Эстетика. О поэтах. Стихи и проза - Владимир Соловьев

3 апреля 1899

У себя

Дождались меня белые ночиНад простором густых островов.Снова смотрят знакомые очи,И мелькает былое без слов.

В царство времени всё я не верю,Силу сердца еще берегу,Роковую не скрою потерю,Но сказать «навсегда»– не могу.

При мерцании долгом заката,Пред минутной дремотою дня,Что погиб его свет без возврата,В эту ночь не уверишь меня.

Июнь 1899

Белые колокольчики

...И я слышу, как сердце цветет.

Сколько их расцветало недавно,Словно белое море в лесу!Теплый ветер качал их так плавноИ берег молодую красу.

Отцветает она, отцветает,Потемнел белоснежный венок,И как будто весь мир увядает...Средь гробов я стою одинок.

«Мы живем, твои белые думы,У заветных тропинок душиБродишь ты по дороге угрюмой,Мы недвижно сияем в тиши.

Нас не ветер берег прихотливый,Мы тебя сберегли бы от вьюг.К нам скорей, через запад дождливый,Для тебя мы – безоблачный юг.

Если ж взоры туман закрываетИль зловещий послышался гром, —Наше сердце цветет и вздыхает...Приходи – и узнаешь, о чем».

15 августа 1899

«Мирный сон снится вам...»

Мирный сон снится вам,Мы уж не верим снам:Всюду лишь бранный клик,Смерть иль победы миг.

<1890-е годы>

«Непроглядная темень кругом...»

Непроглядная темень кругом,Слышны дальнего грома раскаты,Нет и просвета в небе ночном,Звезды скрылись – не жди их возврата.

<1890-е годы>

LES REVENANTS[20]

Тайною тропинкою, скорбною и милою,Вы к душе пробралися, и – спасибо вам!Сладко мне приблизиться памятью унылоюК смертью занавешенным, тихим берегам.

Нитью непонятною сердце всё привязаноК образам незначащим, к плачущим теням.Что-то в слово просится, что-то недосказано,Что-то совершается, но – ни здесь, ни там.

Бывшие мгновения поступью беззвучноюПодошли и сняли вдруг покрывала с глаз.Видят что-то вечное, что-то неразлучноеИ года минувшие – как единый час.

16 января 1900

Дракон

Зигфриду

Из-за кругов небес незримыхДракон явил свое чело,—И мглою бед неотразимыхГрядущий день заволокло.

Ужель не смолкнут ликованьяИ миру вечному хвала,Беспечный смех и восклицанья:«Жизнь хороша, и нет в ней зла!»

Наследник меченосной рати!Ты верен знамени креста,Христов огонь в твоем булате,И речь грозящая свята.

Полно любовью божье лоно,Оно зовет нас всех равно...Но перед пастию драконаТы понял: крест и меч – одно.

24 июня 1900

Вновь белые колокольчики

В грозные, знойныеЛетние дни —Белые, стройныеТе же они.

Призраки вешниеПусть сожжены,—Здесь вы нездешние,Верные сны.

Зло пережитоеТонет в крови,—Всходит омытоеСолнце любви.

Замыслы смелыеВ сердце больном,—Ангелы белыеВстали кругом.

Стройно-воздушныеТе же они —В тяжкие, душные,Грозные дни.

8 июля 1900

Мудрый осенью

Элегия, с персидского

Не говори: зачем цветы увяли?Зачем так в небе серо и темно?Зачем глядит, исполненный печали,Поблекший сад к нам в тусклое окно?

Не говори: зачем в долине грязно?Зачем так скользко под крутой горой?Зачем гудит и воет неотвязноХолодный ветер позднею порой?

Не говори: зачем под лад природыТвоя подруга злится и ворчит?Слова бесплодны: мудрый в час невзгодыПьет с ромом чай и с важностью молчит.

Июнь 1879

Таинственный гость

Поздно ночью раненыйОн вернулся иСемь кусков бараниныСкушал до зари.

