Война и общество. Факторный анализ исторического процесса. История Востока - Сергей Нефедов

Хроническое недоедание способствовало распространению эпидемий. Специалисты насчитали в XVIII в. в Стамбуле 68 лет чумы, в Западной Анатолии – 57, в Албании – 42, в Боснии – 41, в Болгарии – 18 лет. Большие эпидемии отмечались в Стамбуле в 1705, 1726,

1751, 1770 гг., в Салониках – в 1713, 1741, 1762, 1781 гг.[2243].

Нищета и разорение крестьянства, как и в XVI в., породили массовое движение разбойников-левендов. Под предлогом защиты от разбойников паши и бейлербеи стали увеличивать численность своих военных отрядов; наемную охрану – с разрешения правительства – завели и крупные аяны. Чтобы содержать наемников, требовались деньги; вооруженные отряды аянов разъезжали по деревням и под разными предлогами заставляли крестьян отдавать деньги и продовольствие[2244]. В середине XVIII в. из всех провинций империи поступало множество жалоб на злоупотребления провинциальных аянов, нередко выступавших в роли ага и мютесселимов (помощников пашей); в некоторых нахиях (уездах) против них поднимались восстания. В 1750-х гг. жители Белградского пашалыка жаловались султану, что местные аяны обложили незаконными налогами все население пашалыка, что вызвало массовое бегство крестьян в Австрию[2245]. Русский резидент А. М. Обресков писал в 1758 г., что «провинции разорились, за умалением земледельцев, которые от несносных налогов пашинских и прочих начальников разбежались по городам»[2246]. Французский ученый Гийом-Франсуа Оливье оставил описание Османской империи, относящееся, правда, к несколько более позднему времени, к 1790-м гг., и повествующее о достаточно давно сложившейся практике. Оливье писал: «Очень часто аги злоупотребляют своим влияние и богатством, а главное, своей полицейской властью… С палкой в руках они принуждают земледельцев работать даром в их поместьях… берут на откуп налог харадж с большой выгодой для себя. Жители сел… бросают свои земли, которые их не могут прокормить. Они уходят в большие города…»[2247].

С 60-х гг. XVIII в. на крестьянскую ренту стали претендовать и янычары. К этому времени янычары превратились в своевольное военное сословие, добившееся права передавать свои привилегии по наследству: в XVIII столетии янычарами (на законном основании) могли становиться только дети янычар[2248]. Большинство янычарских командиров и некоторые рядовые стали принимать участие в откупах и конкурировать с аянами. В некоторых случаях они силой захватывали должности главных аянов и откупа. Особое положение сложилось в пограничной Сербии, где стоял мощный янычарский гарнизон и янычары установили свою, почти независимую от центра, власть. Янычарские командиры прогнали многих сипахи (или стали их «совладельцами»), поделили между собой деревни и создали чифтлики[2249].

С 1760-х гг. начинается открытая борьба между аянами, янычарами и центральными властями за распределение ресурсов. Должности главных аянов, а затем и пашей узурпируются разбогатевшими на откупах местными кланами. В провинциях появились династии владетелей, которых называли «аянами» или «деребеями» и которые содержали собственные войска; измирский аян Хаджи Мустафа Караосманоглу имел 8 тыс. наемных солдат. Эти правители постепенно выходят из подчинения центральной власти, задерживают отправку в казну причитающейся ей доли налогов и проявляют сепаратистские устремления[2250]. Процесс государственного распада начался раньше всего в Албании, где уже в середине XVIII в. разгорелась междоусобная война местных кланов, стремившихся захватить должности пашей и присвоить государственные земли и доходы. В результате этой войны на месте прежних санджаков образовались наследственные владения пашей – пашалыки, границы которых не совпадали с прежним административным делением и постоянно менялись[2251].

Как отмечалось выше, развитие системы маликяне в значительной степени было обусловлено финансовым кризисом, вызванным поражениями в войнах с европейскими державами, т. е. в конечном счете действием военно-технического фактора. Воздействие этого фактора постепенно усиливалось и побуждало правительство к реформам. Однако монархия была слаба и не обладала должной энергией для реформ, султаны проводили большую часть времени в серале, делами дворца руководили евнухи. Кызыларагасы («начальник девушек») Бешир был в течение тридцати лет самым влиятельным лицом при дворе; говорили, что он смещает и назначает везиров[2252]. В этих условиях предпринятые везиром Ибрагимом-пашой (1718-1730 гг.) попытки модернизации имели в основном внешний, косметический характер. После возвращения отправленного им во Францию «великого посольства» в империи начался «период тюльпанов»: сановники строили дворцы во французском стиле и устраивали ассамблеи в тюльпановых садах. Ибрагим-паша содействовал основанию первой турецкой типографии, но проекты военной реформы не пошли дальше обсуждения. Артиллерийская школа, созданная в 1735 г. французом графом Бонневалем, через двенадцать лет была закрыта по настоянию янычар и улемов. Янычары понимали, что появление регулярной армии означает для них утрату элитарных привилегий, и выступали против новшеств, заимствуемых у неверных. Против новшеств, в защиту традиций, выступало и мусульманское духовенство, приобретавшее все большее влияние по мере ослабления султанской власти. При этом блокировались не только организационные реформы, но и техническое перевооружение армии. Ружья турецкой пехоты оставались такими же, как в XVII в.: они отличались тяжелым весом, медленным заряжанием, отсутствием штыков и необходимостью применения подсошек. Пушки были очень тяжелыми, часто не имели колесных лафетов и не могли маневрировать на поле боя[2253].

