Эстетика. О поэтах. Стихи и проза - Владимир Соловьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
8—11 апреля 1898
Мимо Троады
Что-то здесь осиротело,Чей-то светоч отсиял,Чья-то радость отлетела,Кто-то пел – и замолчал.
Между 11 и 14 апреля 1898
Нильская дельта
Золотые, изумрудные,Черноземные поля...Не скупа ты, многотрудная,Молчаливая земля!
Это лоно плодотворное,—Сколько дремлющих веков,—Принимало, всепокорное,Семена и мертвецов.
Но не всё тобою взятоеВверх несла ты каждый год:Смертью древнею заклятоеДля себя весны всё ждет.
Не Изида трехвенечнаяТу весну им приведет,А нетронутая, вечная«Дева Радужных Ворот».[14]
14 апреля 1898
Песня моря
А. А. Фету
От кого это теплое южное мореЗнает горькие песни холодных морей?..И под небом другим, с неизбежностью споря,Та же тень всё стоит над мечтою моей.
Иль ей мало созвучных рыданий пучиныЧто из тесного сердца ей хочется слез,Слез чужих, чьей-нибудь бескорыстной кручиныНад могилой безумно отвергнутых грез...
Чем помочь обманувшей, обманутой доле?Как задачу судьбы за другого решить?Кто мне скажет? Но сердце томится от болиИ чужого крушенья не может забыть.
Брызги жизни сливались в алмазные грезы,А теперь лишь блеснет лучезарная сеть,—Жемчуг песен твоих расплывается в слезы,Чтобы вместе с пучиной роптать и скорбеть.
Эту песню одну знает южное море,Как и бурные волны холодных морей —Про чужое, далекое, мертвое горе,Что, как тень, неразлучно с душою моей.
Апрель 1898
Ответ на «Плач Ярославны»
К.К. Случевскому
Всё, изменяясь, изменило,Везде могильные кресты,Но будят душу с прежней силойЗаветы творческой мечты.
Безумье вечное поэта —Как свежий ключ среди руин...Времен не слушаясь запрета,Он в смерти жизнь хранит один.
Пускай Пергам давно во прахе,Пусть мирно дремлет тихий Дон:Всё тот же ропот Андромахи,И над Путивлем тот же стон.
Свое уж не вернется снова,Немеют близкие слова,—Но память дальнего былогоСлезой прозрачною жива.
19 июня 1898
На том же месте[15]
И помни весь путь, которым вел тебя Превечный, бог твой, по пустыне, вот уже сорок лег...
Он смирял тебя, томил тебя голодом и питал тебя манною...
Одежда твоя не ветшала на тебе, и нога не пухла, вот уже сорок лет...
(Второз., VIII. 2—4)Ушли двенадцать лет отважных увлеченийИ снов мучительных, и тягостных забот,Осиливших на миг и павших искушений,Похмелья горького и трезвенных работ.
Хвала превечному! Израиля одеждыВ пустыне сорок лет он целыми хранил...Не тронуты в душе все лучшие надежды,И не иссякло в ней русло творящих сил!
Владычица-земля! С бывалым умиленьемИ с нежностью любви склоняюсь над тобой.Лес древний и река звучат мне юным пеньем...Всё вечное и в них осталося со мной.
Другой был, правда, день, безоблачный и яркий,С небес лился поток ликующих лучей,И всюду меж дерев запущенного паркаМелькали призраки загадочных очей.
И призраки ушли, но вера неизменна...А вот и солнце вдруг взглянуло из-за туч.Владычица-земля! Твоя краса нетленна,И светлый богатырь бессмертен и могуч.
29 июня 1898
11 июня 1898 г.
Стая туч на небосклонеСобралася и растет...На земном иссохшем лонеВсё живое влаги ждет.
Но упорный и докучныйВетер гонит облака.Зной всё тот же неотлучный,Влага жизни далека.
Так душевные надеждыГонит прочь житейский шум,Голос злобы, крик невежды,Вечный ветер праздных дум.
Май или июнь 1898
Три свидания (Москва – Лондон – Египет. 1862–75-76)
Поэма
Заранее над смертью торжествуяИ цепь времен любовью одолев,Подруга вечная, тебя не назову я,Но ты почуешь трепетный напев...
Не веруя обманчивому миру,Под грубою корою веществаЯ осязал нетленную порфируИ узнавал сиянье божества...
Не трижды ль ты далась живому взгляду —Не мысленным движением, о нет!—В предвестие, иль в помощь, иль в наградуНа зов души твой образ был ответ.
1
И в первый раз,– о, как давно то было!—Тому минуло тридцать шесть годов,Как детская душа нежданно ощутилаТоску любви с тревогой смутных снов.
Мне девять лет, она...[16] ей – девять тоже.«Был майский день в Москве», как молвил Фет.Признался я. Молчание. О, боже!Соперник есть. А! он мне даст ответ.
Дуэль, дуэль! Обедня в ВознесеньеДуша кипит в потоке страстных мукЖитейское... отложим... попечепье —Тянулся, замирал и замер звук.
Алтарь открыт... Но где ж священник, дьякон?И где толпа молящихся людей?Страстей поток, – бесследно вдруг иссяк он,Лазурь кругом, лазурь в душе моей.
Пронизана лазурью золотистой,В руке держа цветок нездешних стран,Стояла ты с улыбкою лучистой,Кивнула мне и скрылася в туман.
И детская любовь чужой мне стала,Душа моя – к житейскому слепа...А немка-бонна грустно повторяла:«Володинька—ах! слишком он глупа!»
2
Прошли года. Доцентом и магистромЯ мчуся за границу в первый раз.Берлин, Ганновер, Кельн – в движенье быстромМелькнули вдруг и скрылися из глаз.
Не света центр, Париж, не край испанский,Не яркий блеск восточной пестроты,—Моей мечтою был Музей Британский,И он не обманул моей мечты.
Забуду ль вас, блаженные полгода?Не призраки минутной красоты,Не быт людей, не страсти, не природа —Всей, всей душой одна владела ты.
Пусть там снуют людские мириадыПод грохот огнедышащих машин,Пусть зиждутся бездушные громады,—Святая тишина, я здесь один.
Ну, разумеется, cum grano salis:[17]Я одинок был, но не мизантроп;В уединении и люди попадались,Из коих мне теперь назвать кого б?
Жаль, в свой размер вложить я не сумеюИх имена, не чуждые молвы...Скажу: два-три британских чудодеяДа два иль три доцента из Москвы.
Всё ж больше я один в читальном зале;И верьте иль не верьте,– видит бог,Что тайные мне силы выбиралиВсё, что о ней читать я только мог.
Когда же прихоти греховные внушалиМне книгу взять «из оперы другой»—Такие тут истории бывали,Что я в смущенье уходил домой.
И вот однажды – к осени то было —Я ей сказал: «О божества расцвет!Ты здесь, я чую,– что же не явилаСебя глазам моим ты с детских лет?»
И только я помыслил это слово, —Вдруг золотой лазурью всё полно,И предо мной она сияет снова —Одно ее лицо – оно одно.
И то мгновенье долгим счастьем стало,К земным делам опять душа слепа,И если речь «серьезный» слух встречала,Она была невнятна и глупа.
3
