Герои, почитание героев и героическое в истории - Карлейль Томас

Я забыл вам сказать, что мною уже был послан ямщик в Мюкро. Парень этот отлично знал дорогу, потому что ездил туда ежедневно выпивать стаканчик или два. Собираясь в путь, он уже был навеселе, а когда возвратился, то был окончательно пьян. Я, как часовой, ходил взад и вперед; бонские жители подходили ко мне и спрашивали: что случилось? Одному из них я ответил, что дело идет об одном опыте. Меня послали из Парижа исследовать – может ли экипаж ехать с одним колесом. До сих пор все шло хорошо, но теперь я хочу написать, что с двумя колесами все-таки удобнее. В эту самую минуту приятель, с которым я беседовал, ударился коленкой о другое колесо, лежавшее в снегу, схватился рукой за ушибленное место и, выругавшись точно так же, как я, сказал, улыбаясь: «Да, вот другое колесо». «Черт возьми!» – вскричал я, как бы удивляясь находке. Другой же из присутствующих, долго оглядывая мой экипаж, наконец остроумно решил, что в нем сломалась ось».

Миссия Мирабо в Провансе была довольно многосложна. Он должен был осмотреть имения, познакомиться с крестьянами и помещиками и, может быть, приискать себе жену. Еще недавно, как мы видели, старик полагал, что в жены ему годится только одна императрица. Но Габриель, благодаря родительским заботам, с тех пор удивительно созрел, и маркиз решил, что если брак с императрицей невозможен, то можно приискать и другую невесту, только была бы она с деньгами. Наконец находят невесту, хотя без денег, но зато со связями и надеждами, и покоряют ее сердце с помощью бурного красноречия и маркиза. Ее портрет, даже по описанию маркиза, не слишком очарователен: «Марии-Эмилии де Кове, единственной дочери маркиза де Мариньяна, было в то время восемнадцать лет. Лицо ее было весьма обыкновенное, даже вульгарное на первый взгляд и при этом крайне смуглое. Глаза и волосы были прекрасны, зубы дурны, а с уст не сходила приятная улыбка. Она была небольшого роста, но вся ее фигура отличалась изяществом, хотя и держалась несколько набок. При этом она была одарена живым умом, остроумием, ловкостью, нежностью и мужеством». Таким образом, эта смуглянка, к тому же величайшая дура, 22 июля 1772 года делается женой Мирабо. С нею и с 3000 франков содержания, получаемого им от тестя, и с 6000 франков, назначенными отцом, да с великими надеждами впереди, должен он поселиться в городе Э и благословлять небо.

Нужно сознаться, что юный Александр немного роптал, ему пришлось покорить только подобный мир. Но у него были книги, надежды, у него были здоровье и способности. Перед ним лежала вселенная (часть которой составлял также город Э), вселенная запрещенных плодов, невыразимое поле времени, на котором он мог сеять, и он сказал себе: «Теперь я буду умен». А между тем человеческая природа слаба. Спрашивается, был ли старик маркиз, теперь окончательно разведшийся с женою, расположен прощать маленькие грешки? Страшное, отвратительное спокойствие, с которым он сообщает своему брату о процессе и требует от него молчания, может потрясти слабые нервы, поэтому мы опускаем этот эпизод…

Семейная жизнь Рикетти быстро близится к разрушению, наступает в ней время ураганов. Одна из его дочерей замужем за г-ном Сальяном, другая за г-ном Кабри, у которого на руках процесс по поводу написанных им стихов, исполненных клеветы. Некий барон Вильнев Моан, на которого направлено было это стихотворение, публично оскорбляет г-жу Кабри на гулянье, но все лица, бывшие свидетелями этого оскорбления, выказали себя в этом деле крайними дураками. Затем бедная женщина связывается с неким Бриансоном в эполетах, личностью, по словам побочного сына, не поддающеюся описанию.

