Москва. Путь к империи - Александр Торопцев

Невеселые герои, народ ушлый, поделили по справедливости царские дары и заодно перехватили людей с царской грамотой, в которой Михаил Федорович обзывал своих подданных ворами, говорил, что если турецкий султан повелит этих воров несчастных побить, то русский царь не будет из-за этого печалиться.

Прочитав грамоту, казаки поначалу гонор свой решили показать, собрались на сход, пошумели от обиды незаслуженной, задумали даже уйти с Дона на Яик, откуда можно было ходить в Персию, грабить богатые караваны. Царь, узнав об этом от верных людей, повелел укрепить крепость на Яике.

Со своими казаками он вел себя гораздо строже, чем с королями и султанами.

Азовская история ценна для Русского государства тем, что она показала царю и Земскому собору слабость Османской империи, не осилившей пять тысяч человек, засевших в крепости. Конечно, правы те, кто оспаривает указанные в «Повести об Азовском осадном сидении…» цифры. Вряд ли турки и крымцы имели там 250 тысяч воинов, хотя такой вариант не исключается. Но даже если султан и хан послали под Азов в общей сложности 50 тысяч человек, даже если 40 тысяч, 30 тысяч, перевес у осаждающих был очень велик… На спад пошли дела у Османской империи.

Но это не значит, что стратегически царь и Земский собор поступили неверно. Русское государство не могло вести долгую войну ни с одним серьезным противником. Порошин и все герои-казаки этого не понимали.

А царь и раздувшиеся от гордости, спеси и сибирских денег бояре не понимали, что пренебрежительное отношение к своим подданным, к казакам, обязательно породит в среде решительных, незаслуженно обижаемых вольных людей какого-нибудь Стеньку Разина. Кстати сказать, ему во время азовского осадного сидения было около десяти лет — очень впечатлительный возраст.

В первые годы царствования Михаила Федоровича в Москве вместо сгоревшего во время Смуты деревянного города в качестве крепостного сооружения был возведен земляной вал. Строительство его велось долгие восемь лет, что говорит о не слишком богатой казне и множестве других забот.

Но как бы то ни было, а столице первый царь из рода Романовых уделял большое внимание. При нем сооружено водозаборное устройство, поставлявшее воду на царский двор из Москвы-реки, построено много церквей, а старые подновлены. Он «создал в своем дворе палату, зело причудну, сыну своему царевичу Алексею (Теремной двор); колокольню большому колоколу (деревянную); на Фроловских воротах верх надстроил зело хитро; соорудил каменную, Мытоимницу, яже есть Таможня и Гостиный двор (в 1641 году) каменный, в нем палаты двукровные и трикровные, а на вратах Двора повелел свое царскаго величества имя написать златыми письмены, а вверху постави свое царское знамя — орел позлощен. При нем же создали у Спаса на Новом и у Пречистыя в Симонове — ограды каменные». Все это было построено в 1630-х годах.

В начале 1640-х годов царь «повелел соорудить дом преукрашен и в нем палаты двукровные и трикровные на душеполезное книжное печатное дело в похвалу своему царскому имени; и полату превелику создал, где большое оружие делаху, еже есть пушки, и на ней постави своего царского величества знамя — орел позлощен. При нем же многие святые церкви каменные воздвигнуты и от боголюбивых муж»[228].

К середине XVII века обветшали стены Московского Кремля, но сил и средств, а также мастеров для очень трудоемких восстановительных работ у Михаила Федоровича, а затем и долгое время у Алексея Михайловича не хватало.

В 1643 году из Страсбурга в Москву прибыл палатный мастер Анце Яковсен (Яган Кристлер) с дядей своим Иваном Яковлевым Кристлером. Они начали строительство первого в Москве каменного моста. Работы закончились в 1687 году. До этого в Москве все мосты были деревянные, из плотов. В периоды весеннего и осеннего половодья они разбирались[229]. Закончил строительство каменных дел мастер старец Филарет. На это сооружение было потрачено так много денег из казны, что родилась поговорка: «Дороже каменного моста».

В 1643 году царь Михаил Федорович приказал соорудить на печатном дворе на Никольской улице двухэтажные каменные палаты. Жизнь продолжалась.

В 1641 году у Михаила Федоровича, царя, отца счастливого семейства, появилась еще одна серьезная задача: задумал он выдать замуж дочь Ирину обязательно за какого-нибудь принца иностранного. Выбор его пал на двадцатидвухлетнего принца датского Вольдемара.