Война с Россией (1768-1774 гг) показала, что старая военная организация находится в состоянии полного распада. Тимарная система окончательно разложилась: в то время как по спискам числилось 135 тыс. всадников, на деле в войско прибыло лишь 20 тыс. сипахи. Аналогично обстояло дело и с янычарами: их числилось 75 тыс., но в военных действиях участвовало только 18 тыс.[2254]. Правительству оставалось комплектовать войска за счет найма, но для этого требовались большие деньги. Отсутствие денег заставило центральную власть признать свою неспособность защищать страну и обратиться за помощью к аянам. В 1772-1774 гг. по специальной разверстке примерно 300 аянов Румелии и Анатолии послали на дунайский фронт 90 тыс. нанятых ими солдат[2255].

Поражение в войне нанесло новый удар авторитету монархии и вызвало новый финансовый кризис. Ввиду недостатка средств правительство было вынуждено уменьшать серебряное содержание монеты; османский пиастр (куруш) в 1768 г. стоил 5 франков, в 1775 г. – 3 франка, в 1789 г. – 2,5 франка[2256]. В 1776 г. доходы центральной казны составляли 44,3 млн курушей, или 12,5 млн дукатов[2257], однако ввиду роста цен реальные доходы были меньше, чем в середине столетия. Пытаясь хотя бы отчасти решить финансовую проблему и ослабить свою зависимость от владельцев маликяне, правительство в 1775 г. ввело в дополнение и отчасти взамен маликяне систему «эсхам». Некоторые вакантные откупа стали делить на множество частей, чтобы привлечь владельцев средних капиталов; при этом в отличие от маликяне управление откупом оставалось в руках государства, и оно само собирало налоги, выплачивая заплатившим аванс откупщикам установленную долю. Фактически это была форма (запрещенного исламом) кредита. За 1775–1793 гг. государство получило по «эсхам» 22 млн курушей, уплатив откупщикам 29 млн, т. е. убытки (плата за кредит) составили 7 млн[2258]. Такого рода меры, конечно, не могли спасти государство от финансового кризиса.

Наиболее важным было то обстоятельство, что после войны 1768-1774 гг. финансовый кризис стал перерастать в кризис управляемости. Во время войны аяны, владельцы маликяне, были обязаны выставлять войска и фактически превратились в военных вассалов султана, отличающихся, однако, от сипахи тем, что они имели по отношению к населению своих владений гораздо большие права. Соответственно, аяны обладали гораздо большей силой и были более независимы по отношению к правительству. Эта относительная независимость очень быстро привела к тому, что между аянами начались частные войны, подобные войнам феодальной эпохи. Ф. Мутачиева датирует этот переломный момент 1779 г, когда в Анатолии (вслед за Албанией) началась война между крупнейшими аянами[2259].

Феодализация сопровождалась дальнейшим ослаблением султанской власти. Французский посол Шуазель-Гуфье писал в 1786 г.: «Здесь не так, как во Франции, где король является единоличным господином, необходимо уговорить улемов, духовных лиц, министров…»[2260]. В 1786 г. султан Абд ал-Хамид I попытался усмирить аянов и издал указ о ликвидации должности баш-аяна. Указ гласил: «Во всех городах и казах появилось по 2-3 аяна, которые нарушают законы, самовольно вносят изменения в тевзи дефтерли (налоговые ведомости. – С. Н.), облагают население незаконными налогами, грабят и притесняют бедную райю и ради своих корыстных интересов опустошают страну… Люди случайные, занявшие должность аяна при помощи взяток и подарков, начали захватывать административное управление в провинции. Исходя из этого, мы решили упразднить впредь должность аяна повсюду в империи, а функции аяна передать городским старейшинам-кетхуда… Отныне запрещено произносить даже слово “аян”…»[2261]. Указ был проигнорирован провинциальными властями и лишь показал бессилие султанской власти.