Эхо прошлого - Диана Гэблдон

— Ну, в самом деле, сэр, — произнес Джейми, пытаясь сохранять благоразумие, — вы же не собираетесь убить раненого врага, да еще в мундире, да еще захваченного под его собственным флагом. И который сам сдался вам. Это неприемлемо для любого благородного человека.

Хикмен выпрямился, багровея.

— Вы ставите под сомнение мою честь, сэр?

Я увидела, как шея и плечи Джейми напряглись, но прежде чем он смог заговорить, Йен встал рядом с ним, плечом к плечу.

— Да, ставит. Как и я.

Ролло, чья шерсть все еще топорщилась мокрыми иголками, зарычал и, подняв черную губу, показал большую часть зубов в знак солидарности с мнением хозяина.

Хикмен переводил взгляд с хмурого татуированного лица Йена на внушительные клыки Ролло и обратно на Джейми, который снял пистолет с боевого взвода и положил его себе за пояс. Хикмен тяжело дышал.

— Тогда пеняйте на себя, — резко сказал он и отвернулся.

Капитан Стеббингс тоже тяжело дышал — с влажным, противным звуком. Он весь побелел — кроме губ, которые посинели. Тем не менее он находился в сознании. Во время всего разговора он не сводил глаз с Хикмена и неотрывно смотрел вслед, пока тот уходил. Когда дверь за Хикменом закрылась, Стеббингс немного расслабился, переведя взгляд на Джейми.

— Могли бы… и не… беспокоиться, — прохрипел он. — Но передаю вам… свою благодарность. Если она… — он сдавленно кашлянул, сильно прижав руку к груди, и, скривившись, покачал головой, — чего-нибудь стоит.

Стеббингс закрыл глаза, дыша медленно и мучительно — но все-таки дыша. Я неловко поднялась на ноги, наконец-то улучив минуту, чтобы взглянуть на собственного мужа.

— Всего лишь крохотный порез, — заверил он меня в ответ на мой пристальный подозрительный взгляд. — Пока что я справляюсь.

— Это всё твоя кровь?

Джейми посмотрел на прилипшую к ребрам рубашку и пренебрежительно повел неповрежденным плечом.

— У меня осталось вполне достаточно, чтобы жить дальше. — Он улыбнулся мне, а потом оглядел палубу. — Вижу, у тебя тут все под контролем. Я велю Смиту принести тебе что-нибудь поесть, ладно? Скоро дождь пойдет.

Это точно, запах надвигающегося шторма пронесся по трюму, свежий и колючий от озона, и волосы на моей взмокшей шее чуточку приподнялись.

— Вероятно, не Смиту, — сказала я и, увидев, что Джейми поворачивается, спросила: — А куда ты собрался?

— Мне нужно поговорить с капитаном Хикменом и капитаном Робертсом, — довольно мрачно ответил Джейми. Он взглянул вверх, и спутанные волосы у него за ушами разметались на ветру. — Не думаю, что мы поплывем в Шотландию на «Чирке», но будь я проклят, если знаю, куда мы направляемся.

* * *

В конце концов корабль затих — настолько, насколько способен такой большой объект, состоящий из скрипучих досок, хлопающей парусины и этого жуткого гула, производимого натянутыми снастями. Наступил прилив, и корабль действительно поплыл; мы снова двигались на север под легким парусом.

Я выпроводила последнего из пострадавших, и остался только капитан Стеббингс, который лежал на грубо сколоченной паллете за сундуком контрабандного чая. Он еще дышал, и, похоже, даже без особого труда, но я посчитала состояние капитана слишком нестабильным, чтобы оставлять его без присмотра.

Каким-то чудом пуля, похоже, прожгла себе путь в его легкое, а не просто разорвала кровеносные сосуды на своем пути. Это не означало, что в самом легком нет кровотечения, но если оно и было, то очень слабое, иначе я давно бы уже о нем знала. Должно быть, в капитана стреляли с близкого расстояния, сонно подумала я. Раскаленная пуля еще светилась, когда попала в него.

Я отправила Эйбрама спать. Мне и самой надо было бы прилечь: усталость стянула мои плечи и засела в ноющих буграх у копчика. Однако я не легла.

Джейми еще не вернулся. Я знала, что он найдет меня, когда закончит важную встречу с Хикменом и Робертсом. Оставалось сделать еще кое-что — на всякий случай.

Ранее, когда Джейми рылся на рабочем столе Хикмена в поисках еды, я заметила связку новеньких гусиных перьев. И послала Эйбрама выпросить парочку, а еще найти мне самую большую, какая только здесь есть, парусную иглу. Потом попросила отыскать пару выкинутых из рагу на «Питте» косточек от куриных крылышек и тоже принести мне.

Обрубив края тонкой косточки, я удостоверилась, что костный мозг полностью вытек, пока рагу готовилось, затем аккуратно заострила кость с одного конца, используя для этого небольшой точильный камень корабельного плотника. С пером было легче: кончик уже отрезали, чтобы можно было писать, и все, что требовалось сделать, — это срезать зазубрины, а затем погрузить перо, косточку и иглу в неглубокую тарелку с бренди. Вполне подойдет, решила я.

Сладкий и тяжелый аромат бренди разлился в воздухе, смешиваясь с запахами смолы, скипидара, табака и пропитанной солью корабельной древесины. Что ж, по крайней мере, он частично уничтожил вонь крови и экскрементов, оставшуюся после моих пациентов.

Среди груза я обнаружила ящик вина «Мерсо» и сейчас, задумчиво вытащив бутылку, поставила рядом с ополовиненным бренди и стопкой чистых ситцевых бинтов и повязок. Присев на бочонок с дегтем, я прислонилась к «хогсхеду»[71] — большой бочке с табаком, зевая и лениво размышляя, почему она так называется. Своей формой она совершенно не походила на кабанью голову, как и на голову любого другого известного мне представителя семейства свиней.

Я отогнала от себя эту мысль и закрыла глаза, чувствуя, как пульс бьется в кончиках пальцев и веках. Я не спала, но медленно погрузилась в своего рода полусознательное состояние, смутно улавливая шум воды вдоль бортов судна, дыхание Стеббингса, ставшее более громким, неторопливые движения моих собственных легких и медленный, спокойный стук моего сердца.

Казалось, прошли годы с момента полуденных ужасов и волнений, и сейчас, с расстояния, которое еще больше увеличилось из-за усталости и приложенных усилий, мой страх, что, возможно, у меня случился сердечный приступ, выглядел нелепым. И все же, что это было? Саму вероятность сердечного приступа исключать нельзя. Конечно, скорее всего, просто паника и гипервентиляция — нелепые сами по себе, но не опасные. Хотя…

Я положила два пальца себе на грудь и стала ждать, когда пульсирование в кончиках войдет в один ритм с биением сердца. Почти засыпая, я неторопливо начала обследовать свое тело от макушки до пальцев ног, ощущая, что прохожу через длинные тихие коридоры вен такого насыщенного фиолетового цвета, который бывает у неба перед наступлением ночи. Поблизости виднелось свечение артерий, мощных и клокочущих багровой энергией. Я вступила в сердце и почувствовала себя защищенной в его камерах: толстые стенки двигались в размеренном, успокаивающем, бесконечном, непрерывном ритме. Так, похоже, никаких повреждений ни в сердце, ни