Король богатой Дании узнал об этом и обрадовался. Во-первых, ему давно уже хотелось сбагрить упрямца сына, во-вторых, Русское государство представляло собой прекрасный рынок сбыта, кроме того, через Московию можно было попасть в Персию… Сам Вольдемар большого интереса к женитьбе на Ирине не проявлял. Но в конце концов королю удалось уговорить его, и сын отправился в Москву свататься.

И здесь началась комедия. Вольдемару предложили не только жену — Ирину, но выставили и главное условие женитьбы — сменить веру. А этого принц датский делать никак не хотел. Начались бесконечные переговоры, религиозные диспуты, взаимные обиды и даже попытки к бегству.

Это странное сватовство закончилось ничем. После смерти Михаила Федоровича принц Вольдемар уехал на родину.

Но еще не закончилось дело упорного Вольдемара, как до Москвы из Польши дошли совсем уж странные слухи о том, будто сын Марины Мнишек, «воренок», удавленный ровно тридцать лет назад, жив!

В Кремле заволновались. История с «лжеворенком» была явно выдуманной. Но почти все лжецари в истории, в том числе и в русской истории, начинали с подобных дерзких обманов…

Согласно слухам, в тот год, когда в Москву привезли Марину Мнишек с ее сыном, некий поляк Белинский, проживавший в столице, решил спасти «воренка», заменив его другим мальчиком, безродным. Сделать этого он не смог. Но прославиться ему очень хотелось, он увез в Польшу «подмену», сына поляка Лубы, убитого во время Смуты, и стал его воспитывать, называя царем Иваном Дмитриевичем.

Лев Сапега, узнав о новом лжецаре, сыне лжецаря, обрадовался очередному случаю насолить русским, назначил сыну Лубы крупную ежегодную сумму. Сам Луба, человек очень небогатый, был этому очень рад.

Король Сигизмунд относился к идее нового русского лжецаря с пониманием. Но времена изменились, и король Владислав, заключив мир с русскими, запретил эту игру с Лубой.

В 1644 году московские послы потребовали от поляков передать им человека, который называет себя Иваном Дмитриевичем. Началась борьба за Лубу. Поляки терпеливо объясняли русским, что этот человек, узнав о себе все, больше не называет себя царем. Послы царя упрямо твердили свое: сейчас не называет, потом назовет. Тогда поляки показали им Лубу, он лично подтвердил, что никогда больше не назовет себя Иваном Дмитриевичем, что ему вполне достаточно быть Лубой. Отчаявшись, сын бедного поляка изъявил желание уйти в ксендзы, на что у послов царя нашелся свой ответ: Лжедмитрий I был пострижен, однако это не остановило его.

Переубедить русских не удалось. Они упорно стояли на своем: выдайте нам Лубу на казнь. И поляки сдались — Лубу отправили в Москву.

Дело, однако, затянулось. Земский собор, бояре, духовенство долго думали-решали, как же быть. А тем временем серьезно заболел Михаил Федорович. Более полугода болезнь мучила его, и 12 июня 1645 года он умер.

На русский престол вступил Алексей Михайлович Романов. Он повелел отпустить Лубу в Польшу, и на Руси начались счастливые времена.

1596 год. В семье Федора Никитича и Ксении Ивановны Романовых родился сын Михаил.

1601 год. Казначей боярина Александра Никитича Романова, подкупленный Семеном Годуновым, припрятал на складе хозяина мешки с кореньями, донес на Романовых, обвинив их в том, что они изготавливали из кореньев колдовские ядовитые зелья, пытались отравить ими Бориса Годунова. Все Романовы были жестоко наказаны по этому ложному обвинению.

Александра Никитича сослали на Белое море, в Усоль-Луду, где он был удавлен. Василий и Михаил Никитичи погибли в темницах. Василий погиб в Пелыме от жестокого обращения с ним. Михаила держали в землянке в Ныробской области неподалеку от Чердыни, закованного в тяжелые цепи…

Федор Никитич вместе с шестилетним сыном Михаилом и дочерью был сослан на Белоозеро. Федор Никитич был насильственно пострижен в Сийском монастыре.

1602 год. Борис Годунов несколько смягчил наказание для Романовых и всех их родственников, на что, видимо, повлияло недовольство этой расправой в самых широких слоях населения, но к опальному иноку Филарету, самому умному из Романовых, по-прежнему никого не допускали.

1605 год. До Филарета дошли слухи об успехах Лжедмитрия в борьбе против Годунова, и пленник стал дерзким и смелым по отношению к монахам, следящим за ним.