Неизвестный Юлиан Семёнов. Возвращение к Штирлицу - Юлиан Семенов

class="p1">Настроение жуткое, вернулся домой, разделся, лег на диван, включил ТВ, передавали «Что? Где? Когда?» Вл. Ворошилова – сражение знатоков в Болгарии. Смотрел, думая о своем, и вдруг как ударило: когда архангельский мужик-страстотерпец спросил про кооперативы, про то, отчего его и поныне мучают сонмы бюрократов, почему нет окончательного разъяснения к закону об индивидуалах и кооператорах – что им можно, что нельзя, – а ему в ответ цитату: «То, что не запрещено, – разрешено!»

Я вскочил с дивана – вскочил, а не поднялся, – суставы не скрипели, нога не болела, завертелся по комнате, а потом пошел в ванную и начал бриться. Никогда я так не скоблился, как в тот вечер, честно, только разве когда двадцать семь лет назад шел на первое свидание к дражайшей ныне половине…

Потом я надел крахмальную сорочку, выходной синий костюм, повязал галстук и сел к столу. Я не сразу понял, отчего я сел к столу и почему так. вырядился – посреди ночи. Я понял это, когда рука потянулась к бумаге и я каллиграфически вывел текст: «Экономист и правовед дает консультации и оказывает посреднические услуги трудящимся, желающим организовать кооператив или же начать работу в сфере индивидуальной инициативы. Оплата услуг по договору. Обращаться по телефону…»

Написав это, я ощутил себя новым человеком. Я знал, что мне предстоит обращаться на службу за справкой о разрешении совместительства, отдавал себе отчет в том, что вряд ли я такую справку получу, но никогда в жизни я еще не чувствовал себя хозяином самого себя! А сейчас – ощутил! Я есть я! И – точка!

…Когда наутро я заново прочитал свое объявление и машинально подумал, что бумаге надо дать вылежаться, – все равно решение принято, днем раньше, днем позже, какая разница, – я с тоскливой отчетливостью признался себе, что никогда не решусь просить справку для совместительства, никогда не брошу бессмысленную, постылую работу, никогда не пойду на риск… Жизнь прожита, я сломан и расплющен… Но, слава богу, появилась мечта, не так страшно доживать последние годы… Буду тешить себя постоянной надеждой, что начну свое дело, когда выйду на пенсию, – всё не так безнадежно существовать…

Дюкло

…Все чаще и чаще я ощущаю в себе натужно-звенящий звук острого топора. Его не существует – самого по себе: он рождается из яростного угара бело-синего металла по медовой обнаженности беззащитной сосны…

«И так неистовы на синем разбеги огненных стволов…»

Автор этих слов был сосною, и его методично, с хряпом, рубили те, которые ныне роняют слезы по нем, Пастернаке, по-прежнему восседая в привычных им президиумах, – с гусей вода…

Звук – первооснова бытия, он рождает предчувствие: до ломящей боли в сердце, явственно и близко, я вижу крепкие, ухватистые пальцы, упирающиеся в ствол, слышу сопение, вижу фрагменты ватников, обтягивающих плечи, натужно толкающие ствол смертельно раненной сосны, и – за мгновение перед тем, как наступит момент расщепления живых тканей, – слышу рождающийся стон дерева, а потом ужасаюсь медовой ране, месту летального перелома…

…Что есть горше памяти? Никогда не забуду, как на свадьбе сына В. Семичастного, бывшего комсомольского вождя, а потом шефа КГБ, дочь его – милая, курносая девушка – пригласила отца на белый танец; звучала мелодия Лары из «Доктора Живаго»; Семичастный неумело вальсировал, а я вспоминал его слова про то, что Пастернак – хуже свиньи, та хоть не гадит под тем деревом, желуди с которого жрет…

Там же, на этой свадьбе в «Праге», Шелепин, закуривая одну сигарету от другой («Новость», очень дешевые, есть в каждом киоске, «но эти специально для меня выпускают»), добро улыбаясь, рассказал мне, как на девятнадцатом съезде ВКП (большевиков) в список членов ЦК не была внесена фамилия героя войны маршала Л. Говорова. (Во время обыска у нас в квартире бригада подполковника Кобцова забрала фотографии Говорова – отец был рядом; Подмосковье, декабрь сорок первого; сожгли в одночасье).

Пять дней Говоров не находил себе места (отец-то ведь его был отнюдь не пролетарием), потом написал письмо Вождю. Тот разослал всем делегатам, уехавшим из столицы, по бюллетеню: «По техническим причинам в список для голосования в члены ЦК не попала фамилия Говорова Л.А. Прошу проголосовать. Секретарь ЦК И. Сталин».

Гарантированная тайна голосования. Говоров прошел единогласно.

– Все же решительность – первооснова политики, – задумчиво, размышляя о чем-то своем, затаенном, заключил Шелепин. – Когда запрещали спектакль «Большевики» в театре «Современник», я приехал к ним… хорошая вещь, понравилась. Единственная газета, которая поддержала театр, была наша, профсоюзная, «Труд»… Я принял решение, потому что был готов за него отвечать… Отвечу, если придется…

…Когда сейчас пошел вал о Сталине, когда наши правые ультра угрожают смертью тем, кто поднял голос против «великого Вождя, с именем которого прошла вся наша жизнь, а мы не макаки, мы бы тирану не поверили, не пальцем сделаны, Сталин и коммунизм неразделимы», я все чаще вспоминаю мои встречи с Жаком Дюкло и Луисом Корваланом, руководителями Французской и Чилийской компартий, – отчего же они встретили решение Двадцатого съезда как освобождающее облегчение от страшного груза безответных вопросов, разрывавших им сердце и мозг? Почему Долорес Ибаррури, когда я спросил ее в Мадриде об этой трагедии, горько повторила свою крылатую фразу времен войны против фашизма: «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях»? Отчего Пальмиро Тольятти, когда меня, молодого журналиста, отправили к нему за коротким интервью, сухо ответил: «От лжи умирают медленно. От правды гибнут – слабые и самовлюбленные. Или выздоравливают – сильные, те, кто жаждет знания, а лишь только знание есть первооснова прогресса».

…Я постоянно слышу в себе звонкие удары топора о тугой ствол сосны. Значит, надо записывать то, что живет в тебе, – пусть это будут наметки, они, возможно, помогут тем, кто идет следом… Впрочем, следом идут и штурмовики из власовской «Памяти», им это не нужно – это против них… Что ж, значит, тем более надобно записать то, с чем засыпаешь и просыпаешься…

…Хаммер и начальник личного штаба Гимлера СС обергруппенфюрер Карл Вольф, великий танцор Серж Лифарь и любимец фюрера – министр военной экономики третьего рейха Альберт Шпеер, сын Шаляпина – Федор Федорович и помощник Аллена Даллеса мистер Пол Блюм, художник Марк Шагал и Эдвард Кеннеди, замечательная актриса Симона Синьоре и лидер Баварии Франц Йозеф Штраус, Дэвид Рокфеллер и министр Франко сеньор Фрага Ирибарне, барон Фон Фальц-Фейн и профессор Клаус Менарт, команданте революционной Никарагуа Томас Борхе и Омар Кабесас, Пабло Неруда и Луис Мигель Домингин – великий тореадор века, друг Хемингуэя и Пабло Пикассо, Каганович и маршал Конев, Галина Уланова и Самуил Маршак, Отто Скорцени и Молотов…

Сколько