Фронтмен - Владимир Ераносян

Покупая билеты на самолет в ближайшей билетной кассе, в аккурат перед визитом в офис Гараева, я точно знал, куда хочу вылететь. Разыскать человека на Кубе такой всемогущий джин как Гараев конечно же мог, но поиски эти, на мой взгляд, чрезвычайно затруднялись тем фактом, что с такими денжищами в Латинской Америке я становился неуловимым.

А девственная Юния, если она та, за кого себя выдает — бесценный подарок для разочарованного идальго, алчущего только любви. Она та, ведь он нее веяло чистотой и пахло ванилью. Я сжигал за собой все мосты, чтобы отправиться на поиски счастья. Чтобы обрести свою вторую половину.

Но кто твоя вторая половина — твоя противоположность или твое зеркальное отражение? А может быть эхо… Или струна, играющая в унисон? Или мелодия, та самая, что звучит в твоем сердце, но играется другой партией?

Я не любил Юнию. Скорее, мое одиночество разбудило мою страсть. Однако, стыдясь инстинктов, я навязал себе новую веру. Без нее трудно человеку. Я хотел влюбиться. Я был готов влюбиться в чистоту, нетронутость и бескорыстность… В свою оранжевую тригенью. Я слепо верил, что убегал не в никуда, надеялся, что это было бегство в рай… Туда, где живет любовь…

* * *

— Теперь налево и по трассе, никуда не сворачивая, — скомандовал я своему извозчику.

— Спешишь-опаздываешь… — сочувственно пробубнил с акцентом седовласый азербайджанец.

— Да, через десять минут регистрация закончится, прибавь газку, пожалуйста!

Он покорно выполнил мою просьбу, но тут же спросил:

— Далеко едешь? — это был его первый вопрос за всю дорогу, все остальное время я показывал ему жестами, куда именно следует ехать. Только поэтому я решил ответить:

— Туда, где живет любовь…

— А, любовь… — понимающе закивал он, — Мой дед рассказывал мне про мою бабушку… Когда она была девственницей, ей приснился сон: мягкий как пух, твердый как камень, сладкий как тростник и горький как перец. Она не могла истолковать значение этого сна. И тогда во время утреннего намаза она попросила об этом Бога. Аллах всемилостивый и милосердный прислал ей в следующую ночь архангела Джебраила, и она спросила у него: «Что мне приснилось?». «Это к тебе постучалась любовь, — ответил архангел и предупредил, — Только знай, что любовь не приходит одна. Вместе с ней являются ее вечные спутницы — тоска и разлука, и жгучая ревность. Так что ты можешь отказаться, если не хочешь страдать. Можешь не открывать дверь своей любви…»

— И что же бабушка? Отказалась? — наивно спросил я.

— Эту историю рассказал мне мой дедушка, — усмехнулся мой случайный водитель. — Приехали…

Я вышел из машины. Седой кавказец с торчащими бровями филина достал из багажника мою дорожную сумку, и я поблагодарил его за помощь и за дедушкину историю:

— Молодец твоя бабушка. Не испугалась принять свою любовь… Как говорится — не плакал только тот, кто не влюблялся, не падал только тот, кто не летал. Вот и мне пора взлетать. Попробую. Упаду — значит на роду написано. Важно попытаться взметнуть высоко в небо…

— Это, командир, не добавишь чуточку… — опустил меня, почти уже парящего, на землю прагматичный кавказец, и я, конечно же, удвоил его заслуженный спонтанной фольклорной философией гонорар. Он пожелал мне счастливого пути и резко отъехал к шлагбауму, чтобы успеть выпорхнуть наружу до окончания бесплатных минут парковки.

Передо мной был вход в зону вылета терминала «Шереметьево-2», в руках я держал красный пакет с логотипом «Камеди». В нем было девяносто пачек по пятьдесят тысяч евро каждая…

* * *

— Вижу объект. Он входит в здание аэропорта с красным пакетом… — внимательный офицер госнаркоконтроля даже не предполагал, что первым делом его информация об обнаруженном по оперативной ориентировке «подозреваемом» поступит прямиком людям Гараева.

Два черных «рэндж ровера» со скрипом затормозили у главного входа в терминал. За ними подкатили четверо мотоциклистов. По стечению обстоятельств старшим в группе лицензированных боевиков олигарха, прибывших в «Шереметьево-2» был тот самый рыжий садист с узким шрамом вместо лба, привыкший распускать руки в отношении беззащитных и в присутствии гарантированного подкрепления.

