Шпион в Юрском периоде - Геннадий Прашкевич

Вздохнув, Шурик провел ладонью по шкатулке. От нее несло холодком. И это было приятное ощущение. В зале ожидания, как всегда, царила духота, а от шкатулки несло холодком. Не должна она была сохранять прохладу, но и в душном помещении оставалась прохладной.

— Роальд, ты правда думаешь, что Лигуша через семь лет вернется?

— Спроси Врача.

— Плевал я на твоего Врача! — пробормотал Шурик. — Если в шкатулке бриллиант, торжественно клянусь пропить свою долю задолго до двухтысячного года.

Он вспомнил вдруг: “Люди добрые! Тетке моей исполняется сорок лет…” Исполнилось уже, наверное. Надо бы позвонить. Если в шкатулке бриллиант, сегодня же позвоню. Плюнь, дескать, тетка, на зверства коммунального быта! Ликвидируем скоро зверства!

Палец Шурика машинально коснулся алого пятна, прошелся по нему, почувствовав какое‑то невидимое углубление, слегка нажал…

И что‑то изменилось вдруг.

Будто струна металлическая лопнула, звук долгий, чистый. А может, птица вскрикнула. Шурик изумленно увидел: шкатулка на глазах начала терять металлический блеск. Она как бы стекленела, становилась прозрачной, странно преломляя свет, отражая его какими‑то невидимыми внутренними гранями, наливалась сумеречной пустотой, нисколько, правда, при этом не теряя веса и нисколько не приоткрывая содержимого.

— Хватай ее! — яростно приказал Роальд.

Их руки столкнулись. Они попытались схватить исчезающую шкатулку, но ничего не получилось. Нельзя же схватить руками воздух. Они по инерции еще шарили руками по вытертой деревянной скамье, но никакой шкатулки перед ними не было.

— Будешь ждать теперь до двухтысячного года, — хмуро выругался Роальд. — Только не думаю, что Лигуша вернется именно к нам. Какой смысл иметь дело с придурками?

— А чек! — испуганно выдохнул Шурик.

Роальд схватился рукой за нагрудной карман:

— Чек на месте!

— Почему он написал “спасибо”? — ошеломленно спросил Шурик. — Что мы сделали такого, чтобы заслужить это спасибо? Сперва Лигушу отправили неизвестно куда, теперь шкатулку. Почему ты ничего не хочешь объяснить?

— Врач объяснит, — холодно сказал Роальд. — Вон он. Посмотрю, как вы будете объясняться.

— Ловко, а? — издали весело кричал Врач, огибая пустые скамьи. — Голова у тебя варит, Шурик. Беляматокий — это не просто так. Я и то не сразу допер. Слово, в котором не повторяется ни одна буква! Примитивный линейный шифр. Б — два, Е — шесть, Л — тринадцать, и так далее. Тут, главное, этого слова никто не знает. Звучит не вызывающе и бессмысленно, зато точно указывает местонахождение шкатулки. Я не ошибся, вскрыли ячейку? Эти вещи по самой сути своей просты, — по–детски радовался Врач. — Помните старый анекдот? Мужик на первомайской демонстрации выкрикивает: “Пять, четыре, три, два, один, ура! Пять, четыре, три, два, один, ура!” А ну, сказали люди в казенных плащах и в шляпах, вытаскивая мужика из дружных рядов, колись, вонючий антисоветчик, чего такое кричишь? Он и раскололся: “Пятилетку в четыре года на трех станках в две смены за одну зарплату!” — Врач воздел над собой длинные руки и торжествующе рявкнул: — Ура!

— Недавно в Египте откопали сфинкса, — хмуро сказал Роальд, — так у него на хвосте этот анекдот был выбит шумерскими письменами.

— Беляматокий! — торжествующе объявил Врач. — Где шкатулка?

— Ладно, не ори, — злясь на себя, сказал Шурик. — И так торговцы глядят на нас, как на врагов. Еще за рэкетиров примут. Сам ведь учил: прости всех. Вот и прости. Мы случайно… Кто мог знать? Я к ней почти и не прикасался. Так, только пальцем провел. ~ Шурик машинально, не веря себе, провел рукой по скамье. — Она здесь стояла. И вдруг исчезла. Откуда нам было знать?

Врач схватился за голову.

А Роальд выругался. Грубо, от всей души. Его даже грузчики держали за грубого.

Но это уже совсем другая история.

Новосибирск, 1994

АДСКОЕ ПЛАМЯ

КОММЕНТАРИЙ К НЕИЗДАННОЙ АНТОЛОГИИ

ПАМЯТИ В. БУГРОВА

ГИБЕЛЬ ШАХМАТ

А. Чаянов. Венедиктов, или Достопамятные события жизни моей. М., 1921.

Вивиан Итин. Страна Гонгури. Повесть, Канск, 1922.

Ефим Зозуля. Граммофон веков. Рассказ, М., 1923.

Алексей Толстой. Аэлита. Роман, М. — Пг., 1923.

Яков Окунев. Грядущий мир. Роман, Пг., 1923.

Александр Грин. Блистающий мир. Роман, М., 1923.

Сергей Буданцев. Эскадрилья Всемирной Коммуны. Повесть, М., 1925.

Владимир Обручев. Земля Санникова. Роман, М., 1926.

Александр Абрамов. Гибель шахмат. Повесть, М., 1926.

Лев Гумилевский. Страна гипербореев. Рассказ, М. — Л., 1925.

Владимир Орловский (Грушвицкий). Бунт атомов. Роман, Л., 1928.

Владимир Эфф. По ту сторону. Роман, М., 1928.

Абрам Палей. Гольфштрем. Повесть, М., 1928.

Сергей Беляев. Радио–мозг. Роман, М. — Л., 1928.

Андрей Зарин. Приключение. Рассказ, Л., 1929.

Александр Беляев. Властелин мира. Роман, Л., 1929.

Бруно Ясенский. Я жгу Париж. Роман, М., 1929.

Наталья Бромлей. Потомок Гаргантюа. Повесть, М., 1930.

Михаил Булгаков. Собачье сердце. Повесть (любое издание).

Евгений Замятин. Мы. Роман (любое издание).

Андрей Платонов. Эфирный тракт. Повесть (любое издание).

Валерий Язвицкий. Аппарат Джона Инглиса. Рассказ, М., 1930.

Григорий Адамов. Тайна двух океанов. Роман, М. — Л., 1939.

Николай Шпанов. Первый удар. Повесть, М., 1939.

I

Это не все. Список можно продолжить.

Не думаю, что всем лучшим в себе я обязан книге.

Правда, всему худшему в себе я обязан тоже не ей. В конце концов пришел я с годами к выводу: в книжке, в самой дерьмовой, как бы она ни выглядела, какую бы чушь ни нес ее автор, почти всегда можно отыскать нечто самоценное, никак от воли автора не зависящее — игра случая, как говорят моряки, воля Бога. Скажем, читая романы В. Немцова, а мне в свое время пришлось их много читать (такова была структура текущего момента), невозможно было не задуматься над действиями любимых героев В. Немцова — молодых инженеров Багрецова и Бабкина: ну почему в самом деле, почему они столь ленивы и нелюбопытны? Не по причине же, вычисленной Александром Сергеевичем…