Христофор Колумб - Игорь Валерьевич Ноздрин

итог истребительной войны Лас Касас оценивает огромными людскими потерями: «Из-за побоищ, учиненных в войнах, голода, болезней, лишений, гнета, испытанными индейцам, из-за нищеты, а особенно из-за неутешной скорби, печали, тоски, ставшей уделом обитателей острова, из всего населения, каким оно было в 1494 году, осталось через два года, как полагали, одна третья.

Глава IX

Возвращение в Кастилию

Каонабо привезли в Изабеллу, посадили на цепь в подвале дома Колумба. Испанцы торжествовали. Сопротивление туземцев ослабло, прекратились смелые нападения на отряды солдат. Пламя войны угасло, остались тлеющие головешки на отдельных частях острова. Это позволило Колумбам перейти к хозяйственным реформам.

Христофор обещал монархам обеспечить крупные доходы с Эспаньолы, говорил о золоте, пряностях, крепких рабах, экзотических деревьях и птицах. Двухлетняя эксплуатация острова показала, что обещанные адмиралом богатства были мыльными пузырями, лопнувшими после прибытия армады. Перец низкого качества не конкурировал с арабским. Диковинные деревья и птицы имели низкую цену по сравнению с фрахтом судов. Мастика уступала греческим смолам. Половина рабов умирала в море, вторая не возмещала издержек по охране и доставке живого товара в Испанию. Золота на острове нашли меньше, чем предполагали в начале колонизации, его приходилось добывать в реках и ручьях, а поселенцы не хотели заниматься грязным трудом. Где тут большие доходы! Эспаньола не покрывала половины затрат на снаряжение флотилий, жалования людям. Следовало найти иные доходы, способы добычи золота, позволяющие расплачиваться с метрополией. Адмирал переложил тяготы труда на плечи индейцев, в 1496 года ввел непосильную дань.

«Адмирал велел всем жителям провинций Сибао, Вега-Реаль и живущим поблизости от золотых копей, имевших свыше 14 лет, каждые три месяца приносить полный фландрский касавель (бубенчик) золота, – говорит летописец. – Только король Маникаотех должен был давать ежемесячно полтыквины золота. Прочие люди, не живущие вблизи копей, обязаны были приносить по одной арробе хлопка. Затем Колумб приказал сделать из меди или бронзы бирки с выбитым особым знаком, выдававшиеся каждому индейцу при взносе подати, чтобы ее носили на шее и по ней узнавали, кто уплатил подать. Должники подвергались наказанию, адмирал говорит, будто оно было умеренным. Однако, не удалось обязать всех индейцев носить эти бирки…»

Перед введением податей Колумбы тщательно взвесили возможности подвластных территорий. Один колокольчик золотого песка в три месяца или двадцать пять фунтов хлопка выглядели вполне приемлемой платой индейцев за жизнь на острове. Братья не учли, что туземцы не привыкли работать с утра до вечера, как народы Европы. Аборигены жили дарами природы, в свободное от отдыха и развлечений время возделывали поля и плодовые деревья, ловили рыбу и черепах. Они не могли просыпаться с рассветом, трудиться хотя бы по восемь часов в день. Под кнутами надсмотрщиков индейцы ложились на землю и предпочитали умирать, чем полоть поля, рыть каналы, мыть золотой песок. С такими работниками хозяйственные реформы Колумба были обречены на неудачу, грозили вызвать новое восстание. Кастильские крестьяне приносили бы Колумбу больше хлопка и золота, а для туземцев половина предписанного казалась высокой. Собранное в первые месяцы жизни на Эспаньоле золото представляло результат деятельности нескольких поколений туземцев, чтобы второй раз дать адмиралу такое же количество, им пришлось бы трудиться десятки лет.

Выращивание хлопка не являлось жизненной потребностью. Теплый климат позволял аборигенам ходить голыми, не стимулировал роста производительности труда. Одежда на острове служила знаком социального различия. На протяжении столетий индейцы не увеличивали посевы хлопка, а Колумб хотел, чтобы половина островитян занялась его производством.

Колумб предполагал, будто каждый трехмесячный взнос туземцев золота и хлопка даст ему 200 000 песо, что составит 800 000 в год. Однако за первые девять месяцев он получил всего лишь… 200 песо.

Хотя адмирал говорил об «умеренном» наказании неплательщиков подати, на деле расправы с непокорными туземцами имели жестокий характер. Их пороли плетьми, продавали в рабство, убивали, им отрезали уши. Привыкший к свободе народ восстал. Гуаканагари примкнул к сородичам. Индейцы уничтожили маисовые поля и плантации поселенцев, ушли в горы.

Жена Каонабо, Анакаона, возглавила бунт. Обреченные на голод колонисты со страшной жестокостью преследовали аборигенов. Это было поголовное истребление краснокожих людей. Доведенные до отчаяния индейцы травились соком маниоки. От войны, голода, завезенных завоевателями болезней коренное население быстро сокращалось. Из ста тысяч жителей, приветствовавших Колумба в 1492 году, через пятьдесят лет сохранилось пятьсот человек! Таков итог колонизаторской деятельности великого мореплавателя, не сумевшего организовать совместную жизнь двух народов.

* * *

Флотилия Антонио де Торреса возвратилась в Кадис 9 апреля 1495 года. Она привезла триста невольников из пятисот пятидесяти, отправленных с Эспаньолы. Половина индейцев умерла в пути.

Капитан отправился ко двору, где его ждали, чтобы разобраться в наветах на вице-короля сбежавших с острова идальго. Торрес оправдал Колумба, но не имел весомого доказательства – большого количества золота, чтобы снять с адмирала все обвинения. В послании монархам Христофор сообщал о совершенных открытиях, упоминал о пережитых трудностях, предлагал возмещать расходы на колонизацию земель продажей рабов.

12 апреля Их Величества предписали Фонсеке «продать рабов в Андалусии, где это делать выгоднее всего», но через четыре дня изменили решение. Усомнившись в законности распродажи своих подданных, королевская чета предложила богословам и юристам высказаться по данному вопросу. Что же произошло с 12 по 16 апреля того года?

По указу монархов служащие Фонсеки выставили индейцев на рынке Севильи, занялись подсчетами экономической выгоды торговли «азиатскими» невольниками. Забыв о двухсот пятидесяти трупах, контадоры определили, что на перевозку через океан трехсот человек, охрану, содержание ушел миллион мораведи. Для возмещения затрат цена раба должна составлять 3 333 мораведи. В Лиссабоне цена хорошего черного невольника доходила до 10 000 мораведи. Это значило, что распродажа индейцев по 5 000 мораведи принесет казне чистого дохода в половину миллиона. Выгодное дельце! Так же мыслил Колумб. Да вот беда! За краснокожих больных, хилых рабов не давали свыше 3 000 мораведи. Работорговцы и покупатели знали, что половина индейцев, привезенных Торресом весной прошлого года, уже умерла, а выжившие оказались плохими работниками. Забегая вперед, скажу: половина несчастных воинов Каонабо тоже умрет в течение года. Торговать краснокожими рабами было невыгодно, Колумб обманул надежды вкладчиков денег в заморские экспедиции. Почему бы в такой ситуации Фердинанду с Изабеллой не показать себя просвещенными правителями, озабоченными судьбой колонии? Ответ монахов и ученых знали заранее. После серьезных рассуждений, сопровождавшихся выписками из Священного писания, отцов Церкви, древних мыслителей, они пришли к выводу, что нельзя обращать в рабство будущих христиан. Королевская чета «учла» совет, в январе следующего года отправила пятьдесят уцелевших индейцев гребцами на