Мокруха - Джон Ширли

минут, Митч решил, что это явно не тюремная клиника. Обычный госпиталь, потрёпанного вида, куда обычно свозят бедняков, и подчас они оттуда возвращаются, а иногда нет.

Он чувствовал себя более или менее нормально, пока не попытался шевельнуться. Ощущение возникло такое, словно он связан колючей проволокой. Лежи — и она тебе не слишком мешает; шевельнись — и вонзится в тело. Казалось вдобавок, что в кости ему залили свинец. Поднять их нечего было и думать.

Он скосил глаз на свою кисть, по которой тянулась чёрная полоса, а рана и кожа вокруг неё были обрызганы дезинфектантом оранжевого цвета. Его перевязали, как тряпичную куклу: по груди, ногам, рукам. Неужели он успел добраться и до таза? Успел ли совершить то, о чём думал, теряя сознание: оскопить себя?

Больше Чем Человек был бы рад...

Но его поглотило забытьё, и он утратил контакт с Больше Чем Человеком и со всем прочим. Пока не проснулся здесь, в этой кровати, в этом госпитале, в средоточии боли.

Не двигайся. Даже не шевелись. Потому что придёт такая боль, которую даже тошнота бессильна обуздать, и в конвульсиях ты задёргаешь руками и ногами, и боль нахлынет с новой силой, а потом... потом даже представить боязно.

Он лежал, плавая на течениях тошноты и медикаментозного дурмана, с пересохшей глоткой, а потом явилась медсестра и склонилась над ним, изумлённо покачивая головой.

Она спросила, как он, и Митч вымолвил:

— Болит.

На вид — полукровка, отчасти индианка, отчасти испанка. Акцент мексиканский.

— Это тошно, б’лит, — сказала она, меряя пульс.

— Болеутоляющее? — выдохнул он.

— Посмотрим, что доктор скажет.

— Воды?

— Тебе ничего нельзя принимать внутрь, но я тебе раствора глюкозы внутривенно дам, — сказала женщина, — полегчает тогда.

Она подкатила капельницу и воткнула ему в правую руку иглу, не переставая флегматично жевать резинку. Пахло от неё никотином. Глюкоза потекла по пластиковой трубке в длинную иглу, а оттуда — в центральную вену правой кисти. Подъюстировав иглу, медсестра безмолвно удалилась, надо полагать, на перекур.

Капельница отсчитывала капли, и по телу его растекалась прохлада.

Скорее всего, его теперь запихнут в психушку и станут вот так обкалывать. Ну, это рано или поздно бы произошло, чего уж там.

Он задумался, есть ли снаружи охрана и приказано ли особо стеречь его. Да ладно, о чём вообще говорить? Он слаб, истощён, и он по сути в тюрьме. Наверное, даже брату не разрешат позвонить, если руководство центра для несовершеннолетних не даст на то санкции. Раны стало колоть и жечь. Дотронуться до них он не мог.

Он держал веки сомкнутыми, жмурился так сильно, как мог.

Я буду так лежать долго, подумал он. Лежать и страдать.

Не будешь, если не захочешь.

«Я должен.»

Ступай с нами. Мы пошлём кого-нибудь тебе на выручку. Прямо сейчас тебя никто не думает охранять. Ты ведь просто пацан. Ты для них не очень важен. Да, охране велено за тобой приглядывать, но им это по барабану. Мы тебя вытащим.

«Взгляните, что вы меня принудили с собой сделать!»

Он это подумал скорей с досадой, чем с ненавистью. У него сил не было злиться на Больше Чем Человека. И чем дольше он слушал, как Больше Чем Человек говорит с ним, тем легче ему становилось.

И правильно. Если ты меня слушаешь, тебе должно становиться лучше.

Он почувствовал, как мозгосироп сочится по телу и немного утишает боль.

Большего я пока не могу для тебя сделать, пока ты там. Связь нестабильна.

«Я не могу сбежать. Я не могу пошевелиться.»

Мы тебе поможем.

Ужас и неохотное согласие. В такой последовательности.

Он сперва подумал, а не позвать ли кого-то на помощь, чтобы послали за Джеффом.

Потом подумал, что надо уйти вместе с Больше Чем Человеком.

Он знал, что позвать на помощь не сможет. Он знал, куда ему следует отправиться. У него было не больше свободы, чем у жидкости, вытекающей через слив.

«Я не...»

Попытайся же.

«Я не хочу...»

Скажи.

«Я не могу...»

— Он что, говорит во сне? — спросил тоном врача мужской голос. Казалось, что обладатель его думает вслух.

Митч открыл глаза и увидел врача. То был темнокожий коротышка в белом халате. Его привела медсестра.

— Я доктор Драндху.

Доктор говорил с индийским акцентом.

— Болеутоля...

— Я тебе не личный врач и выписать его не могу. Твой врач в реанимации, делает кому-то вырезание и вставку[19], ну ты понял. Он скоро. Я из Калвер-сити, работаю в тамошней частной клинике, потому что доктор Метцгер... это твой врач, доктор Метцгер... он сказал, что мне будет интересно на тебя взглянуть... — Он говорил отстранённо, не сводя глаз с ран Митча. — Очень, очень квалифицированная работа. Доктор Метцгер мастер своего дела. Непохоже, что ты потерял много мышечной ткани, так что, если нервы в порядке, совсем восстановишься, но останутся шрамы.

— У вас были ещё такие же пациенты? — удивилась его спутница.

— Если быть точным, то двое. Девушка и мужчина за сорок. Мы только этим утром его оперировали. Митч, ты сидишь на наркотиках? Это строго между нами.

— Нет.

— Ты уверен? Мы никому не скажем, клянусь.

Митч вместо ответа сомкнул веки.

Попытайся же. Объясни им.

Легко сказать.

Доктор задал ему ещё какой-то вопрос. Митч проигнорировал его: он слишком старался не соскользнуть в забытьё. Он услышал вопрос только со второго раза.

— Митч, с кем ты разговаривал, когда мы вошли? Ты слышишь голоса?

Митч не ответил и на этот вопрос.

Через несколько минут он услышал, что врачи ушли, но ощущение чьего-то присутствия не пропадало.

Он открыл глаза. В палате был Палочка-Выручалочка.

Это Больше Чем Человек прислал его.

Палочка-Выручалочка был низкого роста, с румяными щеками, очень светлыми голубыми глазами и такими большими мочками ушей, что это придавало ему сходство с сенатором в галстуке-бабочке, который баллотировался в президенты, но проиграл[20]. Лоб у него, напротив, был маленький. Он широко улыбался. Он носил старую коричневую куртку и тщательно выглаженную коричневую же рубашку, заправленную в коричневые полиэстеровые брюки. Волосы укладывал ёжиком. Вообще складывалось впечатление, что Палочке-Выручалочке без разницы, на кого походить. Он был сама чистота и аккуратность. Возможно, поэтому и ногтей на пальцах рук у него не было.

Митча прошибла паника.

— Нет. Не пойду.

— Тут никого, — ответил Палочка-Выручалочка высоким писклявым голосом, как у цирковых лилипутов. Собственно, росточком