Фронтмен - Владимир Ераносян

"Где же, черт возьми, этот телефон!? — занервничал я, когда собрался позвонить Мише. Я был убежден, что если телевидению не интересен я, то охочие до сенсаций репортеры непременно клюнут на толпу флэшмоберов, которые удивят всех своей беспрецедентной акцией в поддержку игорного бизнеса и десятков тысяч молодых людей, которые остались за бортом после закрытия казино. А я в этой толпе буду пострадавшим фронтменом, кем-то вроде мученика, которому подрезали крылья и не оставляют в покое могущественные лоббисты из Федерального собрания. Сперва привлеку внимание к своей персоне, а затем выложу на стол козырную карту — личную заинтересованность Гараева в моем разорении. Без политического пиара мной никто заниматься не будет.

Надо стать публичным, чтобы на равных воевать с Гараевым"… — Я тешил себя иллюзиями, заставляя себя поверить в то, что меня осенило… В этот момент псевдо-эйфории из кожаной папки зазвонил пропавший телефон. Он верещал каким-то незнакомым рингтоном в стиле фанк-одиссеи Джамирокуай.

Надо ж было воткнуть сотовый в папку. Наверное, я впихнул его туда на автомате, когда открывал входную дверь своего жилища. Да, еще вчера мой дом был моей крепостью, а сегодня здесь уже витала какая-то чужая аура с сопутствующей ей аранжировкой.

Я извлек телефон. «Верту» как «верту», только не мой. Этот сотовый был новехонький, без единой царапины. Вывод напросился сам собой — вчера в лимонаде я искупал собственную «трубу». Ну, и дебил же я. Да еще и воришка. Хорошо, хоть не сознательный. Каспер теперь богат — купит себе новый. Ответить или вытащить сим-карту и утопить ее в унитазе?

— Алло… — ответил я из чистого любопытства, ничуть не сомневаясь, что свою собственность разыскивает Каспер.

— Да, здравствуйте, Каспер, Вас беспокоит Ирина — бухгалтер Вадима Аркадьевича. Не могли бы Вы приехать сегодня на полчасика пораньше? Просто у нас корпоративный праздник, всех пораньше отпустят. И еще одна просьба — все-таки возьмите побольше вооруженных охранников — сумма ведь внушительная и вся наличными, как Вы и просили…

Я не перебивал, припоминая отрывочные фразы Каспера во время его последнего разговора по этому телефону, случайным свидетелем которого мне довелось стать прошлой ночью. Осмыслить сказанное я не успел, так как она спросила:

— Что скажете? Получится у Вас приехать в полдень?

— Хорошо, — буркнул я, поинтересовавшись, — Ирина, уточните, пожалуйста, адрес…

— Первый монетный переулок, дом 23. Пропуск будет заказан на Ваше имя. Скажете, что Вы к Ирине Самойловой, на 5-ый этаж. Я предупрежу вахту, что Вас ожидают. Но помните — после Вашего выхода из здания безопасность полностью ложится на Ваших инкассаторов. Не рискуйте, проявите максимум осторожности. Хотя Вы можете передумать. Наша служба готова сопроводить Вас до любого места назначения.

— Не стоит, действуем по заранее утвержденному плану, — не верил я своим устам, импровизирующим по указке самого бесшабашного и наверняка пораженного участка моего мозга, — В полдень я буду…

— Договорились, — произнесла она с нескрываемым удовольствием, и связь прервалась.

Часы показывали одиннадцать дня — думать было некогда. Провидение толкало меня на действие. Если это была месть, то не мной придуманная. Я был лишь ее орудием, надо признать, орудием не устаревшим, а вполне даже модифицированным и самоорганизующимся. А скорее, мне довелось стать исполнителем справедливой вендетты, легко адаптирующимся в самых тупиковых ситуациях, кромсающим сценарий по ходу пьесы и верящим в чудо. Мистическая тень графа Монте-Кристо накрыла меня невидимым пледом. Я был суеверен — всегда обходил черных кошек и не возвращался домой, даже если забывал телефон. Наверное, я делал это зря, не веря в доминанту молитвы над плохими предзнаменованиями.

