Халатная жизнь - Зоя Борисовна Богуславская

– ведет образ жизни такой, как будто они находятся в совершенно другой возрастной группе. Повезло, можно даже назвать это великим счастьем, что он, я и вся семья – мы на ногах, и проживаем жизнь сквозь ее внешние яркие события, мы востребованы и по-прежнему живем взахлеб. Нет, конечно, это не тот драйв, потому что нет Андрюши. И это осознание приходит ко мне в голову раза три на дню, потому что это никуда не девается.

То, что мы были 46 лет вместе, разлучаясь довольно редко, создало такую дорожку воспоминаний, что любое место, куда я попадаю, обязательно отмечено теми же следами по которым Гензель и Гретель находили по камушкам, по бревнышкам, по птичкам дорогу к дому. Вот так и у меня: в любом месте мысленная, вспоминательная дорожка сразу появляется в памяти, перед глазами. Но теперь она присоединяется к тому, через что я прохожу уже в нынешнем, 2017 году, и, конечно, окрашена в другие цвета радуги. Слава богу, что окрашивается, слава богу, что я на своих ногах, что все мои травмы, падения, приметы этого несовпадения моего возраста и моего характера при мне.

Я говорю Лёне: «Так когда?» – и выбираю, конечно, семь вечера. Потому что на днях пришла моя многострадальная рукопись этой книги, и я никак не могу выбрать время, чтобы ее прочитать. Она писалась много-много лет, растянувшись на жизнь. Она недопроявленная, она отрывочная. Свойство самоедства, самокритики, недовольства собой превалирует после каждого моего появления в печати, на публике, на съемках. Если меня хвалят, я всегда вспоминаю мой любимый полуанекдотик. Подруга приходит к подруге и говорит: «Я неделю назад купила твой сборник стихов». Подруга отвечает: «А, так это ты купила?!» Или, когда мне кто-нибудь звонит и рассказывает, как много людей звонили и хвалили, я отвечаю, что звонят ведь те, кому понравилось, а те, кому не понравилось, они же не звонят. Они звонят кому-то другому, чтобы посплетничать или позлословить. Из звонивших, чтобы похвалить за книгу, вычленяй процент от того, что думает вся масса (если таковая имеется), которая тебе не позвонила, чтобы тебя не расстраивать. Но ты тешишь себя мыслью, а вдруг большинство тех, кому все-таки понравилось.

Завтра я увижу кино с катающейся Зойкой, поужинав очень аскетично, потому что эта молодая пара после шести ужинает крайне скромно и редко. Но зато я поболтаю с ребенком, узнаю их новости. Последний раз Зоя-маленькая порадовала меня французскими словами и с трудом под напором родителей спела песенку, встречая меня: «А я не хочу, не хочу по расчету. А я по любви, по любви хочу. Так дайте, дайте мне, дайте свободу – я птицею ввысь улечу». Мы все лежали со смеху на полу.

А через несколько дней у меня был вечер, из серии вечеров, которые я иногда устраиваю от Фонда имени Андрея Вознесенского. Обычно это что-то эксклюзивное, изысканное, что ни у кого не может получиться. Был вечер Константина Райкина, выпавший на пик отчаянной, кровавой дискуссии о цензуре в связи с его пламенным выступлением о том, что цензура влезает в театральные дела и не дает работать. Появилось равное количество людей, кто сказал, что это судьбоносная, смелая, потрясающая речь на заседании СТД, и такое же количество вяканий неопределившихся в том, как отнесутся самые «верха» и первый человек в нашей стране к подобному нахальному вызову. Есть те, кто строчит разные отзывы и пытается засвидетельствовать свой патриотизм таким образом, и первой строкой их высказываний идет: «Какая сегодня цензура, нет сегодня никакой цензуры. Вы можете поставить что угодно и сделать что угодно. Вы, наверное, подзабыли, какая была цензура в нашей стране».

Героем второго вечера, который прошел чрезвычайно весело и ярко, был Гарри Бардин, у которого уже вырос сын, ставший тоже выдающимся кинематографистом. Гарри Бардин существует в бриллиантовом ряду наших мультипликаторов, и нынче пробивается с большими смысловыми экранными сочинениями. Существует в этом пространстве и гениальный Норштейн, и Петров с его «Русалкой», которую мы отметили когда-то премией «Триумф», и Хитрук. То есть именно в нынешнее время в нашей стране появилась школа, которую в некоторых странах, в частности недавно в Японии, благодаря Норштейну, называют великой.

Так вот, Гарри Бардин впервые (во всяком случае, других я не помню) сделал свой вечер в Большом зале при поддержке Фонда имени Андрея Вознесенского совместно с ЦДЛ, с Клубом писателей, в котором проходят, пожалуй, самые интересные события. Сижу с Бардиным после его показа, закусываем, выпиваем, небольшой стол, заваленный закусками. В узком кругу его близких, друзей и бывших в зале наших талантов Гарри Яковлевич спрашивает меня: «Что еще, Зойка, в нашей жизни интересного?» Я говорю, что у меня есть маленькая внучка трех лет. Он интересуется, что она смотрит. Она очень смешная, остроумная, подвижная, и мимо нее уже не проскочишь. Когда мы шепчемся с родителями, она делает вид, что разбирает какие-то игрушки, а в это время показывает мне рукой на ухо и говорит: «Говорите-говорите! Шепотом, не шепотом – я все равно все слышу». Рассказываю, как в последний раз она мне преподнесла песенку, которую она подхватила, насчет того, что она никогда не хочет по расчету, а хочет по любви. Гарри Яковлевич вскидывает на меня глаза с удивлением, и какое-то странно смешанное чувство, кроме удивления, появляется на его лице. И он говорит: «Это же песенка из моего фильма». – «Как?» – вскрикиваю я. Он говорит, что это из мультфильма «Летучий корабль», которую распевают частенько люди разного возраста.

Итак, сегодня, придя после «Фоменок», насладившись потрясающе сделанным капустником театра уже под руководством Евгения Каменьковича, сумевшего сохранить атмосферу и благодаря, конечно, выдающемуся человеку – Андрею Михайловичу Воробьеву, который выстроил это здание. Еще один проход по дорожке воспоминаний: когда не было еще спектаклей, я предложила Петру Наумовичу отпраздновать 75-летний юбилей Андрея Вознесенского в его театре. Фоменко немного ежился, его коробила мысль, пришедшая ему в голову: начинать так новую жизнь театра, который наконец-то получил настоящее помещение, большое, удобное и оборудованное новейшей техникой? Это здание, конечно, подарок судьбы, и существованием театр обязан Воробьеву. Он положил на это полжизни, и эту конфетку сделал центром внимания людей. Труппа, воспитанная, умная и молящаяся на Петра Наумовича даже сегодня, когда его уже нет. Капустник поставил Ваня Поповски, которого я знаю еще со времен знакомства с Еленой Камбуровой – единственной эстрадной певицей, поющей поэзию (но, к сожалению, не Вознесенского, а Самойлова, Высоцкого, военных поэтов). Именно Иван Поповски и сделал вчерашний замечательный спектакль-капустник, в котором участвовал весь коллектив и который, за исключением двух-трех номеров, был прекрасно прописан и сыгран. Остроумное новогоднее представление, а вместе