Музыка для мужика. История группы «Ленинград» - Максим Семеляк

Я занимался распространением диска «Пуля». Тираж был тысяча или две, не больше. Я взял с собой штук двести дисков, поперся с этими коробками в Питер, потому что на следующий день был концерт в «Спартаке». Одну коробку я сдал в «Сайгон» Денису Рубину, а со второй пошел на концерт — купили дисков шестьдесят. Это была самая большая разовая продажа. В Москве мы их продавали через магазины типа «Зигзаг», какую-то часть отвезли в «Союз», и это все кануло неизвестно куда. Когда грянул кризис, у меня остались коробки с дисками, я их периодически возил в клуб «Пушкинг», продавал три, может, пять дисков в месяц — на эти деньги как-то жил. В продюсерской группе «Ы» царил полный бардак, на тему «Ленинграда» вообще ничего не делалось, поэтому претензии Сереги были понятны.

У меня дома от первого тиража дисков двадцать еще лежит.

Денис Рубин

Огишники поругались с «Ленинградом» сперва из-за неправильного порядка песен на альбоме, потом из-за концертов — взяли группу, а ей не занимались. Я помню, как мне звонит Ира Паперная и заявляет: «У вас концерт завтра в „Летчике“, Борисов договорился, вы в курсе?» Я в спешном порядке звоню Шнурову, он мне резонно сообщает, что никуда не поедет, и что это, в самом деле, такое — за день объявлять о концерте. Это была последняя капля, после чего Мите сказали «до свиданья».

Алексей Зимин

В клубе «ОГИ» «Пулю» заводили ближе к полуночи. И потом она с перерывами на какой-нибудь «АукцЫон» и гнусного, кажется, немца, который дикторским голосом поет голливудские стандарты и вещи из репертуара Бритни Спирс, крутилась до утра. Может, я что-то путаю, но почему-то именно с этими: картонным — немецким и картавым федоровским — голосами у меня ассоциируется и «Пуля», и вдовинский вокал, и даже песни эти: в сущности, неплохие, но спетые как-то балаганно, с питерской театральщинкой.

Их можно было слушать, но в них нельзя было влюбиться.

Поэтому «Пуля» прошла мимо меня по касательной. Благодаря огишным принципам диджейства я слышал эту пластинку тысячу, наверное, раз. Но она осталась таким непротивным акустическим шумом. Немец был, конечно, отвратительнее.

Михаил Рябчиков

Летом я поехал в Париж где познакомился с Хвостом и выдал ему «Пулю». Я тогда не пил, приехал с тортом, пытался что-то ему объяснить про группу «Ленинград», мы ее даже слушали. Но он никак, по-моему, не прореагировал.

Сергей Шнуров

С Хвостом мы впоследствии подружились. Он заехал на наш «голый» концерт в Нюрнберге. Мы как-то там пообщались, и он с тех пор стал захаживать на концерты за границей. Последний раз я видел его на съемках фильма «Четыре». Его окружали какие-то непонятные люди, поили коньяком. Причем я четко помню, что сам он к бутылке не тянулся, но ему прямо навязывали. Вскоре он умер.

Дмитрий Ольшанский

Когда «Ленинград» в первый раз оказался в Москве, моя собственная квартира неуклонно превращалась в первый клуб «ОГИ». Это было очень странное ощущение: приходишь туда, где еще недавно был дом, а у тебя в комнате делают бар и расклеивают афиши. У меня в этом баре, кстати, был бесплатный кредит, так что каждый день я падал на улице. Но окончательно притонодержателем я почувствовал себя, когда на квазидомашнем концерте там заиграл «Ленинград». Комната, как сельдями, заполнилась пьяными людьми, те, кому не хватило места, хотели высадить двери снаружи, Пузо оглушительно бил в барабан, то и дело звонили соседи, вот-вот должна была приехать милиция. Для «солидного» 1998 года это была странная, но, как я теперь понимаю, на редкость жизнеутверждающая картина.

Игорь Вдовин

Когда появились эти московские ребята из «ОГИ», все покатилось по более-менее накатанной трассе. Но у меня к тому времени уже начал спадать интерес к происходящему. К тому же я тогда болел. До сих пор ходят слухи, что меня якобы из группы выгнали. Такого, разумеется, не было.

Я же видел и чувствовал, что Сереге мало играть на бас-гитаре. Шнурову пришлось встать за микрофон, хотя он не умел петь. Ситуация, в которой он оказался, его очень хорошо подстегнула. Потому что рыба, потому что надо, как сказано в одной из моих любимых песен.

Андрей «Андромедыч» Антоненко

Серега раньше все корректировал со Вдовиным. Я начал плотно контактировать с Серегой, когда ушел Вдовин, и мы начали записывать «Мат без электричества». Мне стало реально легче дышать, потому что с Вдовиным у нас были отношения достаточно напряженные, в случае чего он запросто мог сказать: «Молчи и ничего не делай».

Игорь Вдовин

Я помню ощущение беспрерывного драйва. Мы были музыкальными бес-предельщиками, могли сыграть абсолютно все, не были связаны никакими стандартами. Захотели хардкор — пожалуйста, хардкор, захотели диско — ради бога. Я до «Ленинграда» достаточно поиграл в разных группах, и везде была одна и та же суетливая тема: вот можно выйти на какого-то продюсера в Германии, вот мы ему сейчас передадим демо, и тогда, глядишь, все завертится. А в «Ленинграде» никто не суетился, просто играли и ждали какого-то движа. И этот движ закрутился. Тогда я понял: когда делаешь то, что тебе нравится, это и есть самый правильный вариант. Мы не прикладывали каких-то сверхусилий, мы не умели играть, но при этом у нас было ощущение правильности всего происходящего. Это ощущение осталось надолго. Оно хорошее и приятное.

Определенную роль в «Ленинграде» я, конечно, сыграл. И в конечном итоге я рад, что так все вышло. Каждый остался при своем.

Об истинных причинах дефолта много чего болтали, но у меня есть своя версия. Я думаю, что все случилось из-за гастролей The Rolling Stones, а точнее, из-за песенки «Paint It Black», которую они отбарабанили 11 августа в «Лужниках» часов эдак в десять вечера. Пугачева — на сей раз вполне реальная, а не в виде Пуза — плясала под нее как сумасшедшая. Под самую действенную вещь этих маленьких, рассохшихся, похожих на стервятников англичан все и полетело в тартарары. После концерта я очнулся в южном депо зеленой ветки, без денег, ключей и документов, во взрезанной ножом куртке и с отчетливым ощущением несколько нового зона.

Сергей Шнуров, как выяснилось позже, тоже был на этом концерте, — почуяв неладное, он приехал прокутить последнюю тысячу долларов. В Питере он, помимо всего прочего, был известен как обладатель сразу и мобильного телефона Ericsson, и пейджера. Однако после августовских невзгод говорить по мобильному стало до бессмысленного расточительно, и неделю спустя Шнуров картинно и яростно расколотил трубку об асфальту входа в клуб «Грибоедов». Теперь у него оставался только пейджер.