует свои привилегии, моя дорогая.

Лакей подает нам бокалы с шампанским.

Наконец сотня горнов возвещает о прибытии королевской четы. Глашатай ревет в медную трубу:

– Ее императорское величество Императрица Евгения!

Гости бала тянут шеи и привстают на цыпочки, пытаясь хоть что-то разглядеть. При первом же взгляде на императрицу у меня бегут по спине мурашки. Императрица стоит наверху широкой лестницы, сверкает золотая тафта, отделанная бахромой и яркими черными бантами. Ее юбки и жесткие кринолины еще шире, чем у Марии-Антуанетты, отчего талия кажется буквально осиной. Низкий лиф открывает плечи, оливковый цвет кожи подчеркивается множеством сверкающих жемчужных нитей. Мелкий жемчуг обвивает черные пряди волос и струится по голой спине. Императрица единолично возрождает высокую моду и экстравагантность королевских дворов.

– Где же Наполеон? – кричу я на ухо Грено.

Императрица плавно движется в зал в сопровождении восьми фрейлин в платьях цвета утренней зари, от персикового до малинового.

Я тут же начинаю переживать, что одета не по протоколу. Платье императрицы сияет, как солнце, а мое творение – луна