Если мне суждено было окончательно провалиться в пропасть, то и к этому меня подготовила безысходность неравной битвы, а больше — горечь разочарования в недавних друзьях и мимолетной любви. Нельзя загонять человека в угол. Из угла бывает только один выход — вперед на врага. На бегу разберемся…

* * *

Бухгалтерша Гараева не запомнила голос Каспера. Ее невнимательность играла мне на руку. Я был на все «сто» уверен, что она никогда не видела этого жгучего брюнета с внешностью исхудавшего Джокера из 52-карточной колоды. А значит, у меня был шанс провернуть самую рискованную в моей жизни операцию, хоть я и был значительно плотнее и на восемь лет старше ее полуденного визави. Правда, сделать такое в одиночку было практически невозможно…

— Вы не могли бы показать какой-нибудь документ, удостоверяющий Вашу личность — паспорт или водительские права? — потребовали у меня секьюрити. Я стоял перед металлодетектором и хлопал невинными глазами, выдавливая из себя необходимую ложь. В последний раз я врал подобным образом лет двадцать назад, когда «отмазывался» перед старшиной в морской роте военного училища за свои неуставные офицерские туфли. Тогда главный корабельный старшина Железняк и курсант-годок Мороз отдубасили меня в сушилке. Это происшествие утвердило меня в двух мнениях. Я убедился в том, что один в поле не воин и в абсолютной неспособности запудрить кому-нибудь мозги.

Ну, не получалось у меня лгать, а ведь иногда это бывает так надо, особенно в наши времена, когда между ложью и правдой размыты все грани, и люди, говорящие правду, думают, что лгут, в отличие от патологических лгунов, которые верят в небылицы собственного сочинения как в Отче наш. В крайнем случае, мне пришлось бы показывать свои документы, и убеждать гараевских сотрудников в том, что Каспер делегировал меня в качестве курьера. Весь мой план был настолько непродуман, насколько дерзок и отчаян.

— Какая незадача, — пробормотал я, пряча глаза, — Оставил документы в машине…

— Все нормально, это ко мне, — высокомерно бросила охранникам проходящая мимо женщина в сиреневой кофте. Первый барьер, на тот момент показавшийся неприступными карфагенскими бастионами, был преодолен.

Мы поднялись на лифте на пятый этаж и, проследовав мимо ресепшена по длинному коридору, оказались в плохо освещенном закутке с бронированной дверью. Меня запустили в святая святых инвестиционного фонда Гараева — в его черную кассу. Дородная кассирша перекладывала с места на место бесчисленные пачки долларов и евро, вороша попутно нескончаемую рублевую массу уведенного от налогов кэша. Денег на столе было столько, что у человека неподготовленного мог замылиться глаз, и тогда он определил бы в машинку для пересчета купюр несоответствующую стопке банкноту. Немудрено, только у опытного кассира глаз наметан, а искушение атрофировано. Ошибка исключена.

— Четыре с половиной миллиона, — пропищала толстуха, — Пересчитайте…

На фоне обозреваемой денежной массы эта сиреневая горка выглядела песчинкой в море.

— Я вам верю, — поспешил ответить я, принимая пачку за пачкой и небрежно бросая выпрошенные Каспером деньги в глянцевый красный пакет с логотипом "Камеди".

— Вы понесете деньги в этом пакете? — не поверила своим глазам бухгалтерша.

— Я ношу деньги только в таких пакетах, — со знанием дела сообщил я, — Чем больше сумка бросается в глаза, тем менее интересно ее содержимое.

Бухгалтерша недоумевая пожала плечами, но убедившись, что складирование миллионов завершено, проводила меня до лифта. Я спустился на нижний этаж и без досмотра вынырнул через стеклянную вертушку наружу. Улыбнувшись видеокамере на фасаде, я поймал такси и тронулся в самое что ни на есть экстремальное путешествие, превратившееся в погоню ровно через пятнадцать минут, когда в офис Гараева явился настоящий Каспер, и служба безопасности доложила о происшествии боссу…

* * *

В это полуденное время Гараев находился на конюшне московского ипподрома и осматривал своего скакуна по кличке Бальбоа. Выслушав экспертов, он высоко оценил шансы приобретенного в Монако за триста тысяч евро жеребца обскакать сегодня хваленую кобылу по прозвищу Джема эмира Абдуллы Сагдифа, учитывая тот факт, что жокей арабского шейха накануне «случайно» отравился несвежими донскими раками. Гараев проявил участие и выразил свое соболезнование эмиру, порекомендовав не выставлять Джему в призовом забеге и отложить их давний спор ценой в миллион долларов до выздоровления наездника. Однако гордый эмир посчитал такое предложение заносчивым и недопустимым. Посоветовавшись с приближенными из своей свиты, он решил посадить на Джему своего племянника, успевшего проявить себя в соколиной охоте. Юный принц Фоад Сагдиф аль Фахриди с радостью принял предложение царствующего дяди, получив уникальную возможность выделиться среди своих многочисленных братьев. Можно было не сомневаться, что после такого решения шейха Абдуллы, добрая половина наследников эмира на призовом забеге, особенно старший сын монарха Надер, будет болеть за жеребца по кличке Бальбоа.