Дом Ветра (СИ) - Савански Анна

— Да, — она боялась услышать, что она больше не нужна ему, и ей придется утром уйти навсегда.

Почему-то же он никогда не женился и почему-то же он не стремился жениться на ней, хотя она была готова выйти за него замуж, за этот год она сильно привязалась к нему.

— Надеюсь, это будет девочка, — она закрыла глаза и прислонилась щекой к крепкому плечу. Счастье уносило ее к берегам любви. — А может, поженимся? Твой отец не будет против?

— Нет, он будет рад, — тихо ответила Нэлли.

— А твоя мать? — он лениво гладил ее гладкую мокрую спину.

— Нет, она смирилась с тобой, — Элеонора блаженно вздохнула.

— Тогда завтра скажем им об этом, тем более будет семейный ужин, — женщина закрыла глаза и уснула, а утро встретила без Марка. Она провела по второй половине кровати рукой, ощутив, что его рядом нет, но простыни и подушка хранили еще след его тела. Она села, прищурив глаза; осеннее солнце ударяло в глаза, напоминая, что еще рано прощаться с летом. Элеонора снова откинулась на подушки, положив руку на мягкий живот. И почему она так боялась? Думала, что он бросит ее? Хотя, вместо этого, он предложил пожениться — вполне естественный ход романа.

В Аллен-Холл они опоздали, Марк вернулся домой очень поздно, и Элеонора не решалась спросить его, что так его задержало. Ей совсем не хотелось казаться ревнивой женой. Всю дорогу к замку они молчали, она видела, как Марк что-то обдумывает, прокручивает в голове, она же боялась быть брошенной после этого ужина. Он помог выбраться ей из машины, сказав, чтобы она шла домой, сам же он как всегда ставил свою машину. Элеонора нервничала. Все их уже заждались, но ужинать не садились, Диана не любила, когда кого-то не было за столом. Нэлли вошла в Мраморную столовую с бьющимся сердцем, она села за стол.

— Где Марк? — Джордж взглянул на белое лицо сестры. — Если он тебя бросил, я ему кишки выпущу!

— Джордж! — воскликнула Диана.

— Прости, мама, — Джордж ангельски улыбнулся, — но если так, то я сделаю это.

— В этом нет необходимости, — Марк быстрыми шагами дошел до своего места, рядом с Элеонорой.

— У нас есть новость для вас. Мы решили пожениться.

— Ну наконец-то! — произнес громко Виктор. — А-то я все гадал, когда вы решитесь узаконить отношения.

— Но у нас есть еще одна новость, — Элеонора перевела дух, ожидая, пока Марк произнесет за нее эти простые слова. — У нас будет ребенок.

— Это же восхитительно, — протянула Джулия. — Очень рада за вас.

***

Весна—осень 1964.

Флора Маргарита Лейтон Спенсер появилась на свет, когда родители уже устали ждать. Флора, маленькая малышка, сразу привлекла к себе внимание, она была воплощением красоты. Тонки черты лица, светлые волосы с медным оттенком и глаза — воплощение любви. Энди дала матери поддержать кроху. Марк все время был рядом с женой, он с благодарностью посмотрел на любимую и прошептал нежные слова. Присутствие этой женщины в жизни скрасило ее, им жилось вместе легко. Его отец, живя в Кенте, не вмешивался в их брак. Марк на всю жизнь привязался к дочери и жене. Он настоял, чтобы Флора носила титул своей матери и деда; он считал, что девочка должна знать, что она такая же Лейтон, как и все.

Виктор был счастлив как никогда, и все радости, все печали разделяла Диана, сегодня и сорок один год. Виктор до сих пор любил супругу, и любовь грела его сердце, вдохновляла в бренной жизни на новые открытия и творения. Каждый раз он искал знак свыше, и каждый раз благодарно цвели их любимые розы в Аллен-Холле и георгины в Гарден-Дейлиас, и мужчина видел в этом проведение Господне. Оно навсегда было с ним, присутствовало во всем, его нельзя было забыть, ибо образ хранило сердце, а пока оно билось, жила и память о его любви. Он мечтал, что его английские розы будут самыми счастливыми, самыми любимыми и, самое главное, они будут все вместе и никогда не расстанутся, потому что они — Лейтоны.

