Бетховен. Биографический этюд - Василий Давидович Корганов

сил, а музыка пьяниссимо, замирая, иллюстрирует это состояние героя. Однако тенор Радики (итальянец), которому предстояло играть Флорестана, ознакомившись с партией, объявил, что такое заключение не эффектно, и потребовал вновь переделки, на что композитор покорно согласился: опять появилось бравурное allegro, а от задуманного ранее эпизода осталось крошечное morendo в оркестре. Кроме множества переделок в тексте вокальных номеров, Трейчке переработал все диалоги, и придал им более литературный стиль. Композитор, горячо принявшийся за работу, вскоре охладел к ней и нехотя, долго продолжал ее, чем приводил в негодование директоров театра, мечтавших о значительных сборах. То разные концерты, то ссора с Мельцелем, то процесс с Кинским, то занятие с эрцгерцогом, то болезнь отвлекали Бетховена от партитуры «Фиделио».

Постановка была назначена на 23 мая, накануне предстояла генеральная репетиция, а за три дня еще не была написана новая увертюра, которую композитор обещал дирекции. В этот день Бетховен сытно пообедал вместе с одним из своих приятелей, доктором Бартолини, в ресторане гостиницы «Римский император», тут же набросал, на обороте списка кушаний, эскиз увертюры и унес с собой полагая окончить ее в 1–2 дня, но наступает день спектакля, оркестр утром собирается ее сыграть, однако не находит ни партий, ни даже их автора. Трейчке отправляется к нему и видит такую картину: Бетховен все еще спит, оркестровые партии разложены по столам, по полу, на рояле; тут же на столе недопитый стакан вина, недоеденный сухарь, следы догоревшей свечи. Исполнить увертюру по этим неразборчивым рукописям было невозможно, а для переписки их времени было недостаточно; пришлось взять увертюру 1806 года (№ 3), что нисколько не помешало успеху спектакля.

«Опера была разучена прекрасно, – рассказывает Трейчке, – Бетховен дирижировал; увлекаясь, он часто сбивался с такта, но за спиной его стоял капельмейстер Умлауф, который глазами и рукой незаметно помогал глухому автору. Успех оперы был громадный».

«Едва опустился занавес после первого акта, как раздался гром аплодисментов, – писал один рецензент, – и автора стали вызывать с энтузиазмом…»

«Все номера оперы, – писал другой рецензент, – имели огромный успех».

С тех пор «Фиделио» ставится довольно часто на немецких сценах, что, впрочем, можно объяснить скорее патриотическими, чем эстетическими тенденциями, потому что опера не импонирует ни сюжетом, лишенным движения и порой детски наивным, ни удачной музыкальной характеристикой героев, ни красотой вокальных мелодий, как таковых, ни реализмом декламации. Но у немцев все сочинения их гениального соотечественника имеют успех… Succes d’estime. Знаменитый новатор и реформатор в области инструментальной музыки своей оперой лишь возвестил начало эволюции, которую должна пережить музыкальная драма, но далеко не разрешил тех проблем в этой области, которые сложились определенно лишь около середины XIX века и, на развалинах некогда божественного итальянского искусства, выступили перед современными нам композиторами.

Издательская фирма Артариа предложила Бетховену свои услуги напечатать клавираусцуг, составление которого было возложено, с одобрения автора, на двадцатилетнего Мошелеса; так как юноша, восторженный поклонник автора партитуры, часто его навещал, о чем с благоговением вспоминает в своих мемуарах. Окончив последнюю страницу, он принес финал оперы к Бетховену, но, не застав его дома, оставил на столе, приписав в конце: «Окончил с Божьею помощью». На следующий день, просматривая исправления автора, Мошелес нашел новую приписку: «Смертный, надейся на свои собственные силы».

Частые постановки «Фиделио»» в 1814 году, конечно, были лестны автору, но в материальном отношении не давали ему почти ничего, и лишь после настойчивых просьб автора, дирекция согласилась устроить бенефисный спектакль, о чем он сообщил своему «высокому ученику», приглашая его присутствовать на представлении.

Ваше императорское высочество!

Каждый раз, как справляюсь о вашем здоровье, узнаю самые радостные сведения. Что же касается моего ничтожного существа, то до сих пор я не имел возможности покинуть Вену, не мог быть у вас и все еще лишен столь нужного мне наслаждения красотами природы. Т. дирекция настолько добросовестна, что поставила мою оперу «Фиделио», пренебрегая моим гонораром и вопреки данному слову. Это благородство она готова была проявить любезно во второй раз, если бы я не был на страже, как некий часовой во французской таможне. Наконец, после многих затруднений, удалось мне заручиться гонораром с постановки оперы «Фиделио» 18 июля. В это время сбор легко обращается в недобор, но если произведение имеет хоть какой-нибудь успех, то и он может доставить композитору некоторую радость. Учитель покорнейше приглашает своего высокого ученика разделить эту радость и надеется, что ваше импер. выс. милостиво примет приглашение и украсит все своим присутствием. Был бы очень рад, если бы в. и. в. уговорили других высочайших особ также присутствовать на представлении моей оперы. Я сам приму все меры к достойному приему. По болезни Фогеля роль Пизарро передана Форти. Это вполне соответствует моему желанию, так как голос его более подходит. К тому же еще репетиции идут каждый день, и хотя они полезны для постановки, но с другой стороны лишают меня возможности быть в Бадене к услугам в. и. в. ранее получения гонорара.

Примите милостиво мое послание и вспоминайте в. и. в. обо мне милостиво и благосклонно.

Вашего императорского высочества верный и покорнейший слуга Людвиг ван Бетховен.

Вена, 14 июля 1814 г.

Незадолго до бенефиса Бетховен пишет тенору Форти и своему либреттисту:

Певцу Форти-Пизарро.

Любезный Pizarro!

Вспоминайте иногда с вашей милой женой, проходя клавираусцуг, вашего

искреннего друга Бетховена.

Любезный почтенный Трейчке!

Предлагаемое вами относительно 4-й части сбора с оперы понятно само собою! И только на минуту я принужден все же быть вашим должником, но я не забуду этого, относительно моего бенефиса желательно, чтобы его назначили через неделю от вчерашнего дня, т. е. в будущий четверг.

Сегодня я был у г-на Пальфи, но не застал его. В общем, не давайте опере слишком много отдыха. Это наверняка повредит. Вскоре навещу вас, так как имею еще многое, о чем с вами переговорить. Недостаток бумаги вынуждает кончить.

Вполне ваш Бетховен.

В том же году опере «Фиделио» предстояло появиться в Берлине, что вызвало два послания композитора: в дирекцию берлинского театра и композитору Мюллеру.

Королевскому национальному театру в Берлине.

Вена, 23 июня 1814.

Нижеподписавшиеся имеют честь представить при сем королевскому национальному театру текст и партитуру своей оперы «Фиделио» в единственной и точной копии за гонорар в 20 д. золотом для пользования этой сценой, но с ограничением и исключая каких-либо иных видов исполнения.

Упомянутая опера появилась несколько недель назад на сцене здешнего и.-к. придворного оперного театра и имела счастье найти более чем обыкновенный успех, давая каждый раз полные сборы. Просят не смешивать