От юного наследника всех Мирабо требуют, чтоб он играл некоторую роль в свете, в особенности после женитьбы. Но в состоянии ли отличиться молодой человек с 9000 франков в год и кучей долгов? Старик маркиз тверд, как скала, и никакой жезл Моисея не извлечет из него чуда. На подарки, содержание дома, обеды и вечера он не дает ни одного су. Все это лежит на обязанности Мирабо, и все это он устраивает роскошно, но, увы, у него только 9000 франков в год и куча долгов! Остается одно – прекратить все эти обеды и вечера и удалиться в старинный замок, что он немедля и делает. Но молодая жена, привыкшая к роскошной жизни, требует, чтоб ей был отделан целый ряд комнат. Являются обойщики, начинается стук, возня и затем все принимает великолепный вид, но на все это подаются счета, – а там еще евреи-кредиторы! Мирабо, со слезами на глазах, обращается к тестю и умоляет его превратить «богатые надежды» в действительные наслаждения. Тесть, тронутый его слезами и красноречием, готов выдать ему 40 000 франков в том предположении, что старик Мирабо, заинтересованный в этом деле, не откажется со временем уплатить их. Но маркиз, которому пишется красноречивое письмо, отвечает письмом, известным под названием «Lettre de cachet», и приказывает красноречивому автору, в силу подписи и печати его величества, немедленно отправляться в Маноск.

Итак, прощай, крутая скала и бурный Дюранс, здравствуй, жалкий Маноск, куда судьба забросила нас! Но и в Маноске может человек жить и читать, может писать «Опыт о деспотизме» (чтоб впоследствии напечатать его в Швейцарии) – сочинение, полное огня и грубой энергии, имеющее интерес и в настоящее время. «Опыт о деспотизме», не имевший ничего общего с «Эфемеридами», встретил в старом маркизе сурового критика. Вероятно, он остался недоволен проглоченными формулами и молодым, едва оперившимся человеком, осмелившимся уже трактовать о вещах, требующих серьезного и зрелого возраста. К этому присоединились еще новые неприятности. Некий шевалье де Гассо, имевший обыкновение посещать дом Мирабо в Маноске, начинает теоретически ухаживать за маленькой смуглянкой, и на его любезности также отвечают теоретически. Записочки следуют за записочками, взгляды за взглядами, crescendo за allegro, так что наконец взбешенный супруг поднимает бурю и грозит выбросить за дверь шевалье де Гассо, который, не дожидаясь выполнения этой угрозы, спешит оставить дом Мирабо, но не без некоторого скандала. Все ждут дуэли, но Гассо, зная, какова шпага в руках Рикетти, не хочет драться и просит своего отца уладить дело и извиниться за него. Отцу было предоставлено «умолять великодушного графа пощадить жизнь бедного сына, потому что и без того этот скандал помешал ему составить отличную партию и вооружил всю семью против него». Великодушный граф не только посылает к черту дуэль, но, позабыв и «Lettre de cachet», летит в дом того семейства, где молодой человек выбрал себе невесту, и так горячо умоляет забыть все, что бедному Гассо возвращается прежняя милость. Устроив с успехом это дело, – так как ничто не может противиться его красноречию, – он со спокойной совестью возвращается домой.

Мы уже заметили, что эта поездка была совершена вопреки королевскому «Lettre de cachet», но, вероятно, никто не обратит на это внимания и никто не донесет об этом. Великолепный летний вечер, – ты едешь спокойно, бедный Габриель, на душе у тебя легко, – но, может быть, надолго, может быть, навсегда придется тебе отказаться от такой приятной поездки, потому что смотри: кто там катит, освещенный желтым солнечным лучом, – совершенный джигмен, владеющий собственным кабриолетом! Боги, да это гаденький барон Вильнев Моан, оскорбивший твою сестру на гулянье! Человеческая природа невольно впадает в ошибки, если ей не дадут времени на размышление. Кабриолет прямо наезжает на тебя, ты останавливаешь лошадь, слезаешь с седла и совершенно бессознательно подходишь к барону и требуешь от него удовлетворения за оскорбленную честь сестры. Барон отказывается исполнить требование; тогда свирепый Габриель вытаскивает его из кабриолета и отделывает хлыстом, – и все это совершается на большой королевской дороге, в виду любопытных крестьян. Вот новая пища для людской молвы.

Молва эта разрастается, заносится в Париж и всюду. В ответ ей, 26 июня 1774 г., приходит новое и более выразительное «Lettre de cachet», а вместе с ним являются полицейские сыщики и карета. Габриеля разлучают с женой и умирающим ребенком, с домашним очагом и везут в Марсель, в замок Иф, грозно глядящий в море.