Четыре встречи. Жизнь и наследие Николая Морозова - Сергей Иванович Валянский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Затем это представление вдруг неожиданно и поразительно пополнилось.
В итальянской Кампаньи началась страшная разрушительная деятельность Везувия, которая должна была поразить ужасом не только Италию, но и весь тогдашний культурный мир, имевший с ней торговые сношения.
Это явно был тот же бог грома, сошедший на землю. Он так же грохотал и извергал молнии из пиниеобразной огромной тучи над Везувием. Земля потряслась от его сошествия на гору, и целые города разрушил он у ее подножия. За что? За какие-то ужасные грехи, которым они предавались. Это были языческие города, там поклонялись всем богам, но он низверг с пьедесталов на землю все их изображения. И вот человеческая мысль пришла к заключению, что бог Громовержец и потрясатель земли вовсе не отец богов, а бог-богоборец, сражающийся с ними и на земле, и на небесах, изгоняющий оттуда молниями всех не угождающих ему богов и не терпящий поклонения кому бы то ни было, кроме себя. Началось богоборчество, появился народ-богоборец (ЭМ ИШР-АЛ — народ израильский).
Не из мирных по природе месопотамских равнин, не из спокойной Палестины или с Синая появились богоборчество и первые идеи о единобожии, а из гремящих окрестностей Везувия. С геофизической точки зрения не латинский Иёвис-отец (Ю-патер) произошел от библейского Йеве-отца, бога небесных воинств, а сам этот Йеве перешел в Палестину из Италии и там оделся лишь в восточную одежду. Если же мне скажут, что библейское имя ИЕВЕ (Иегова) имеет на своем языке смысл грядущий (будущее время от глагола ЕУЕ — быть), то я отвечу, что и Зевс по-гречески значит живущий, от глагола зао (ςάω) — живу.
Я хорошо понимаю, как эта последняя идея неожиданна для моего читателя, но я ее обосную далее настолько обстоятельно, что в правильности моего взгляда будет трудно сомневаться. Здесь же я хочу лишь объяснить свою терминологию.
Подобно тому как слово Йеве я буду переводить то бог-Громовержец, то бог-отец, то отец богов, то грядущий бог, в зависимости от того, как понимает его автор данной книги, так и слово АЛЕИМ (произносимое теперь как Элоим) я буду переводить в Библии по его буквальному смыслу «боги», потому что это — множественное число от слова «бог» (ИМ по-еврейски есть окончание множественного числа). А выражение АЛ АЛЕИМ я буду переводить — бог богов, а никак не бог Элоим, что делают церковные переводчики, желая затушевать многочисленные следы многобожия в библейском Пятикнижии.
Я понимаю очень хорошо, что не всякий, кому интересно выяснить себе возникновение и историю религиозных представлений в Европе, Передней Азии и Египте, обязан предварительно изучить и латинский, и греческий, и еврейский языки. Поэтому я избегаю писать слова этих языков в тексте моей книги посредством их национальных азбук, не всякому известных, а стараюсь представить их начертание русскими буквами. По отношению к еврейским словам, которые здесь придется мне употреблять особенно часто, я всегда избегаю давать их современное испорченное пунктуацией произношение, а даю их транскрипцию буква за буквой по следующей схеме:
א — А, теперь произносится то как а, то как о, то как э, подобно английскому а,
ב — Б и В, теперь произносится как б и как в, а в древности, вероятно, было придувное δ, среднее между обоими нашими звуками.
ג — Г в египетском и g (итальянское дж) в восточном говоре.
ד — Д, как д.
ה — Е, произносилось придыхательно как греческая η (эта).
ו — У, иногда как у, близко к в.
ז — з как польское dz.
ח — X, как латинское h.
ט — Т, обычно читают как т, но, вероятно, было придувное т.
י — И. и Й, как и, и и ай.
כ — К, гортанно как слитное кх.
ל — Л, как русское л.
מ — М, как м.
ן — Н, как н.
ס — С, как с.
ע — Э, теперь произносят как э и как у, и как о.
פ и ף — Ф, похоже на придувное п.
צ — Ц, как ц.
ק — К, произношение загадочно, возможно, что переходило и в русское ч.
ר — Р, по-видимому, картавое р.
ש — Ш, как ш и как с.
ת — Т, считают близким к английскому th.
По отношению к словам, не содержащим в себе гласных, например, БН (сын), я делаю предположение, что тут подразумевался первоначально короткий звук ы, представляющий гласную, частую во всех восточных языках, но не имеющую для себя в библейской азбуке особого начертания. Может быть, без нее древние народы и не умели произносить отдельно согласных звуков, а потому, естественно, и не обозначали ее.
Точно так же можно быть уверенным, что первоначальным изобретателям всяких азбук было не до того, чтобы портить свое изобретение бесполезными условностями или произношением одной и той же буквы в одних словах так, а в других иначе. Следовательно, буква а (еврейское Алеф) у них всегда читалась как а, буква и (еврейское иол) всегда читалась как и (или й), а не на все лады, как читают теперь гебраисты. Это уже позднейшие искажения чтения гласных, когда библейский язык стал международным ученым жаргоном и иностранцы стали коверкать его слова.
Современной «пунктуации» еврейских букв я не придаю никакого значения: от нее не может быть ничего, кроме вреда для филолога-теоретика, как введенной лишь в Средние века, и потому я ее нигде не употребляю в моей книге.
Иероглифическая и клинописная азбуки будут приведены в таком же пояснительном виде в соответствующих местах следующих томов. Здесь же, ввиду воспроизведения Абидосской и Саккарской таблиц, я замечу лишь одно. Иероглифическая письменность не есть первобытный способ человеческого письма. Совершенно наоборот: это усложненное применение фонетической азбуки. Она похожа на современный ребус и состоит из наличности всех обычных букв, но усложнена идеографическими рисунками.
Представьте себе, что вместо имени, например, «бог Нила» вам написали бы «б-огни-л-а» и компонент огни изобразили бы двумя или тремя языками пламени, а остальное оставили бы в обычном буквенном изображении. Так и в иероглифике, вместо эллинизированного выражения «неф-архирей», т. е. «Небо (или Меркурий, спутник Солнца) — верховный царь», написали бы «Нефер-х-Рэ», причем нефер изобразили бы лютней (по-египетски — нефер), а Рэ изобразили бы Солнцем, символом царского звания. Из фонетической азбуки здесь осталась бы только буква х (она же к). Только при таком ребусическом расчленении оказываются прозвища египетских царей осмысленными, и в то же время обнаруживается в иероглифике сильное влияние греческой культуры.
Особенно неблагоприятным для этого первого тома излагаемой здесь общей критической обработки истории древнего мира в связи с возникновением в ней «посвященства» (т. е. «христианства») в