Россия и современный мир №1/2011 - Юрий Игрицкий

По существу, способность справляться с воздействием центра, приводить его в соответствие с «правилами игры» воспринимались в качестве критерив эффективности местной власти, власти регионального уровня. В какой-то момент казалось, что возможно достижение понимания на новом уровне. Да, компетенция местной власти сужалась по мере того, как расширялось присутствие федеральных компаний и госкорпораций. Но местные виды деятельности (экспорт леса, морепродуктов, импорт автомобилей, добыча неэнергетического сырья и др.) продолжали свое существование по прежним правилам, а от местной власти ждали, что она выступит в своей традиционной роли – посредника между регионом и центром. Основания для «сдержанного оптимизма» были, во всяком случае с точки зрения дальневосточников. Ведь все требования центра были выполнены, наиболее доходные и легальные производства поменяли собственника, «Единая Россия» неизбежно побеждала на выборах. Сбор налогов с дальневосточных территорий возрастал.

Не сработало. Властный центр с удивлением убедился, что его собственные действия по наведению законного порядка или борьбе с олигархами, широко и искренне поддерживаемые «вообще», воспринимаются населением региона как нелегитимные или не вполне легитимные, как только касаются местных олигархов и местного «порядка». Стремление федерального центра использовать транзитные возможности региона оказалось камнем преткновения, поскольку эти возможности уже использовались и не совсем так, как предполагало государство. Поток ресурсов из региона или через регион в страны Северо-Восточной Азии и встречный поток «на запад» из соседних государств воспринимался местным сообществом как еще одно «ограбление» региона, так как эти потоки кормили Дальний Восток. Регион упорно не желал становиться «транзитным», мостом между Европой и Азией. Более того, назначенный в 2005 г. на должность полпреда в ДВФО бывший мэр Казани Камиль Исхаков в кратчайший срок из «государева ока» в регионе превратился в эффективного лидера регионального сообщества. Он стремился «пробить» проект, в котором помощью создания «особых экономических зон» и особого «приграничного режима» можно было развести интересы дальневосточных и «московских» экономических акторов. Внешнее воздействие оказывалось малоэффективным. Оно не распространялось на «пустоту», а пробивалось через уже сформированный и устоявшийся социальный массив. Это и стало толчком для начала борьбы с коррупцией на Дальнем Востоке. Сменивший Исхакова О.А. Сафонов, бывший высокопоставленный сотрудник МВД, был назначен полпредом с единственной целью – побороть коррупцию, «декриминализировать» вверенный ему округ.

Не оценивая эффективность этой борьбы, отметим ее главную специфику: в отличие от итальянских мафиозных сетей или иных моделей альтернативной социальной интеграции, борьба здесь велась в рамках одних и тех же государственных структур. Причем зачастую с полным ощущением собственной правоты и с одной, и с другой стороны. Высшее начальство, будучи федеральными назначенцами, боролось с «самоуправством на местах». Представители среднего и нижнего звена тех же ведомств, будучи жителями Дальнего Востока «отстаивали справедливость», т.е. защищали местные интересы, осуждая «превышение должностных полномочий» новыми силовиками и т.д. Инструментом и одной, и другой сторон служит борьба с коррупцией.

Антикоррупционная война, охватившая регион, породила странную ситуацию, когда одновременно существовали и прежние «правила игры», и «новые» законодательные нормы. Власти различного уровня и функций в хозяйственной системе (с ориентацией на местные формы деятельности или на «федеральные») вели ожесточенные бои, оставив бизнес на произвол судьбы. В результате хозяйственная активность в регионе резко пошла на убыль. При этом каждый раз принятие новых, вполне тривиальных протекционистских законов, призванных «защитить» регион, порождало новый спад. Так, закон, запрещающий вывоз необработанного леса, который так и не был введен, заставил традиционных потребителей дальневосточного «кругляка» (Республика Корея, Китай) переориентироваться на канадский лес. Новые правила вылова рыбы и выделения квот в 2006 г. поставили «на прикол» в разгар путины бóльшую часть рыболовного флота. Ужесточение миграционного законодательства грозит сорвать не только жилищное строительство, но и возведение многих значимых промышленных объектов. «Праворульная» эпопея, оказавшаяся наиболее известным, хотя и не самым значимым проявлением новой ситуации, тоже порождена введением совершенно традиционной протекционистской нормы.

