Полка. О главных книгах русской литературы (тома III, IV) - Станислав Львовский

Почему Гумберт Гумберт (как и Набоков) презирает психоанализ?

Для набоковского рассказчика психоанализ по Фрейду, необыкновенно популярный в Америке XX века, – часть пошлого обывательского мирка. «Радиомелодрамы, психоанализ, дешёвые романчики» – так описывает Гумберт увлечения ненавистной супруги Шарлотты. Рассказывая, к примеру, о своём карманном пистолете, он не может удержаться от передразнивания психоаналитиков: «Не следует забывать, что пистолет есть фрейдистический символ центральной праотцовской конечности». Презрение рассказчика распространяется не только на психоанализ, но и на всю психиатрию, в те времена активно использовавшую открытия Фрейда. Гумберт сам многократно проходил психиатрическое лечение, но никакой пользы, по его мнению, это не приносило – одно развлечение: герой разыгрывал докторов, скармливая им сюжеты своих ночных кошмаров и выдуманные детские воспоминания.

Постоянные шпильки в адрес психоанализа, впрочем, не мешают Гумберту пользоваться его инструментами. Свою страсть к нимфеткам он объясняет детской травмой, связанной с влечением к соседской девочке Аннабелле Ли – им было по 13 лет, они проводили лето на Ривьере, но под неусыпным оком взрослых влюблённые подростки никак не могли познать друг друга телесно. Сексуальное желание юного Гумберта так и осталось нереализованным, а девочка вскоре умерла от тифа (здесь прямое заимствование из стихотворения Эдгара По «Аннабель Ли», в котором лирический герой вспоминает о погибшей в юности возлюбленной). Гумберт сам связывает две главные свои любовные истории: «Я уверен всё же, что волшебным и роковым образом Лолита началась с Аннабеллы. Знаю и то, что смерть Аннабеллы закрепила неудовлетворённость того бредового лета и сделалась препятствием для всякой другой любви в течение холодных лет моей юности». Стоит напомнить, что о значении психических травм, полученных в детстве, первым писал ненавистный герою Зигмунд Фрейд.

Когда мисс Пратт, начальница гимназии, в которой учится Лолита, говорит Гумберту о том, что его дочка маячит «между двумя зонами, анальной и генитальной», он, наверняка осведомлённый о стадиях психосексуального развития по Фрейду, саркастически переспрашивает: «Простите, между какими зонами?» При этом когда герою требуется предоставить Лолите аргументы, почему она должна остаться с ним, он с удовольствием цитирует некую «учёную книжку о девочке» и пересказывает, по сути, фрейдовскую концепцию женского эдипова комплекса:

Смотри, моя крошка, что в ней говорится. Цитирую: «нормальная девочка» – нормальная, заметь – «нормальная девочка обычно прилагает все усилия к тому, чтобы понравиться отцу. Она в нём чувствует предтечу желанного, неуловимого мужчины» («неуловимого» – хорошо сказано, клянусь тенью Полония!). Мудрая мать (а твоя бедная мать стала бы мудрой, если бы осталась в живых) поощряет общение между отцом и дочерью, ибо понимает (прости пошлый слог), что девочка выводит свою мечту об ухаживании и замужестве из общения с отцом. Но что именно хочет сказать эта бодрая книжка словом «общение», какое такое «общение» рекомендует она?

Несмотря на заметную иронию, вкладываемую рассказчиком в этот отрывок, с мыслью Фрейда о том, что детям, как и взрослым, присуща сексуальность, Гумберт вполне согласен.

Герой Набокова недолюбливает психоаналитиков во многом потому, что сам питает схожие амбиции, стремится анализировать себя и окружающих. Рассказчик упоминает, что первоначально думал стать психиатром, «как многие неудачники», но из-за «усталости» перешёл на изучение литературы. Именно в качестве «наблюдателя за психическими реакциями» Гумберт Гумберт едет в загадочную экспедицию в приполярные области Канады (при этом эту должность, как следует из текста, ему сосватал его же лечащий психиатр!).

Создатель Гумберта, Владимир Набоков, также был известен ярко выраженной антипатией к психоанализу. Фрейда он считал «венским шарлатаном», заразившим весь мир абсурдными гипотезами, заставившим людей верить в то, что «все скорби лечатся ежедневным прикладыванием древнегреческих мифов к детородным органам».