***

Возмужавший и сильно переменившийся внутренне семнадцатилетний Фаррух (хотя теперь ему больше нравилось, когда его называли Фредди) возвращался домой окончательно и с дипломом об окончании пансионата. Годы, проведенные вне дома, научили его противостоять деспотичному характеру отца и самостоятельно решать свои проблемы. Он помнил, как отец отравил его в ссылку, чтобы он умерил пыл. Правда, в тот день он здорово напугал своих родителей: поехал кататься на лодке в шторм — и ругань отца была вполне оправдана.

Но даже пансионат не укротил страстную душу, там он развлекался с друзьями, при этом серьезно относился к учебе. Он писал все эти годы домой, а летом скучал по пансионской жизни рядом с семьей, грустил о музыкальных концертах, что утраивали с друзьями; музыка стала его страстью и любовью, он подражал западным музыкантам, при этом считая себя ничтожным по сравнению с ними. Чтобы его не задирали, занялся боксом и выигрывал кубки, считаясь одним из лучших бойцов. Он тянулся к свету, мечтая навсегда вырваться из провинции и оказаться на Западе, найти там свое счастье. Каждый вечер, смотря из своего окна на море, залитое оранжевым светом, он ощущал, как его сердце громко билось, а дыхание сбивалось. Там, на другом берегу, ждала его судьба. Он это знал.

Фредди когда-то был влюблен — ее звали Гита, она училась в соседней школе и приходила к ним на концерты, юноша пел для нее, бегал за ней, как пес, а она его игнорировала. Молодой человек был уверен в себе, считая, что не любить его невозможно. Ребята говорили: «Хватить бегать, она не стоит того». А потом Фредди влюбился в молоденькую учительницу по французскому языку. Хотя тогда в нее были все влюблены. Юноша искал любви так отчаянно, что иногда думал, что ее просто нет, что это миф, который придумали люди, чтобы успокоить совесть, придумав оправдание глупым поступкам, которые они свершали ради любви. Фаррух ведь тоже делал ошибки, когда писал стишки дамам своего сердца, когда присылал свои рисунки, но им он не нужен был, им не нужны были его чувства.

Он вернулся на Занзибар и радовался, что осенью поедет в Англию к другу отца, но Фаррух не хотел быть промышленником. Он мечтал рисовать. Как-то на столе у отца юноша увидел фотографию: девочка лет восьми в греческой тунике с букетом георгин в руках, позади стояли другие девчонки, зал был оформлен под греческий храм. Отец сказал, что она англичанка и что он женится на ней, когда та вырастет. Она была внучка его друга. В общем, он влюбился, хотя это были больше чувства брата к сестре, нежели чем парня к девушке. Он влюблялся, а его остров стал свободен, но эйфория от вновь обретенной свободы длилась недолго — месяц спустя султана сместили, и в ходе кровавой революции к власти пришла партия «Афро-Ширази». В апреле президент подписал договор о союзе Занзибара с Танганьикой; новое государство получило название Объединенная Республика Танзания. Это было жестокое время, девушек и юношей насильно заставляли заключать браки. Разъяренная толпа уничтожала потомков работорговцев везде, где только могла найти, Боми боялся отпускать детей на улицу. Власть нашла странное решение остановить этническую вражда. До революции любая девушка из арабской семьи могла взять в мужья чернокожего юношу (если сама девушка этого хотела), но ни при каких обстоятельствах юноша не мог добиться брака с арабкой — это было не принято. И тогда на Занзибаре организовали насильственные свадьбы. Было провозглашено, что любой чернокожий может взять в жены арабскую девушку. Юношей и девушек выстраивали двумя шеренгами лицом друг к другу. Юноша мог бросить в понравившуюся девушку камешек и жениться на ней. Таким необычным способом в жаркие дни 1964 года на островах совершались межэтнические браки. Эта кровавая революция унесла жизни десятки тысяч людей и внесла несуразицу.

В один из дней Боми, когда увидел, как жестоко подавляли волнения на улицах, решился уехать отсюда навсегда. Он не мог больше смотреть на то, как принуждают девушек и как убивают всех, кто не соответствует канонам революции. Нельзя было больше жить в страхе; позвонив Виктору, он согласился ехать на Запад. Они бежали в Англию, и старый друг нашел для них большую квартиру в Гринвиче.