В последние годы в регионе ощутим спад, достаточно слабо связанный с мировым экономическим кризисом. Руководители предприятий приводят самые разные апокалипсические цифры падения. Однако, даже делая поправку на вполне конкретный «интерес» хозяйствующего субъекта, спад хозяйственной активности виден «невооруженным глазом», причем, в тех отраслях, которые не связаны с величиной государственных инвестиций (лесная отрасль, вылов морепродуктов, импорт техники и т.д.). Значительные территории уже превратились в «иждивенцев государства» (пожалуй, наиболее показателен пример Еврейской автономной области, экономика которой полностью зависима от федеральных трансфертов). Ведь, «сломав» прежние правила, центр не смог предложить значимой альтернативы. Пожалуй, выступления автомобилистов, при всем том, что с ними удалось более или менее успешно «справиться», вызвали к жизни иную программу. Наиболее пострадавший от вторжения извне Приморский край до 2012 г. может не особенно переживать о своем будущем. Невероятный для региона федеральный трансферт на проведение саммита АТЭС позволяет задействовать большую часть краевых мощностей и трудовых ресурсов. На Дальний Восток спешно переводятся производства из иных регионов страны.

Даже успешность «борьбы с коррупцией» в регионе была «оценена» отставкой О.Н. Сафонова и назначением на его пост «местного» губернатора В.И. Ишаева. Не то чтобы «коррупционная война» утихла совсем, но назначение Ишаева изменило в ней расстановку сил и задачу федеральной власти. По сути на Дальнем Востоке сегодня реализуется уникальный проект по интеграции «несистемных» сетей. В его логику вписываются и последние договоренности В. Путина с руководством Китая, вызвавшие столь бурную и неоднозначную реакцию в России и совершенно спокойную – в Китае. Дело не в том, что китайцы здесь «выиграли», а россияне – проиграли. Просто для Китая, который изначально строил вполне легальные (со своей стороны) отношения с дальневосточными территориями, в этих договорах практически нет ничего нового. Может быть, только то, что китайских рабочих реже станут «щипать» блюстители правопорядка. А вот для России новое есть. Кроме традиционных договоров по энергетике, соглашения содержат стремление институционализировать уже сложившиеся экономические отношения, включить их в рамки общей хозяйственной системы. Насколько успешной окажется эта попытка, покажет ближайшее будущее. Собственно, об этом сегодня спорят ученые, бизнесмены и политики региона. «Уйдут» ли деньги из региона или останутся здесь. В первом случае несистемное противодействие и, увы, неизбежная деградация региона окажется неотвратимой. Во втором – дальневосточные сети будут включены в общероссийскую политическую и экономическую структуру. Но это будет уже совсем другая история.

1. Асалханов И.А. Социально-экономическое развитие Юго-Восточной Сибири во второй половине XIX в.: Монография. – Улан-Удэ: БГПИ, 1963. – 496 с.

2. Бляхер Л.Е. Политические мифы Дальнего Востока России // Полис. – М., 2004. – № 5. – С. 28–39.

3. Бляхер Л.Е. Потребность в национализме, или Национальное самосознание на Дальнем Востоке России // Полис. – М., 2004. – № 3.

4. Дидух Н.Н. Трудовая миграция как фактор развития Дальневосточного региона (социологический анализ) // Автореф. дисс. …кандидата социолог. наук. – Хабаровск: Изд-во ТОГУ, 2009. – 24 с.

5. Заусаев В.К. Стратегический план устойчивого социально-экономического развития города Комсомольска-на-Амуре до 2025 г. – Хабаровск: Реотип, 2009. – 256 с.

6. Изменение поведения экономически активного населения в условиях кризиса (на примере мелких предпринимателей и самозанятых) // Под ред. Л.Е. Бляхер. – М.: МОНФ, 2000. – 112 с.

7. Ишаев В.И. Особый район России. – Хабаровск: Хабаровское книжное изд-во, 1998. – 246 с.

8. Кабузан В.М. Дальневосточный край в XVII – начале ХХ в. (1640–1917). – М.: Наука, 1985. – 458 с.

9. Кузин А.В. Военное строительство на Дальнем Востоке СССР: 1922–1941 гг.: Дисс. …д-ра ист. наук. – Иркутск: ИрГУ, 2004. – 396 с.

10. Мюрдаль Г. Современные проблемы «третьего мира». – М.: Прогресс, 1972. – 768 с.

11. Нечаев В.Д. Миф провинциальности: содержание и механизмы возникновения // Формирование и функции политических мифов в постсоветских обществах. – М.: Ин-т Африки, 1997. – С. 10–18.