Война и общество. Факторный анализ исторического процесса. История Востока - Сергей Нефедов

Часть крестьян, бросая свою землю, уходила в города. Поскольку крестьяне, чтобы оплатить возросшую ренту, вывозили на рынок едва ли не половину своего зерна, то цены на зерно упали, даже несмотря на серебряную инфляцию, вызванную наплывом серебра из Америки. В 1701-1710 гг. цена на пшеницу (в серебре) была в два раза меньше, чем в 1550-х гг.; соответственно, реальная заработная плата была довольно высокой: в Стамбуле даже неквалифицированный рабочий мог купить на дневную зарплату около 13 кг зерна[2207]. В соответствии с теорией это был высокий уровень заработной платы, характерный для начала нового демографического цикла, однако в данном случае нужно учитывать, что уровень жизни в деревне был гораздо ниже. Как бы то ни было, сложившееся положение создавало благоприятные возможности для миграции в города и развития городского ремесла. В течение XVII в. ремесло успешно развивалось; уровень производства шелка в Бурсе, сократившийся после катастрофы в пять раз, был восстановлен к 1680 г.[2208]. По некоторым оценкам, численность населения в городах Анатолии во второй половине XVII в. была не меньше, чем в конце XVI в., т. е. до катастрофы[2209].

Рис. 26. Цена пшеницы в Стамбуле (в граммах серебра за 1 кг). График построен по данным С. Памука[2210]

Одной из основных проблем, стоявших перед османским правительством в XVII в., была проблема организации военных сил. Как отмечалось выше, войско янычар было многочисленным, но его боеспособность была низкой. Сипахийское ополчение находилось в стадии разложения: доходы сипахи оставались фиксированными и продолжали обесцениваться в результате порчи монеты. В результате сипахи не могли снаряжаться на войну, если она затягивалась на несколько лет. В 1687 г., спустя три года после начала войны с Австрией, из 63 тыс. сипахи на войну явилось лишь 22 тыс.[2211]. Наиболее существенным, однако, было отставание в военной технике: в конце XVII в. европейские армии приняли на вооружение легкую полковую артиллерию и облегченные мушкеты со штыком. Линейная тактика ведения боя намного увеличила эффективность огня пехоты и изменила характер сражений. В результате в 1683 г. османское войско потерпело сокрушительное поражение под Веной. В 1687 г. последовал еще один разгром – в битве при Мохаче. Янычары, которым не платили жалование, оставили фронт, двинулись на Стамбул и свергли c престола султана Мехмеда IV[2212]. Лишь вмешательство Людовика XIV, объявившего войну Австрии, спасло Османскую империю от тяжелых последствий новой смуты.

Поражения побудили правительство к проведению реформ. В 1689 г. великий везир Кепрюлюзаде Фызыл Мустафа-паша попытался ликвидировать поборы местных властей (текеляф и-шакка)[2213]. Затем в 1691 г. была предпринята попытка принудительно урегулировать расселение кочевников в Анатолии и прекратить грабежи земледельческого населения. Эти попытки в целом закончились неудачей[2214]. Иной была судьба произведенной в 1695 г. реформы откупов. Прежние откупа, предоставлявшиеся на 1-3 года, были заменены пожизненными откупами, маликяне; при системе маликяне откупщики предоставляли казне большой аванс (до 8-летней стоимости откупа), а в дальнейшем платили относительно скромные ежегодные взносы[2215]. Введение новой системы было продиктовано необходимостью срочно получить средства на ведение войны, и маликяне позволило на время наполнить казну, но одновременно существенно сократило будущие доходы и отдало крестьян во власть откупщиков. Как утверждал баш дефтердар Баккалзаде эль хадж Мехмед эфенди, уже через двадцать лет после введения откупов судьи-кади перестали рассматривать жалобы на злоупотребления откупщиков. «Это – маликяне, – отвечали они крестьянам, – им пользуются, как хотят»[2216].

