Двойка чаш. Приворот из гримуара - Мара Санкта

безопасной ветвью магического знания, Инквизиция никогда не беспокоила. Не за что им было приглядеться к колдунье за аптекарским прилавком, она не представляла угрозы. Эстер сильно религиозной не была, ей хватало общения с матерью-природой и редких праздников в местной церквушке. Инквизиторы в мирных городах были скорее советниками, чем охотниками, и спокойно могли после обязательной миссионерской поездки так и пустить корни в полюбившемся месте. Истории про пытки и пылающие костры были так далеки и редки, что появления мужчины в белой рясе в доме не боялись — но, конечно, за некромантами они должны были следить… хоть корона и признала, что просто их существования для приговора недостаточно. Нужно уличить в настоящем преступлении.

Гильдию Обсидиана некроманты создали, чтобы друг друга защищать, делиться знаниями и не позволять из себя делать козлов отпущения. По крайней мере, больше, чем уже есть. Легенды об этом тайном обществе отступников ходили по магическим кругам, но мало кто мог похвастаться, что вживую встречал одного из них. Чаще всего темные предпочитали работать поодиночке, или, как Винтеры — семьями. С миром живых старались лишних связей не иметь.

— Матушка только тогда призналась, что знала человека из Гильдии. Он был настолько благороден и добр ко мне, что позволил стать его учеником и делить кров, — Ирви красноречиво разводит руками, показывая: и вот я здесь. — Граф Винтер — один из самых могущественных членов Гильдии, при желании вполне мог бы ее и возглавить. Особенно теперь, когда погиб Абрахам… он все же был искуснее… опять же, прошу: между нами.

То, как он боится, что Эстер проболтается, но при этом продолжает с ней сплетничать, ее очень забавляло.

— Граф не выглядит пораженным скорбью, — она шепчет, даже чуть наклоняется над столом, — и брата, и сестру так потерять. А его будто это совершенно не волнует, он шутки на могилах отпускает.

— Ева умерла больше года назад, — поправляет ее ученик. — Совсем ребенком еще. Конечно, все были поражены и подавлены, но Абрахам и вовсе потерял рассудок, начал искать способы ее воскресить. Восстановить тело, вернуть душу. Изначально провальная идея, от которой мы пытались его отговорить. И все это время настроения в семье были ужасные, они ссорились, Абрахам его даже на дуэль как-то вызвал, но Кейн решил, что лучше прослыть трусом, чем братоубийцей, и отказал.

Взвешенное решение. Вряд ли кто-то стал бы графа за такое презирать. Не Эстер точно, для нее выбор между «убить родного человека» и «обесчестить себя» тоже был бы очевиден.

Так что получается, что трещина в семье пошла еще раньше, чем по фундаменту склепа. Проклятие могло получиться таким сильным не просто потому, что Абрахам был некромантом, а потому, что он перед смертью уже желал зла Кейну. В каком-то смысле пытался утащить младшего за собой, похоронить род Винтеров прямо здесь и сейчас. Интересно.

— Так наслушаешься ваших трагичных историй, и забудешь, что вы темные, — полушутя говорит она. — Начнешь сочувствовать дьяволу.

— Для вас это так важно, — хмурится Ирви, наконец закрывая несчастный учебник. — Не волнуйтесь. Если это так, вы действительно светлая до глубины души. Никто другой об этом даже бы не подумал.

Эстер сглатывает ком в горле, услышав эту фразу. Удивительно, но он попал в очень важную больную точку. Неужели ее так просто считать?

Да, Кейн и Ирви — темные, она все еще презирает и их магию, и их методы, и без общей светлой цели ни за что бы больше минуты в этом замке не провела; размышления об их морали вводят Эстер в ей самой пока непонятное состояние. Но больше ее волнует, что для ее собственной сущности значит этот неожиданный союз.

Их-то уже ничего не исправит и не спасет. Как бы ни были очаровательны речи змея, они ведут к падению.

Сможет ли она не замарать руки, спасая сердце проклятой земли?

***

Очень быстро Эстер начинает сожалеть, что к ней приставили слугу-скелета. Принц, конечно, очаровательный малый, незаменимый в хозяйстве, и великолепный слушатель, но может он, пожалуйста, не каждую секунду по пятам за ней следовать?

Похоже, нет.

Эстер никогда не страдала от страха в замкнутых пространствах, но здесь было что-то совсем иное — когда она снова спускалась в подземелья по крутой винтовой лестнице, и за ней следовал Принц, ей все же стало не по себе. Проходы будто стали уже, потолки ниже, потому что спутник ее занимал столько места, что на хрупкую ведьмочку уже его не оставалось.

— Можно, хотя бы внутрь я зайду одна? — язвительно спрашивает, застыв перед открытой дверью в камеру, откуда поползло проклятие.

Если так продолжится, она будет, вместо того чтобы пытаться распутать проклятье, таскаться за Кейном, чтобы он уж точно не волновался и все мог наблюдать. Сколько он так продержится, день? Может, поймет намек.

Легче дышать в камере не стало. От взгляда на подозрительно багровые мазки на стенах становилось дурно, и воображение тут же подкидывало различные неуместные вопросы. А ты уверена, что это только кровь Абрахама? Кто знает, сколько здесь еще людей погибло до него. Не зря же выбрал именно это подземелье, для темного мага здесь наверняка энергетическое раздолье. Что ты вообще тут забыла, никакие деньги такого не стоят, беги, беги, пока саму по камням не разметало…

Судорожно, тревожно Эстер делает несколько вдохов, ощущая, как затхлый воздух неприятным вкусом оседает на языке.

Она опускается на пол, складывая юбки под колени, чтобы не прикасаться кожей к колдовскому знаку лишний раз. Линии призыва алеют, будто их тоже кровью рисовали, и Эстер, разглядывая их, понимает, что не со всеми рунами знакома даже. Похоже, часть ритуала Абрахам создал сам. Рискованно.

Мерцающий изумрудный свет ее факела бросает на стены пляшущие тени, которые кажутся Эстер воплощением душ, заточенных тут в безвременье. Ее глаза скользят по мрачным символам. Каждое движение руки ведьмы наполнено концентрацией, каждый шепот звучит как плач земли, умоляющий об избавлении от мучительной боли.

Но чем глубже Эстер погружается в потоки магии, тем сильнее чувствует сопротивление. Оно отзывается в ее душе стальным эхом, отблескивает холодом в сердце. Искры колдовского света в ее глазах тускнеют, заклятие грозит сорваться.

Пальцы Эстер скользят по камню, нащупывая границы рун, и ее звонкий голос, полный силы и решимости, взывает к энергии исцеления. Однако тьма подземелья словно сгущается, образуя невидимую стену, за которой скрыта сущность проклятья. Ведьма почти слышит злорадное шипение невиданного зверя, который кормится этими землями, изводит их, оставляя лишь пепел в зубах своих неистовых врагов.

Ее сердце