Набоков объяснял свою позицию ненавистью к «шаблонным символам» вообще: подобно тому, как вульгарный социологизм видит в литературе всего лишь иллюстрацию к политическим и экономическим идеям, так и психоанализ сводит богатую, сложно устроенную психику человека к набору всё объясняющих паттернов. Возможно, Набоков видел в психоанализе угрозу обезличивания человека, утраты его принципиальной «непрозрачности». Философ Александр Пятигорский[928] замечал, что «во фрейдизме, как и в марксизме, знание есть сама объективная действительность, но коллективно отражаемая и передаваемая. Врач и пациент – уже коллектив, так же как следователь и допрашиваемый, палач и жертва и т. д.»[929]. Однако страсть, с которой Набоков громил учение Фрейда, заставляет подозревать, что писатель видел в психоанализе и соперничающую практику. Психоанализ, действительно, многое позаимствовал из литературы: сам принцип лечения разговором, который используется аналитиком на сеансе, восходит к аристотелевскому катарсису – душевной разрядке, происходящей через созерцание искусства[930]. Так и итоговое просветление набоковского Гумберта Гумберта становится то ли результатом эстетического воздействия написанной им «Лолиты» («спасения в искусстве»), то ли – длительного выговаривания собственных невротических переживаний. Эту же рифму искусства и психотерапии видит вымышленный издатель «Лолиты» Джон Рэй: «…Пойди наш безумный мемуарист в то роковое лето 1947 года к компетентному психопатологу, никакой беды бы не случилось. Всё это так, – но ведь тогда не было бы этой книги».

Рассуждая на тему нелюбви Набокова к психоанализу, поэт Сергей Гандлевский привёл простое, но эффектное сравнение: «Скажем, мы смотрим телевизор. Мы же не вскакиваем возмущённо, когда выступает коммунист или человек из ЛДПР. Мы вскакиваем, начинаем бегать по комнате, когда либерал говорит что-то очень близкое нам и заветное, но эти взгляды профанирует. Я думаю, ревнивая нелюбовь Набокова к таким исследователям подсознания, как Достоевский и Фрейд, именно тем и объясняется, что Набоков увидел: его оригинальность и сила его дарования уже кем-то захватана».

Что в «Лолите» от криминального детектива?

Набоков пародирует в «Лолите» самые популярные литературные жанры своего времени – роман-исповедь, эротический роман, роман-путешествие, криминальный детектив. От детектива Набоков берёт структуру и выворачивает её наизнанку: мы знаем, что убийца – Гумберт, но почти до самого конца романа теряемся в догадках, кто же стал его жертвой (герой «Лолиты» упоминает, что в тюремной библиотеке есть детектив Агаты Кристи с символичным названием – «Объявлено убийство»). Автор же задачу читателя только осложняет, оставляя множество сбивающих с толку намёков.

Итак, версия № 1: Гумберт убил жену Валерию и (или) её любовника таксиста Максимовича. Уже в самом начале «Лолиты» читателю даётся наводка: «Гумберт Грозный внутренне обсуждал с Гумбертом Кротким, кого именно убьёт Гумберт Гумберт – её, или её возлюбленного, или обоих, или никого». Ответ – никого, Валерия и Таксович исчезают из гумбертовской рукописи уже в середине первой части.

Версия № 2: Гумберт убил жену Шарлотту (мать Лолиты). Это логично: он сам заявляет о желании разделаться с женщиной, мешающей ему завладеть нимфеткой. Читатель уже готов проститься с бедной Шарлоттой, как Гумберт заявляет, что не может пойти на убийство. Однако и после этого интрига сохраняется: по идее, Гумберт должен попытаться убить Шарлотту, обнаружив, что она вскрыла ящик стола и нашла дневник, из которого узнала его страшную тайну. Здесь – намёк на французскую народную сказку о Синей Бороде, в которой любопытная жена обнаруживает в каморке, куда строго-настрого запретил заходить муж, трупы своих предшественниц. Ещё более тонкий намёк – упоминание о картине Рене Прине «Крейцерова соната», висящей над постелью Шарлотты. В одноимённой повести Толстого, по сюжету которой была написана картина, одержимый Позднышев убивает свою жену. Но всё мимо – Шарлотту сбивает автомобиль.

Версия № 3: Гумберт убил Лолиту. Самое явственное указание на такой исход содержится в ласковом прозвище девочки, данном ей Гумбертом, – Кармен. Так зовут героиню одноимённой новеллы Проспера Мериме, в которой баск Хосе влюбляется в свободолюбивую цыганку Карменситу, сходит с ума от ревности и убивает её кинжалом. Набоков с удовольствием развивает эту аллюзию: когда Гумберт объезжает мотели в надежде отыскать Лолиту, он видит в регистрационной книге запись «Лука Пикадор», пикадор Лукас – тот самый любовник Кармен из новеллы Мериме, к которому её приревновал Хосе. Медсестра Мария Лор, на попечении которой оказалась заболевшая Лолита, – именно баскского происхождения. «Они вдвоём замышляют что-то, сговариваясь, по-баскски или по-земфирски, против моей безнадёжной