Наиболее выгодные откупа распределялись на аукционах в Стамбуле и их владельцами становились придворные вельможи, крупные военные и гражданские чины, улемы[2217]. Но существовали также провинциальные аукционы, на которых продавались сравнительно мелкие откупа на сбор налогов с деревень. В этих провинциальных аукционах принимали участие, в том числе и местные городские старейшины, аяны; в каждом городе было несколько избираемых населением аянов, а в сельской местности один аян возглавлял несколько деревень. Аяны избирались населением из числа местных «уважаемых людей», улемов, отставных чиновников и военных, богачей, торговцев, ростовщиков; в их обязанности входил надзор за общественным порядком, за действиями пашей и распределением налогов. Должность аяна почти не контролировалась правительством, аянов не сменяли, как пашей и их помощников, каждые два-три года, и служебное положение позволяло аянам с наибольшей выгодой брать откупа на местных аукционах[2218]. Крупные откупа, приобретенные вельможами, в конечном счете также оказывались в руках аянов: вельможи не имели аппарата сборщиков налогов, поэтому они продавали или сдавали в аренду свои маликяне по частям, и в конце концов после ряда субконтрактов раздробленные на мелкие части откупа переходили аянам[2219]. Уже в начале XVIII в. – во всяком случае в Анатолии – аяны составляли основную массу владельцев маликяне[2220].

Выступая в роли сборщиков налогов, аяны давали тем крестьянам, которые не могли заплатить, деньги под ростовщический процент и затягивали их в долговую кабалу. В конце концов они овладевали крестьянскими наделами и, как в конце XVI в., создавали поместья-чифтлики, обрабатываемые трудом арендаторов и батраков. Этот процесс начался еще до появления системы маликяне; в конце XVII в. чифтлики в районе Салоник и болгарского побережья занимали примерно 20% территории[2221], а в Македонии, по некоторым оценкам, более половины пахотной земли[2222]. Расчеты М. Акдага показывают, что хозяин чифтлика отнимал у крестьян до двух третей урожая, остающегося после уплаты налогов[2223]. Появление маликяне ускорило процесс обезземеливания крестьянства и образования чифтликов, откупщики получили формальные права увеличивать налоги по своему произволу.

Аяны составляли новый слой элиты, потеснивший старую бюрократию и сипахи, эта новая элита со временем становилась все более независимой. Важно отметить, что маликяне при уплате особого сбора могло передаваться по наследству. В общих чертах маликяне было подобно феодальному владению: оно подразумевало делегирование государственных полномочий в обмен на выполнение определенных обязательств. То, что эти обязательства были финансовыми, а не военными, как в классическом случае, не меняет сути дела. Тимар и маликяне были родственными явлениями, и это демонстрируют действия османских властей, которые часто заменяли военную службу сипахи выплатой денег, переоформляя при этом тимар в маликяне[2224].

* * *

Экосоциальный кризис, связанный с восстанием джеляли не закончился с разгромом мятежников в 1609 г., он перерос в интерцикл и время от времени снова обострялся. Основной социальной проблемой, питавшей кризис, было несоответствие увеличившейся численности военного сословия (сипахи, янычар и наемников-секбанов) и сократившейся численности крестьянства. Содержание огромного воинства потребовало резко увеличить налоги на крестьян, и непомерная тяжесть налогов, усугубленная методами их сбора через посредство откупщиков, препятствовала восстановлению экономики в новом цикле. Хотя при Мураде IV правительству удалось сократить численность наемной армии и восстановить султанское самодержавие, при Ибрахиме I произошел новый кризис, и этатистская стабилизация произошла лишь в правление Мустафы-паши Кепрюлю.

Перестройка элиты, связанная с появлением ее новых слоев, перераспределение ресурсов, резкое увеличение налоговой нагрузки на народ и отток ресурсов к новой финансовой элите, аянам, – все это свидетельствует о произошедшей в XVII в. трансформации структуры «государство – народ – элита». Эта трансформация была вызвана в значительной мере военной революцией, связанной с распространением огнестрельного оружия: именно этим обстоятельством объясняется падение роли и веса сипахийского сословия и возвышение янычар. Коллизии военной революции были таковы, что первоначально регулярный корпус янычар, вооруженный огнестрельным оружием, в значительной степени способствовал установлению этатистского самодержавия султанов. Однако монархия не смогла удержать в подчинении янычар, и в результате регулярный корпус превратился в иррегулярное воинство, в своекорыстное военное сословие, зачастую диктующее свои интересы правительству.