Дневники св. Николая Японского. Том ΙV - Николай Японский

14/27 января 1901. Воскресенье.

На Литургии было пол-Собора матросов и офицеров с крейсера «Россия». Свечей наставили столько, что на всех подсвечниках вокруг главного поставца было огненное кольцо, постепенно понижавшееся, — вот это по–православному! Даст Бог, мои японские христиане научатся мало–помалу подражать. И теперь уже японцы нередко ставят свечки, только все маленькие больше, не так, как сегодня наши матросики опоясали подсвечники длинными свечами.

С часу пополудни было открытие собрания православных университантов, которых оказалось на собрании всего четыре, и двое из приготовительной к Университету школы «Коотоогакко». Пригласили они на открытие священников (три было), учителей Семинарии — кандидатов (двое было и Исигаме), литераторов наших (были Исикава, Мидзусима, Ямада Василий и Петр). Студент Иоанн Накагава произнес длинную речь. Исайя Мидзусима несколько поправил ее, изъяснивши, что Православная Церковь совсем уж не так бедна умами. О. Симеон Юкава хватил: «Радуюсь, ибо ныне вижу, что Университет распустил цветы» (хана сакари)! Все было мизерно и отчасти комично; но, быть может, впереди что–нибудь и выйдет.

Иокохамский консул Васильев телеграфировал мне, что «выдать Фокину свидетельство, что он после смерти жены состоит вдовым, не может». Несмотря на это, Фокин с невестой явился в четвертом часу. На заявление его, что требуемого мною документа он не привез, я сказал ему, что повенчан быть он не может, а на горячий его протест сказал, что «он к моей епархии не принадлежит, пусть отправляется в свою и там просит о чем хочет», а на дальнейшее его «позвольте» и порыв спорить встал и ушел из комнаты.

К о. Вениамину, в Нагасаки, послал предупреждение, чтобы он никого, не венчал, не уверившись предварительно, что венчает законно.

15/28 января 1901. Понедельник.

Пришли три ящика с книгами, пожертвованными в Миссию из Санкт- Петербургской Духовной Академии. С большой радостью я стал распаковывать их, но пришел в отчаяние, распаковавши. Такой мерзости я не ждал от своей родной Академии. Ни единой, решительно ни единой книги, о которой бы сказать: «А вот за это спасибо!» Почти все — старье, почти все негодное, и все в совокупности такое, что, если бы не позорно было пред японцами, сейчас отдал бы сжечь в кухне вместо дров. И как им не совестно слать сюда это! Избави, Боже, вперед попросить пожертвований подобного рода — так, как книг в наших Духовных Академиях!

Приходил Bishop Awdry поблагодарить за мой визит ему по поводу кончины Королевы Виктории, и вместе известить, когда у них мемориальная служба по сему поводу и пригласить на нее.

— У Вас свита? — спрашивает (сказавши, что служба будет 2 февраля нового стиля в Американской Епископальной Церкви на Цукидзи, по причине маловместимости английской Церкви в «Сиба–сакайчёо», где живет Awdry).

— Я буду один.

— В облачении?

— Не в богослужебном, а в моем епископальном платье.

— Приготовить для Вас место на эстраде?

— Что же я там буду делать? Мне хотелось бы сидеть с простыми верующими; там я внутренно сотворю свою молитву за Королеву, которую душевно уважал.

Епископ Одрей видимо хотел моего соучастия с ними, двумя епископами (быть может, и другие соберутся, кроме американского McKim’a), в их богослужении в качестве Епископа Православной Греко—Российской Церкви. И его опечалил мой отказ; такое грустное у него лицо сделалось. Мне и самому стало очень грустно. Но что же я могу сделать? Не продавать же православие за любезность! Догмат у нас разный — как же бы мы стали молиться единодушно? У нас — молитва за умерших. У них — прославление умершего, что он уже в Царстве Небесном; в после — воскресном номере «Japan Mail» напечатаны в сокращениях все проповеди, произнесенные вчера, в воскресенье, в протестантских Церквах по поводу кончины Королевы, и все — настоящий апофеоз ее добродетелей, а смиренной молитвы об упокоении ее — и тени, и намека нет. Где догмат, там нельзя ни на йоту уступать или мирволить — ни протестантам, ни католикам. Не следовало бы и Преосвященному Тихону в Америке являться в мантии на ординации епископального бишопа, как он фигурирует ныне в рисунках по Америке.

Таинство священства — тоже догмат в Православной Церкви, а не простой обряд, каким признается ординация у епископалов, которому поэтому и не следовало публичное уважение и как бы закрепление его со стороны православного Епископа.

16/29 января 1901. Вторник.

О. Симеон Мии, из Кёото, пишет: архитектор спрашивает, «какого веса будет колокол на колокольне в Кёото, чтобы сообразно с тем приспособление для него устроить?» Я об этом еще не думал. Посмотрим, не будет ли годен туда колокол, что лежит праздным в Тоносава, по снятии его с колокольни тамошней Церкви при разрушении ее по ветхости, — выписанный из России о. Владимиром для его воображаемого монастыря в Тоносава.

17/30 января 1901. Среда.

Пользуясь тем, что сегодня японский гражданский праздник и перевода до полудня у нас не было, я съездил в Тоносава вымерить колокол. Оказалось: диаметр колокола внизу 5 футов, высота 4 фута 9 дюймов. Веса в нем 99 пудов 20 фунтов. Окно колокольни кёотской Церкви 4 фута шириной. Стало быть, об употреблении тоносавского колокола в Кёото нечего и думать, пусть он стоит там, где стоит, до времени. А для кёотской Церкви нужно заказать колокол в России, так, чтобы большой колокол внизу диаметром был 3 фута 8 дюймов, вес же всех колоколов для колокольни не более 100 пудов.

18/31 января 1901. Четверг.

Утром получил письмо от [?] из Иокохамы, в котором изъясняет он: «Американская Церковь в Цукидзи слишком мала, чтобы поместить всех желающих присутствовать при мемориальной службе (Memorial service) в субботу, день погребения в Англии Королевы Виктории. Потому нельзя ли устроить сию службу в „Greek Cathedral (нашем Соборе)”, где могли бы участвовать все желающие. Я говорю это только от себя (заключает Loomis), но думаю, что Сэр Клод Макдональд (аглицкий посланник) был бы рад сему». Я тотчас же ответил, что «в субботу у нас самих обычно совершается две службы, с некоторым приготовлением к ним. Это делает невозможною еще третью, и потому, к сожалению, я должен отказать».

Лумис и к епископальной Церкви не принадлежит. Если б попросил епископ Одрей, то можно было бы подумать, не дать ли. Мне кажется, я согласился бы дать Собор для поминальной службы такой исключительной важности, какова нынешняя. Но, конечно, с тем, чтобы алтарь открываем не был и по–протестантски Собор убираем не был, то есть скамеек не вносили бы, органа тоже, а пусть бы вошли в Собор, как он есть, и помолились по–своему. Царь Соломон молился, чтобы и «молитва иноплеменников в построенном им храме была услышана», — отчего же и в нашем храме не молиться иноплеменникам? Только едва ли они согласились бы не обезобразить наш Собор для своей молитвы… Боже, как тягостно, что мы не можем молиться вместе! А как иначе? Они вот хвалебные гимны воспевают своей Королеве, а нам хотелось бы молиться об отпущении ее грехов.