История целибата - Элизабет Эбботт

В этой мрачной аналогии еда и секс соответственно приравниваются к анорексии и целибату, а нижнечелюстная фиксация челюсти является аналогом пояса целомудрия, гарантирующим его носителю сохранение непорочной чистоты.

Хотя анорексия больше распространена среди женщин, мужчины к ней тоже бывают восприимчивы. Известным тому примером служит писавший на немецком языке писатель Франц Кафка. Еще когда он был совсем молодым, у него возникали проблемы с едой. Он соблюдал строжайшую диету, воздерживаясь от употребления мяса, а позже алкоголя, чтобы обеспечить себе физическую чистоту и силу общности с природой. В то же время он представлял себе буйные кутежи, отягощенные ненасытным чревоугодием, нашпиговывал свои произведения более чем пятью сотнями связанных с едой отрывками и смаковал вид других людей, наслаждающихся едой. Кроме того, он активно занимался физическими упражнениями, в частности плаванием, гимнастикой и бегом. Результатом такого образа жизни была крайняя худоба, по поводу которой Кафка очень переживал. «Я самый худой человек из всех известных мне людей», – признавался он[939].

Как и у большинства страдающих анорексией, сексуальность Кафки была ослаблена. С детства его психосексуальное развитие было «нарушено», и половой акт внушал ему ужас. Несколько психиатров пытались провести с ним ретроактивный психоанализ.

В числе других факторов один из них упоминал «проблематичное развитие его <Кафки> половой принадлежности», другой – «притворный аскетизм в форме отвращения к грязи». Свидетельств об анорексии Кафки более чем достаточно; предположение о том, что она оказывала влияние на состояние его сексуальности, вероятно, но недоказуемо[940].

И в заключение, независимо от того, страдает ли анорексией женщина или мужчина, поздние стадии болезни при сексуальном самовыражении лишают их физической силы. Возможно, импотенция усиливает их изначальное стремление предотвратить или хотя бы оттянуть наступление половой зрелости – большинство страдающих анорексией начинают свой печальный путь больных в отрочестве или в начале юности. Болезнь приводит к их неуверенности в себе, страху или непреодолимому отвращению к сексуальным отношениям[941].

Глава 12

Целибат в литературе

Куртуазная, благородная и безответная любовь Мильтон и целомудренная леди

Памела, Шамела

«Крейцерова соната» Толстого

Непорочность двух полов Орландо

Джудит Шекспир

Мать Гарпа

Целибат вампиров – до свертывания крови

Целибат как литературный сюжет тема настолько распространенная, что тысяча человек могла бы определить содержание этого раздела тысячей разных способов, не повторяя друг друга. И лишь один из них, описанный в «Крейцеровой сонате» – объемной повести Льва Толстого в защиту целибата, – неизбежно подвел бы черту под всеми списками из тысяч способов. Приведенные ниже литературные примеры представляют собой работы разного времени, жанров, стилей и читательской аудитории. Чосера можно было бы заменить Мильтоном; вместо «Вечера выпускников» Дороти Сэйерс вполне можно было бы остановиться на «Орландо» Вирджинии Вулф; и только ужасной «Крейцеровой сонате» Толстого судьба предначертала звучно заявить о себе во весь голос[942].

Начало этого раздела посвящено краткому обзору куртуазной любви – явления, вызревавшего, развивавшегося и торившего путь в литературе на протяжении веков в нескольких направлениях, отражаясь и в реальной жизни. Какого-то одного главенствующего автора здесь не было. Куртуазная любовь проявлялась стереотипно, в рамках определенных стандартов, и трубадуры с поэтами, которые воспевали ее ритуалы, делали это в соответствии с тщательно разработанными правилами и возможностями, обозначенными сюжетными линиями.

Куртуазная, благородная и безответная любовь

[943]

Куртуазная любовь – литературное изобретение средневековых трубадуров; это не нечто единое, существующее в отдельности само по себе, и в отличие от пресловутого и неизменного колеса ее постоянно изобретали вновь и вновь. Нередко поэтические создатели такой любви представляли ее как пылкое, но лишенное сексуального начала безответное чувство между поклоняющимся мужчиной и дамой его сердца. В своих воплощениях куртуазная любовь признает человеческое сексуальное влечение, но включает его в великую страсть, движимую не похотью, а скорее высочайшими моральными и эстетическими ценностями.

