История целибата - Элизабет Эбботт

Что касается меня, это настолько точно соответствует тому, в чем я нуждалась, что все это не только прекрасно и чудесно, но и поистине конструктивно. Но, что касается тебя, порой я опасаюсь, что слишком сильно вмешалась в обычный ход твоей жизни, вызвав слишком пристальное внимание к «нам» и слишком большое эмоциональное потрясение[912].

Сила взаимной привязанности вела женщин к их письменным столам и созданию огромного объема корреспонденции, которой они обменивались. Рэйчел особенно сетовала по поводу их расставания и тосковала по лету, когда они будут вместе. «Я знаю, что ты мне отчаянно нужна, – писала она. – (И верю, что нужна и тебе. Какое бесстыдство!)». Если б только, сокрушалась она, мы могли видеться друг с другом хотя бы раз в месяц, «я и впрямь думаю, что не погружалась бы в состояние отчаяния, которое меня охватывает так часто».

Но бостонский брак между Карсон и Фримэн не был равным. Рэйчел выступала в нем как звезда, а Дороти принимала его и приспосабливалась к нему. По словам Линды Лир, «письмо Рэйчел не оставляло Дороти сомнений об ответственности, связанной с любовью Рэйчел Карсон или с другими невидимыми силами, с которыми пришлось бы ее делить»[913]. На этот вызов Дороти ответила достойно. Потребность Рэйчел затронула ее инстинкты кормления, и сила их любви разожгла в ней нереализованные творческие стремления. К тому же представьте себе охвативший ее восторг и чувство гордости, когда Рэйчел написала ей, что название ее книги «Море вокруг нас» «имеет новое, личностное значение – море вокруг Нас»[914].

Прошли годы. В 1960 г. здоровье Рэйчел ухудшилось – у нее открылась серьезная язва, она страдала вирусной пневмонией и синуситом. Потом у нее нашли рак – радикальную мастэктомию, хотя врач скрыл от нее правду, не сказав, что у нее злокачественная опухоль. По мере того как разрушалось ее тело, она написала несколько писем для утешения Дороти после ее смерти. «Мне кажется, ты не должна печалиться по моему поводу», – заверяла она любимую подругу.

Я прожила богатую событиями жизнь, полную наград и удовольствий, которые выпадают на долю совсем немногих. И если теперь она должна закончиться, у меня сложилось такое ощущение, что мне удалось достичь почти всего, чего хотелось … Мне очень жаль, моя дорогая, что ты печалишься… Мне очень хочется написать о радости, веселье и удовольствиях, которые мы делили с тобой, – потому что именно об этом мне хочется вспоминать, – и я хочу продолжать жить в твоих воспоминаниях о счастье[915].

В 1964 г., за несколько месяцев до ее пятьдесят седьмого дня рождения, силы покинули ослабевшее тело Карсон, и она скончалась от инфаркта. Читая строки из Т. С. Элиота, Дороти развеяла по ветру прах любимой Рэйчел, выполнив прощальный обряд их бостонского брака.

Возможно, на деле, хоть и не по названию, бостонские браки существовали всегда, поскольку влюбленные женщины разбивались на преданные пары и давали друг другу обет быть «любовницами навеки». Одни выражали свою любовь эротически, другие – нет, либо потому, что боялись жутких социальных последствий, либо просто потому, что им это не было нужно. Сара Орн Джуитт и Энни Филдс, Рэйчел Карсон и Дороти Фримэн были целомудренными представительницами таких отношений. Женщины встретились, их охватила взаимная страсть, и они посвятили себя друг другу, пока смерть их не разлучила. Большинство бостонских браков отличало равенство партнерш, которым были свойственны необычное честолюбие и сосредоточенность, целеустремленность в продвижении к поставленной цели и отказ от женской доли – супружества и материнства. Независимо от того, соблюдали они целибат или нет, эти женщины, очевидно, имели отклонения в сексуальном поведении – лесбиянство не предполагало соблюдения целомудрия, оно отрицалось или осуждалось обществом, в котором они жили; или целибат, поскольку они пренебрегли предписанным им образом жизни и создали иной тип женственности. Представительницы последнего действительно были мятежными, так как их выбор определялся не запросами зова их тел, а обоснованными логическими выводами разума, поддержанными волнением страстных сердец.

Глава 11

Целибат от импотенции

НЕЗВАНЫЙ ЦЕЛИБАТ

Вялый как лист вчерашнего салата

Проверка на импотенцию в дореволюционной Франции

Целибат как реакция на вагинизм

Ты можешь быть слишком худой – анорексический целибат

Незваный целибат

Болезни, пороки и несчастные случаи разрушают не только хорошее физическое здоровье. Они также могут нанести непоправимый вред раньше вполне нормальным сексуальным чувствам так, что эротизм уступает место импотенции, и это изменение может стать необратимым. Очевидно, что недуги, затрагивающие половые органы, в огромной степени увеличивают шансы на возникновение импотенции. Примерами тому могут служить рак предстательной железы у мужчин и вагинизм у женщин, но для сексуальности почти в той же степени фатальны многие другие обстоятельства. Почти половина мужчин в Северной Америке, ставших импотентами после пятидесяти лет, являются жертвами атеросклероза, при котором на внутренних стенках артерий образуются склеротические бляшки, поскольку там откладываются жиры, стенки уплотняются, просветы артерий сужаются, и поступление крови к половому члену блокируется. К числу заболеваний, подавляющих сексуальность, относятся диабет, снижение функции щитовидной железы, низкий уровень тестостерона или высокий уровень эстрогена, подавленность и отсутствие аппетита. И наоборот, люди могут намеренно переедать, чтобы достичь защитного ожирения, чтобы оно оградило их от нежелательных сексуальных контактов. Диапазон условий, провоцирующих импотенцию, достаточно широк, и это обстоятельство ведет к тому, что целибат против своего желания приходится соблюдать людям из самых разных слоев общества.

