Записки опального директора - Натан Гимельфарб

Однако, направить разговор в такое русло мне не удалось. Синицын заявил, что выяснять ему со мной нечего, так как давно ясно, что вместе мы работать не сможем. По его словам я нарушил договорённость о соблюдении принципа единоначалия и поэтому нам не по пути. Делить власть он ни с кем не собирается, а посему мне лучше по хорошему уйти.

Мои доводы о том, что махинации Зильберга могли бы привести к опасным последствиям для нас обоих, Синицын отверг, заявив, что на такого специалиста, как Зильберг, молиться надо и, что он спокойно работал с ним до меня и будет работать впредь после моего ухода. Он упрекнул меня в желании показаться честным и на этом заработать себе авторитет, а его в этом убедить невозможно, так как ему уже за сорок и он не дурак. Вместо того, чтобы дружно работать и достойно жить, я пошёл на поводу у девчонки, пожелавшей отличиться на разоблачении расхитителей соцсобственности.

В заключении Николай Александрович заявил, что очень сожалеет, что ошибся во мне. Он искренне хотел помочь мне, научить уму-разуму , а я, хоть и обладаю знаниями и способностями, не дорос ещё до понимания законов жизни и потому не гожусь ему в попутчики. Синицын посоветовал мне вообще уйти с хозяйственной на управленческую или научную работу, где может быть и можно работать честно, и не бояться ответственности за злоупотребление служебным положением. В промышленности же такое невозможно.

Разговор вёл один Синицын и я в нём почти не участвовал. После всего, что мне пришлось выслушать, не было смысла в его продолжении, и я только спросил, как он мыслит мой уход с предприятия. Николай Александрович посоветовал подать заявление об освобождении от должности под любым удобным для меня предлогом.

59

К моему большому удивлению Анечка восприняла мой рассказ о разговоре с Синицыным значительно спокойней, чем можно было ожидать. По существу ломалась так удачно сложившаяся жизнь в Гомеле. Ещё не прошло и года со времени нашего приезда. Только недавно поселились в хорошей квартире. Стали довольно часто получать различные премии и можно было себе позволить лучше питаться и одеваться. Особенно почувствовали это дети, которым ни в чём необходимом не было отказа. Анечка недавно прошла курсы микробиологов в Минске и полностью овладела интересной работой. Этим летом мы насладились прелестью природы юга Белоруссии, её лесами, полными грибов и ягод, пляжем на берегу Сожа, вволю поели дешёвых овощей и фруктов. У нас и у детей появилось много друзей, с которыми приятно было проводить время. И всё это нужно было бросать и начинать всё с начала.

Тем не менее Анечка не стала меня ни в чём упрекать, а напротив ещё и успокаивала тем, что отсюда можно пока уехать спокойно, не подвергаясь никакой опасности и возможным преследованиям.

Дело усложнялось тем, что в том году началась очередная реорганизация управления промышленностью. Если прежний этап предусматривал сокращение министерств и ведомств, то новая реформа означала их полную ликвидацию. Вместо них создавались Совнархозы - Советы народного хозяйства. Страна была поделена на экономические районы (зоны) и в каждом из них создавали свой Совнархоз, который и должен был взять на себя функции упразднённых министерств. Для непосредственного руководства предприятиями при Совнархозах были созданы отраслевые управления.

Целью новой реорганизации по замыслу правительства, которое тогда возглавлял Н. С. Хрущёв, было приближение органов управления к предприятиям, ликвидация ведомственных барьеров и сокращение административно-управленческого персонала, что должно было повысить эффективность производства.

В Белоруссии был образован один Совнархоз. Его председателем был назначен бывший руководитель крупного машиностроительного завода Тарасов, а начальником управления мясной промышленности стал бывший начальник Главка “Минмясомолпрома” СССР Бируля. Они то и должны были решать вопрос моего освобождения от занимаемой должности и перевода на другое предприятие.

Ни один из них меня не знал, как и я не знал их. Не знакомы они были также с предприятиями отрасли и не знали их нужды. Надо было переждать какое-то время. Я договорился с Синицыным об отъезде в отпуск и рассмотрении вопроса о моём переводе после возвращения.

Наспех передав дела Тарнопольскому, я с семьёй уехал в Днепродзержинск, к родителям Анечки.

60

Было очень обидно, что несмотря на усердие в работе и большие старания, я оказался выдворенным из предприятия, которое за последний год стало одним из лучших в отрасли. Я вновь и вновь перебирал в памяти случившееся, стремясь определить, где и в чём допустил ошибку. Может быть не следовало вмешиваться в работу скотобазы, тем более, что она находилась в подчинении директора? Может лучше было сделать вид, что не замечаю злоупотреблений Зильберга и заниматься больше чисто инженерными вопросами и капитальным строительством? Может следовало крепче держаться протянутой крепкой руки Синицына, которая вела к дружбе, согласию и полному удовлетворению всех мыслимых потребностей и желаний?

Будоражащие меня вопросы не давали покоя ни днём, ни ночью. Ведь подобно Синицыну поступали и Варакин, и Доброшинский многие другие директора, главные инженеры, с которыми пришлось встретиться на своём служебном пути. Может быть с этим следовало смириться, как с неизлечимой болезнью, как с социальным злом, которое тогда поразило всё наше общество? Может быть... Но куда в таком случае девать обыкновенную человеческую совесть, имеющуюся у каждого из нас? Как можно без конца призывать людей к честности, а самим воровать? Как можно увольнять и судить рабочего за мелкое хищение, а самим похищать огромные суммы государственных средств? Такому лицемерию нужно ещё и научиться. Как ни терзал себя сомнениями, как ни старался найти ошибки в своём поведении, как не пытался оправдать действия и решение Синицына о моём выдворении с комбината, я всё более приходил к выводу, что иначе поступить не мог, что, если бы пришлось начинать всё сначала, то поступил бы так же.

61

Во время моего отсутствия в коллективе постоянно дебатировался вопрос: что вынуждает главного инженера уйти с комбината после неполного года работы? Как рассказывал мне Тарнопольский, его в течении последнего месяца подобными вопросами донимали инженерно-технические работники, рабочие и служащие. Многие недоумевали, другие выражали недовольство, третьи возмущались. Поступила анонимная жалоба на Синицына в горком партии. Приезжал инструктор и беседовал с секретарём парторганизации Полежанкиным, многими коммунистами, главными специалистами, руководителями цехов, отделов и участков, Говорил он и с ним, как с исполняющим обязанности главного инженера.