Куртуазная любовь – это возвышенное чувство между мужчиной и недосягаемым существом в образе женщины, которое он одновременно уважает и обожает с трепетом, близким к религиозному. Любовь избранницы проверяет его решительность, твердость и преданность, поскольку ее очень трудно добиться. Вместе с тем она облагораживает настолько, что сами его страдания укрепляют все аспекты его существа: военное мастерство, общественное положение, даже его моральные и религиозные взгляды. Иногда эти всесторонние сдвиги в лучшую сторону происходят тогда, когда он просто думает о своей любимой.

Андрей Капелланус[944] перечислил правила куртуазной любви еще в XII в. Он дал ей определение как болезненному по сути своей процессу постоянных размышлений о красоте возлюбленной, которую время от времени можно видеть, но которой нельзя овладеть. Редко воплощавшимся в жизнь идеалом стал полный союз с любимой, на которой почти никогда не получалось жениться. К наиболее общему правилу Капеллануса можно отнести следующее: любовь – переменчивое состояние, она либо усиливается, либо ослабевает; став широко известной, она обычно умирает. Сама ее природа как нечто непостижимое одновременно является самым возбуждающим фактором, и пока любовь сопровождает человека на протяжении жизни, ревность будет обострять чувства куртуазных любовников. Куртуазная любовь – своего рода одержимость, легче всего переносимая при постоянном созерцании объекта страсти.

К XIV в. понятие куртуазной любви уточнил один анонимный поэт. В своих десяти заповедях любви он выступил в защиту Веры, или Честности, Внимания, Благоразумия, Терпения, Таинственности, Рассудительности, Упорства, Сострадания, Меры, или Умеренности, и Милосердия. Любовник в «Прошении своей госпоже» Чосера так долго страдал, что клянется подчиняться возлюбленной во всем, чего бы она ни пожелала, и скорее умрет, чем обидит ее, умоляя лишь о малой толике благосклонности. Вот его личная версия куртуазной любви:

Но я, и жизнь моя, и смерть принадлежат тебе,И я молю тебя, покорствуя судьбе,Со мною все твори, что радость подарит.…А позже, дорогая, пошли мне избавленье от боли и мученья,Даруй мне утешенье, надежды просветленье.Ведь кроме тебя нету того, кто без сомненьяУтешит беспокойство и сердцу даст терпенье в заботливом смиренье.

Мучительная, целомудренная и восхитительная куртуазная любовь составляла источник рыцарской добродетели. Именно по этим причинам она нередко бывала непорочной – как потому, что сексуальные отношения разрушили бы идеалы потенциальных любовников, так и потому, что в некоторых своих проявлениях куртуазная любовь и была по сути своей непорочной. Как говорилось в песне одного трубадура, «целомудрие возникает из любви»[945].

Во Франции это выразилось в особом проявлении искусства, имитирующего жизнь. В 1400 г. король Карл VI Безумный создал Суд любви, перед которым должны были представать поэты перед тем, как читать свои стихи и доказывать, что их любовная лирика шла от сердца. «Каждый должен писать лишь о своей подлинной любви и ни о чьей другой» – таково было одно из правил Суда любви. Другое состояло в том, что содержание стихотворения должно было льстить даме или быть достойным ее одобрения. (Чосер следовал этому правилу, когда писал прозаический пролог к «Легенде о славных женщинах»[946].)

В определенной степени куртуазная любовь переходила со страниц литературных произведений в реальную жизнь в качестве своего рода образца для ухаживания и обольщения. Добиваясь расположения избранниц своего сердца, придворные Генриха VIII пользовались стихами Чосера и сознательно утаивали собственные дела сердечные (а порой и телесные забавы). Со своей стороны, Генрих VIII был менее успешен в ограничении себя фразами, свойственными проявлениям куртуазной любви. В письме к Анне Болейн, не тратя много слов на ее заверения в своем обожании и готовности к услугам, он решительно и недвусмысленно – и отнюдь не целомудренно – писал ей о страстном желании «целовать свою милашку»[947].

Многое логично связывает манерное почитание тех, чье положение в обществе при феодализме выше, с куртуазной любовью, перенося это подобострастное внимание на недоступную, красивую, часто старшую по возрасту и замужнюю женщину знатного происхождения. Самыми известными куртуазными любовниками принято считать литературных персонажей – сэра Ланселота и королеву Гвиневру, но, поскольку в большинстве версий их отношений повествуется об их интимной близости, эта история не является целомудренной разновидностью традиции куртуазной любви.