Дневники св. Николая Японского. Том ΙV - Николай Японский

21 января/3 февраля 1901. Воскресенье.

В Церкви было гораздо больше русских матросов, чем японских христиан. И свечей же наставили! Всех и расставить не могли, места не хватило — оставшиеся будут поставлены при дальнейших богослужениях — так и матросикам объяснено. После Литургии многие из них пожелали отслужить молебен Спасителю. Я спросил:

— Есть ли между вами могущие петь молебен?

— Нет, — ответили.

— В таком случае и священник, и пение будут японские.

— Для нас это все равно, Господь Бог не положил различие в языке для молитвы.

Да наградит Господь Своею благодатию такое истинно православное суждение!

О. Роман с четырьмя поющими отслужил им молебен. Имена матросов, человек больше двадцати, я предварительно написал по–японски для о. Романа. По окончании ему надавали денег ен 5, которые он с иподиаконом Моисеем Кавамура прислал ко мне, так как доселе здесь нет обычая платить за молитву, а отдается на Церковь, если что получается. Я велел, однако, разделить полученное между служившими: третью часть отдать о. Роману, остальные две — четырем певцам.

22 января/4 февраля 1901. Понедельник.

Утром отправился в Иокохаму, по приглашению адмирала Скрыдлова, на завтрак на крейсер «Россия». Адмирал просил приехать одним поездом раньше всей публики, приглашенной на завтрак, чтобы благословить команду, что было бы неудобно, если бы прибыл с толпой, и все избранных и почетных гостей.

Прежде я отправлялся при подобных случаях в клобуке из дома и был в нем все время до возвращения домой, но с бриллиантовым крестом на клобуке не пристало трястись в дзинрикися — следовало бы коляску; но избави Бог от этой безумной роскоши! Потому, положивши клобук с крестом в жестяную коробку и надев шляпу, так отправился до консульского дома в Иокохаме, где, в комнате переводчика надев клобук и ордена, отправился пешком до пристани, где ждал катер.

На «России» встретил адмирал и провел около рядов выстроенной команды 900 человек, которую я и благословил. Спустя полчаса прибыли все гости Посольств: русское и французское, японские адмиралы Эномото и Ито и человек шесть другой японской знати, военные и морские агенты и прочие, и прочие — стол был человек на сто, кажется; множество тостов, большое оживление, производить которое адмирал Николай Илларионович великий мастер. После стола — игра офицеров на балалайках, во время которой, как она ни приятна для русского уха, я уехал, чтобы отдать визит капитанам и кают–компаниям «Петропавловска» и «Сысоя Великого». Батюшка первого встретил меня на палубе в ризе с крестом, офицеры и команда были выстроены. Я обошел и благословил, но пожалел, что вчера сказал бывшему у меня о. Авраамию, с «России», что, отправляясь с «России» завтра, сделаю визит на «Петропавловск» и «Сысой Великий». Он, по возвращении на судно, передал это, и судам дан был сигнал приготовиться встретить; стало, быть я наделал людям беспокойства. Вперед быть скромнее; если делать визит — делать его молча, никого не тревожа. На «Сысое Великом» еще более было беспокойства. На палубе встретил старший офицер и несколько офицеров; команда тоже была выстроена, и я прошел около нее и благословил, после чего старший офицер спрашивает:

— Быть может, угодно пройти в нашу Церковь? В таком случае команда спустится туда.

— С командой я уже виделся и благословил ее, а в Церкви вашей хотелось бы побыть, если это не затруднит Вас.

Старший офицер показал путь, и пришли в Церковь вполне собранную, освещенную, с батюшкой в облачении, с крестом, Царскими вратами открытыми, певчими, грянувшими входное «Достойно». Батюшка сказал ектению, я — возглас и отпуст, после чего батюшка еще возгласил многолетие. Я с крестом в руках сказал несколько слов назидания, после чего вся команда подошла под крест, а батюшка окропил святой водой. На этом судне между матросами есть несколько человек с георгиевскими крестами, полученными за дела с китайцами. Тут же — три маленькие китайца–сироты, подобранные в Тянь–цзине по смерти их родителей в пылу войны; одеты матросиками и прекомично крестятся, подходя под крест.

К восьми часам вечера я сыскался домой, несколько возгрев патриотическое свое чувство.

23 января/5 февраля 1901. Вторник.

Вышел из печати и переплета труд Петра Исикава «Нихон — сейкёо — квай — дендооси [?]», два тома, всего 525 страниц, с рисунками и картой. Дал ему «орей» 25 ен, но он вернул 10 ен со словами «Слишком много, довольно 15–ти». Таких вот способных, трудолюбивых и бескорыстных людей побольше бы Японской Церкви!

Письма из Церквей незначительные: Иоанн Ямагуци, из Коофу, просит на болезнь жены, — послано 5 ен; Петр Ока, из Оонсо, просит 2 1/2 ены квартирных, — отвечено, чтобы просил чрез своего священника, и подобное.

Умер Фуруказа, редактор «Дзидзи Симпоо», основатель училища в Мита, автор многого, отчасти полезного, ибо был ревнитель европейской цивилизации, отчасти вредного, ибо был проповедник европейского новейшего атеизма, который благодаря его бойкому перу внедрен во многие–многие души, до безвозвратной погибели их, вероятно.

24 января/6 февраля 1901. Среда.

Не одна болезнь, так другая; на днях сонный прикусил язык, и сегодня от боли почти совсем нельзя ни говорить, ни есть. Целый день переводил расписки.

От о. архимандрита Иннокентия письмо: просит икон для устроенной им в своем доме, в Шанхае, Церкви. Пишет, что хочет «нанять иностранца за 30–40 долларов давать уроки пения». Но кого же там учить, и для кого петь, коли с ним, как пишет, всего один двадцатилетний китаец–христианин?

25 января/7 февраля 1901. Четверг.

О. Петр Ямагаки пишет, что диакон Иоанн Сайкайси совсем при конце; спрашивает поэтому, как отправлять погребение, когда скончается. Отвечено, что по мирскому чину погребение, только одеть его должны в диаконское облачение, полагая в гроб.

26 января/8 февраля 1901. Пятница.

Катихизатор в Фукуока (на Киусиу), Стефан Мацуока, пишет, что нашел себе невесту и намерен пред постом повенчаться. Невеста уже христианка и, по словам Мацуока, усердная. Дай Бог! Послал ему 15 ен на свадьбу и образ Божией Матери в благословение. Отчасти совестно пред ним: советовал ему сватать одну из молодых учительниц Женской школы, но ни одна не пошла и на этот раз, как в запрошлом году; предубеждение поселилось против него в Женской школе благодаря секретарю Нумабе, почему–то невзлюбившему его. Да даст ему Господь счастья с выбранной им помимо Женской школы!