Летающие колдуны - Ларри Нивен

Голубоватые вспышки позади меня становились все ярче. Потом из зияющего провала двери ударила густая струя черного дыма. Наконец я добрался до вершины грязевого вала и укрылся за ней. Осторожно приподнял голову. Гнездо, казалось, размышляло, что предпринять дальше.

Затем оно прыгнуло вверх. Поднялось по крутой дуге, сверкая белым пламенем, помедлило в верхней точке и рухнуло вниз. Гнездо упало как раз посредине деревни и тут же подпрыгнуло, оставив позади несколько горящих деревьев. Горячий ветер ударил мне в лицо. Гнездо подпрыгнуло снова. Оно разучилось летать, перемещалось теперь прыжками и пугало сверкающим жаром. При каждом ударе из него вырывалась огромная искра — и земля вспыхивала.

Гнездо продолжало прыгать. Оно покинуло деревню, отмечая свой путь новыми очагами пламени, и по прямой линии двинулось к горам на западе.

Оно прыгнуло на холм, заскакало по нему, словно шарик. Я могу его видеть — сверкающее белое пятно, беспорядочно перемещающееся по склону горы. Наконец оно исчезло по ту сторону гребня. Что-то вроде тишины снизошло на землю, оставив лишь звуки воды, стекающей с деревьев.

В центре деревни все еще поднимался столб черного дыма. Я подумал, осталась ли в живых моя первая жена. Она была хорошей женщиной, послушной и сильной, почти как вьючное животное.

И тут я сообразил, что еще не вступил в дело Элкин.

Стояла мертвая тишина. Ветер совсем прекратился. Последняя луна опускалась на западе. Вскоре темнота охватит все.

А что, если Шуга ошибся именно в этом? Элкин имел репутацию непредсказуемого бога и славился своей склонностью к чванству. Может быть, эмпирическая природа заклинаний Шуги оказалась недостаточной, чтобы расшевелить его…

Позади меня восток стал вместо черного темно-голубым. Я поднялся, проклиная жестокую и холодную тяжесть своей одежды. И тут же обжигающая глаза ослепительно-белая вспышка заполнила мир…

Глаза от боли закрылись. Но мысленно я все еще продолжал видеть огромный огненный шар, похожий на шары Шуги, но увеличенный до размеров горы. Потом я заставил себя открыть глаза и увидел громадную, вздымающуюся массу пламени — раскаленный, яростный гриб-поганку, — пылающий дым, поднимающийся из-за гор, скрывающий небо и все вокруг.

Меня опрокинуло на спину, проволокло по грязи, словно от удара гигантским молотом из воздуха. А звук… О, этот звук!.. Мои уши, казалось, лопнут от боли — таким он был громким и невыносимым!

Если я считал, что голос Маска-Вотца, пришедший в деревню, был громким, то в сравнении с этим звуком он казался шепотом. Словно сам Оуэлс спустился вниз и хлопнул своими могучими руками. Но звук продолжался, превратившись в постоянный перекатывающийся гул, громыхающий над холмами. Он отдалялся и снова накатывался непрерывной волной. А с неба уже начали сыпаться небольшие камни.

Элкин сказал свое слово.

18

Я нашел жену скорчившейся на ветках под вырванным с корнем деревом.

— С тобой все в порядке? — спросил я, помогая ей подняться на ноги.

Она кивнула.

— Хорошо. Тогда найди какую-нибудь тряпку и перетяни мне ребра. Мне больно.

— Да, мой муж.

И она покорно начала стаскивать с себя юбку. Это была любимая юбка жены. Я остановил ее.

— Не надо рвать. Найди что-нибудь другое. У тебя не осталось в этом мире ничего другого. Храни ее.

Женщина взглянула на меня, глаза наполнились слезами благодарности.

— Да, мой муж…

Она замолчала. Я понял, она хотела сказать еще что-то, но боялась.

— Продолжай, — приказал я.

Она, забыв о грязи, повалилась на колени и возбужденно схватила мои руки.

— О, мой муж, я так боялась за тебя! Мое сердце наполнилось такой радостью при виде тебя, что я не могу ее скрыть! И жизни без тебя я не мыслю!

Она целовала мои руки, прижималась головой к моему телу. Я погладил мех на ее голове, хотя он и был в грязи. Но это не имело сейчас значения — мы оба промокли насквозь и изрядно запачкались.

— Все хорошо… — тихо сказал я.

— О, говори, говори со мной! Скажи, что опасности больше нет, что в мире снова все хорошо.

— Встань, женщина, — попросил я. Она встала. — Я все потерял. Мое гнездо разбито, а дерево повалено. Я не знаю, где мои дети, куда разбежались другие жены. У меня ничего не осталось. Лишь та одежда, что на тебе. И все-таки я не беден…

— Нет? — … она смотрела на меня, коричневые глаза расширились от удивления.

— Нет. У меня осталась женщина… хорошая жена. — Я посмотрел ей в глаза, раскрытые и светящиеся любовью. — Женщина с крепкой спиной и желанием работать. А теперь иди и найди что-нибудь для повязки. Ребра болят.

— О, о да, мой муж, да!

Она осторожно зашлепала по грязи. Я медленно сел. Отдохнуть бы, поспать…

19

Прежде чем оставить деревню, мы побродили среди развалин и посмотрели на последствия катастрофы. Я оказался прав, когда говорил, что у нас ничего не осталось, кроме той одежды, что на теле.

— Что будем делать, муж мой?

— Пойдем отсюда, — сказал я. — Здесь нам делать нечего. Я повернулся, взглянул на далекие голубые луга.

— Пойдем туда, — махнул я рукой, — на юг. Может, остальным пришло в голову то же решение.

Женщина кивнула, соглашаясь, кряхтя взвалила на спину тюк, мы пустились в дорогу.

Солнца стояли уже высоко в небе, когда мы заметили на севере крошечную фигурку на велосипеде, старающуюся нас догнать. Было в ней что-то знакомое… нет, невозможно…

Но так это и оказалось.

— Шуга?! — закричал я. — Ты жив!

Он терпеливо посмотрел на меня и слез с велосипеда.

— Конечно, жив, Лэнт. А ты как думал?

Он помолчал, разглядывая засохшую грязь, облепившую нашу одежду.

— Что с вами случилось?

— Мы были в деревне. Мы видели агонию гнезда Пурпурного. Но умирать оно отправилось в горы. И я подумал, что…

— Чепуха, Лэнт. Дуэль выиграл я. Погибает только проигравший. Я видел, как черное гнездо вернулось. Оно напало на деревню вместо того, чтобы отправиться за мной в горы. А раз оно решило уничтожить деревню, у меня не было причин задерживаться на холмах. К тому же я нашел велосипед.

— Скорее всего гнездо проскочило мимо тебя. Шуга кивнул.

— Я видел, как оно приближалось, разрушая деревню. Оно нацеливалось на горы. Но меня там уже не было.

— Шуга, это прекрасно!

Шуга скромно пожал плечами, стряхивая комочки засохшей грязи с рукава накидки.

— Ничего особенного. Так я это и планировал.

Говорить больше было не о чем. Шуга вновь взгромоздился на велосипед. Его чувство собственного достоинства было удовлетворено, репутация — поднята на небывалую высоту.