— Вадим Аркадьевич, мы возьмем его без шума. — Пес не успел снять мотоциклетный шлем, но уже поспешил набрать номер хозяина с тем, чтобы заверить босса, что держит руку на пульсе.

— Мне все равно, как вы его возьмете! — заорал Гараев, не обращая внимания на своих арабских гостей, занявших всю левую сторону его ложи, — Можете его и не брать, главное — мои деньги. Верните мои деньги!

— Все сделаем — этот придурок несет их в том самом пакете, который запечатлели наши видеокамеры. Красный пакет, мы его видим, Вадим Аркадьевич…

…Ипподром неистово заревел, когда на старте показался фаворит забега — черный жеребец Бальбоа, шедевр селекции и гордость гараевской конюшни. До старта оставались считанные минуты.

Эмир Абдулла заметил тревогу на лице русского миллиардера, но понимал, что менее всего нервозность олигарха связана с предстоящими скачками. Шейх знал, что Гараев ни на йоту не сомневался в превосходстве своего коллекционного жеребца и своего непобедимого жокея. Юный принц Фоад вызывал на лице русского лишь снисходительную улыбку.

Конечно же, Гараев был взбешен чем-то еще. И это что-то происходило прямо сейчас. Шейх дорого бы заплатил, чтобы узнать, что именно так расстроило его соперника, готового на все ради достижения своей цели, попирающего незыблемые правила честных пари, нарушающего главную твердыню человеческого сосуществования — закон о гостеприимстве. Ведь даже у диких монголов трапеза на постое считалась святой, а мусульмане, хвала Всевышнему, издревле без страха вкушали пищу в стане врага. Тот, кто осмеливался отравить доверившегося гостя в своем доме, получал неотвратимую кару Аллаха и осуждение людей… Куда катится этот мир?

Слуга эмира понял знак господина, оторвавшегося от бинокля и едва заметно подмигнувшего своему верному вассалу. Он раздобудет информацию, чего бы это не стоило. К тому же, ее носитель — кичливый русский богатей в инвалидной коляске, не очень-то скрытен и не умеет держать себя в руках. Кричит во всю глотку и срывает зло на халдеях. А вот и очевидная брешь — у одного из его телохранителей дешевая обувь. Возможно, он мечтает о новых туфлях из коллекции «Прада», что стоят около тысячи долларов. Статус мужчины определяется по обуви…

Выстрел… Жокеи ударили хлыстами, и гнедые сорвались из загона. Неопытный принц Фоад почти со старта погнал звезду арабских арен Джему самым быстрым двухтактным галопом. Бальбоа, черный гнедой фаворит с роскошной вьющейся гривой, рожденный от прославленного французского чемпиона, победителя Швейцарского Дерби по имени Дофин де Бурбон, скакал ноздря в ноздрю. На втором круге Джема уступала корпус и была вынуждена догонять…

— Подбеги к нему и вырви красный пакет, — приказал рыжий своим подчиненным, — Остальное я возьму на себя.

Люди Гараева ускорили шаг. Но оказавшись в трех шагах от очереди на регистрацию моего рейса, они столкнулись с неожиданным происшествием. Во всяком случае — неожиданным для них…

Очередь резко «покраснела». В руках у каждого второго в ней чудесным образом возник абсолютный клон моей непрочной бумажной торбы — красный пакет с логотипом известного, но уже не самого модного юмористического шоу. Тут же нарисовались два оператора с видеокамерами и бородатый фотограф со вспышкой.

Пакеты хаотически забегали вокруг моих преследователей. Около ста доселе никак не выделявшихся граждан, мирно стоявших в двух соседних очередях, словно по мановению волшебной палочки, как с цепи сорвались. С округлившимися глазами оголтелых фанатиков они обменивались друг с другом красными пакетами, дарили их незнакомцам и подбрасывали вверх. Пару пакетов всучили людям олигарха.

Не зная, что делать с пакетами и их содержимым — туалетной бумагой, «гориллы» недоумевающее косились на рыжего. Тот и сам застыл в стопоре, не ведая, что происходит, шаря глазами в стихийном красном мелькании, и выискивая в людском муравейнике мою физиономию — искать красный пакет теперь было бесполезно.

Это были проделки моего приятеля Миши Зеленгольца и его флэшмоберов. Перед тем, как нанести визит в офис Гараева, я позвонил и ему. Миша вызвался помочь тем, чем мог — своей «мгновенной толпой».

Лишь в тот момент, когда действительно ценный пакет попал в руки человека, которому я безоговорочно мог доверить его содержимое, Миша подал свой условный сигнал, последствиями которого стало высыпание туалетных рулонов из красных пакетов на пол, надувание пакетов и их демонстративное лопание.