На рассвете тяжкуюРану он обмыл,Медленно фуражкоюГолову покрыл,

Выйдя осмотрительно,Он в кибитку влезИ затем стремительноВместе с ней исчез.

<Конец 1870-х – начало 1880-х годов>

Читательница и анютины глазки

Она ходила вдоль по садуСреди пионов и лилейУму и сердцу на усладуИль напоказ всего скорей.Она в руках держала книжкуИ перевертывала лист,На шее ж грязную манишкуИмела. Мрачный нигилист,Сидевший тут же на скамейкеИ возмущенный всем, что зрел,Сказал садовнику: «Полей-каАнютин глаз, чтоб он созрел».

<Конец 1870 х – начало 1880-х годов>

Эпиграммы

1

БлагонамеренныйИ грустный анекдот!Какие мериныПасут теперь народ!

2

Протяженно-сложенное словоИ гнусливо-казенный укорЗаменили тюрьму и оковы,Дыбу, сруб и кровавый топор.

Но с приятным различьем в манереСила та же и тот же успех,И в сугубой свершается мереНаказанье за двойственный грех.

Январь 1885

Пророк будущего

Угнетаемый насилиемЧерни дикой и тупой,Он питался сухожилиемИ яичной скорлупой.

Из кулей рогожных мантиюОн себе соорудилИ всецело в некромантиюУм и сердце погрузил.

Со стихиями надзвезднымиОн в сношение вступал,Проводил он дни над безднамиИ в болотах ночевал.

А когда порой в селениеОн задумчиво входил,Всех собак в недоумениеОбраз дивный приводил.

Но, органами правительстваБыв без вида обретен,Тотчас он на место жительстваПо этапу водворен.[21]

<1886>

Видение

Сочинено в состоянии натурального гипноза

По небу полуночи лодка плывет,А в лодке младенец кричит и зовет.Младенец, младенец, куда ты плывешь?О чем ты тоскуешь? Кого ты зовешь?Напрасно, напрасно! Никто не придет...А лодка, качаясь, всё дальше плывет,И звезды мигают, и месяц большойС улыбкою странной бежит за ладьей...А тучи в лохмотьях томятся кругом...Боюсь я, не кончится это добром!

<1886>

Таинственный пономарь

Баллада

Двенадцать лет граф Адальберт фон КраниВестей не шлет;Быть может, труп его на поле браниУже гниет?..Графиня Юлия тоскует в божьем храме,Как тень бледна;Но вдруг взглянула грустными очами —И смущена.Кругом весь храм в лучах зари пылает,Блестит алтарь;Священник тихо мессу совершает,С ним пономарь.Графини взгляд весьма обеспокоенПономарем:Он так хорош, и стан его так строенПод стихарем...Обедня кончена, и панихида спета;Они – вдвоем,И их уносит графская каретаК графине в дом.Вошли. Он мрачен, не промолвит слова.К нему она:«Скажи, зачем ты так глядишь сурово?Я смущена...Я женщина без разума и воли,А враг силен...Граф Адальберт уж не вернется боле...»– «Верррнулся он!Он беззаконной отомстит супруге!»Долой стихарь!Пред нею рыцарь в шлеме и кольчуге, —Не пономарь.«Узнай, я граф,– граф Адальберт фон Крани;Чтоб испытать,Верна ль ты мне, бежал я с поля брани —Верст тысяч пять...»Она: «Ах, милый, как ты изменилсяВ двенадцать лет!Зачем, зачем ты раньше не открылся?»Он ей в ответ:«Молчи! Служить я обречен без срокаВ пономарях...»Сказал. Исчез. Потрясена глубоко,Она в слезах...Прошли года. Граф в храме честно служитДва раза в день;Графиня Юлия всё по супруге тужит,Бледна как тень,—Но не о том, что сгиб он в поле брани,А лишь о том,Что сделался граф Адальберт фон КраниПономарем.

<1886>