Вялый как лист вчерашнего салата

[916]

Мужчины в Древнем Риме страдали от импотенции, вызванной слишком большим потреблением свинца, содержавшегося в воде их прекрасной водопроводной системы. Многие находили их состояние настолько тяжелым и комичным, что это стало постоянной темой литературных произведений. В «Сатириконе» поэт Тит Петроний Арбитр описал, как он симулировал болезнь, чтобы скрыть импотенцию, потом решил взяться за свой вялый половой член – причину всех своих неприятностей.

Я трижды потряс грозную сталь, свой нож двуострый.Но… трижды ослаб, гибкий, как прут, мой стебель вялый:Нож страшен мне был, в робкой руке служил он плохо.Так мне не пришлось осуществить желанной казни.Трус сей, трепеща, стал холодней зимы суровой,Сам сморщился весь и убежал чуть ли не в чрево,Ну, просто никак не поднимал главы опальной:Так был посрамлен выжигой я, удравшим в страхе,Ввел ругань я в бой, бьющую в цель больней оружья[917].

Пожалев свой «угрюмый и бессильный» половой член и не доведя дело до кастрации, Петроний спросил его: «Неужели я заслужил, чтобы ты меня, вознесенного на небо, низринул в преисподнюю? Неужели я заслужил, чтобы ты, отняв у меня цветущие весеннею свежестью годы, навязал мне бессилие глубокой старости?» Однако виновник не поднялся от его слов, но

Он на меня не глядел и уставился в землю, потупясь,И оставался, пока говорил я, совсем недвижимым.Стеблю склоненного мака иль иве плакучей подобен[918].

Великий Овидий также сталкивался с этой проблемой. В стихотворении об импотенции, иронически помещенном в серии под названием «Любовные элегии», он так описывал свое унижение:

Иль не прекрасна она, эта женщина? Иль не изящна?Или всегда не влекла пылких желаний моих?Тщетно, однако, ее я держал, ослабевший, в объятьях,Вялого ложа любви грузом постыдным я был.Хоть и желал я ее и она отвечала желаньям,Не было силы во мне, воля дремала моя.Шею, однако, мою она обнимала рукамиКости слоновой белей или фригийских снегов;Нежно дразнила меня сладострастным огнем поцелуев,Ласково стройным бедром льнула к бедру моему.Сколько мне ласковых слов говорила, звала «господином», –Все повторяла она, чем возбуждается страсть.Я же, как будто меня леденящей натерли цикутой,Был полужив, полумертв, мышцы утратили мощь.Вот и лежал я, как пень, как статуя, груз бесполезный, –Было бы трудно решить, тело ли я или тень?…Но не мужчиной я был, не молодым в эту ночь…Встала с постели она, как жрица, идущая к храмуВесты, иль словно сестра, с братом расставшись родным……Ведьма ли имя мое начертала на воске багряномИ проколола меня в самую печень иглой?…Принятым быть у нее я мечтал – и она принимала;И целовать? – целовал; с нею быть рядом? – бывал.Даже и случай помог… Но к чему мне держава без власти?Я, как заядлый скупец, распорядился добром.Так, окруженный водой, от жажды Тантал томитсяИ никогда не сорвет рядом висящих плодов…Так покидает лишь тот постель красавицы юной,Кто отправляется в храм перед богами предстать…Мне не дарила ль она поцелуев горячих и нежных?Тщетно!.. По-всячески страсть не возбуждала ль мою?А ведь и царственный дуб, и твердый алмаз, и бездушныйКамень могла бы она ласкою тронуть своей.Тронуть тем боле могла б человека живого, мужчину…Я же – я не был живым, не был мужчиною с ней[919].

Альбий Тибулл в стихотворении «К Приапу» также говорит о вялости своего полового члена, но не столько умаляя собственное достоинство, сколько изрыгая проклятья в адрес его «окаянного отца», которого винит в своем несчастье. Он клянется, что во искупление Приап никогда вновь не узнает радостей общения в постели с достигшими половой зрелости молоденькими мальчиками и занятия с ними любовью, когда они соблазнительно вертят своими податливыми ягодицами. Не ощутит он восторга и от ласк руки лежащей рядом девушки или легкого прикосновения ее обольстительного бедра к его телу. Вместо этого Приапа ждет старая карга с двумя торчащими изо рта зубами. Ноги и руки у нее отталкивающе кривые и тощие, кожа морщинистая и провис-лая, седые патлы свалялись и будто покрылись паутиной[920].