Пастыри. У богов всегда свои планы - Женя Лейнок

В себе Мехес не сомневался ни секунды, хотя дерзновение его было весьма одиозным, и он это знал. Но полвека он носил внутри зерно, зароненное в тот день, когда узрел город людей; теперь это зерно проросло, он понял, что тоже один из избранных, а возможно – единственно подлинный избранный.

Однако было здесь ещё кое-что: Мехес не злился на Маркуса потому, что терзался чувством вины. И не из-за ситуации с Хуго. Мехес, видя мягкость и сомнения друга, не открыл ему всего, не посвятил полностью в свои планы. Мысленно он сотни раз просил у него прощения и говорил, обращаясь к его образу, что это не обман, а просто и так слишком много риска. Если вдруг Маркус решит занять другую позицию, лучше ему не владеть лишней информацией. Был момент, когда Мехес хотел оставить друга, освободить его, но потом понял, что без союзника нельзя. К тому же Маркус действительно хочет видеть мир таким же, каким хочет его видеть Мехес, и было бы неправильно самовольно прогонять его и говорить: «Эта дорога только моя, а ты ступай во-о-он на ту, там не так тяжело и опасно. Я твой друг, я забочусь о тебе, как считаю нужным, просишь ты того или сопротивляешься». Хочет быть рядом, пусть будет. Отвернётся… Мехес старался об этом не думать.

Спеша остаться в одиночестве, он едва не бегом помчался к себе и почувствовал некоторое успокоение, только замкнув двери на ключ. «Нервы на пределе, надо расслабиться». Мехес снял жилет, расстегнул верхние пуговицы на рубашке и сел за письменный стол, намереваясь заняться делами, которые требовали его внимания как члена Совета, а заодно отвлечься. И тут на столе, прямо перед собой он увидел свиток, перевязанный оранжевой лентой. Среди всех вещей и бумаг он выглядел странно и отрешённо. Как одинокий маг, дремлющий в лодке, покачивающийся на закатных волнах посреди Океана четырёх элементов. Со смешанным чувством тревоги и интереса Мехес стянул ленту и развернул жёсткую, хрустящую бумагу. «Ты плохой актёр». Три слова сковали его холодом, будто порыв февральского ветра. Он перечитал их несколько раз, так, словно ожидал, что буквы сейчас запляшут и сложатся в другое предложение. Но они были неподвижны. «Плохой актёр… – прошептал Мехес без выражения. – Ещё посмотрим, Лаакан». Отложил свиток в сторону и, запустив пальцы в свои каштановые кудри, опёрся локтями о стол.

Глава одиннадцатая

Идти пришлось дольше, чем говорила Лиа – вместо двух дней они тащились по холмам целых четыре. «Одна я добралась бы за два», – сказала она как-то, когда Тодор заметил это. На что получила ответ: «Ну и вали». Далее последовала перепалка, в которой Лиа назвала Тодора беспомощным болваном, а он её волшебной овцой. Остаток пути прошёл в молчании. Тодор сам не понимал, как отваживается разговаривать так с магом, но Лиа была магом очень странным, да и потом – можно хоть на ком-то срывать нервное напряжение, раз уж он спасает мир?! Особенно если этот кто-то так и напрашивается.

Туманное заточение окончилось внезапно, и Тодор даже почувствовал себя на удивление неуютно, когда белая пелена рассеялась, открывая вид на раскинувшееся вдали озеро. Накрапывал дождь. Под низким пепельным небом всё замерло в ожидании, но ветер, пахнущий травой, и грозой, и влажной духотой земли, разрывал остекленевший воздух, и громоздились на юго-востоке плотные, тяжёлые от воды тучи.

Лиа была невесёлой. Тодор тоже. Под вечер, когда они под проливным дождём пришли к озеру, промокшие до нитки, она, не говоря ни слова, принялась таскать ветки и строить шалаш. Тодор решил помочь, но Лиа, увидев, какие ветки он принёс, сказала:

– Они не подходят. Посмотри на мои.

– Знаешь, раз такая умная, возись тут сама. – Ответил Тодор и повернулся, чтобы уйти, но Лиа за его спиной произнесла:

– А ведь мог бы спросить у меня, что делать и помочь по-настоящему. Или тебе претит учиться у мага? Хотя, зачем вообще чему-то учиться, правда? Ты ведь умеешь… Что? Гвоздь молотком забивать? Резать свиней? Или ты посуду делаешь? Какие ещё знания нужны для жизни! – Тут в голосе её зазвучало отвращение. – Точнее, для её жалкого подобия.

Тодор обернулся.

– Да что ты знаешь?! Вы, маги, живёте на нашей шее! Это из-за вас мы… мы… Вы напыщенные, лживые, строите из себя таких умных, идеальных! Ах, какие мы потрясающие! Но на самом деле вы твари, каких поискать. Пользуетесь людьми и всё. А сами ничего не можете.

Лиа смотрела на него. На миг Тодору показалось, что её глаза стали влажными, но она только сжала губы и сказала:

– Всё совсем не так. Есть и чёрное, и белое, но не так.

– Ну а как?

– Я расскажу тебе, только когда ты будешь готов открыть свой разум и воспринять всё, что узнаешь. – И, помолчав, добавила: – Я думала, Проводник совсем не такой. Нелепость какая-то.

– А я и говорил, что не герой. Но твои дружки баранили до последнего. Так что скажи им спасибо и не ной.

– Я не ною!

– Вот и отлично.

Тодор развернулся и пошёл прочь. Лиа осталась стоять на месте с двумя палками в руке. Дождь струйками стекал по её лицу и рыжим локонам, выбившимся из-под капюшона плаща.

«Куда я иду?» – подумал он, когда и Лиа, и шалаш стали расплывчатыми пятнами за шумящей стеной воды. Серые стрелы секли землю. Солнце чахло где-то у горизонта, но тучи обернули его в саван, и не было ни намёка, ни отголоска заката. За вымокшим бесцветным днём торопливо наступала ночь, отшвырнув его на расправу дождю. «Я делаю что-то не то. Зачем я всё это ей наговорил? Потому что она маг? Или потому, что она не похожа ни на одну женщину, каких я знаю? Может, и то и другое… Но не оставлять же её одну». «Не оставаться же одному», – шепнуло что-то внутри него. Тодор задушил это что-то и повернул назад.

Лиа сидела в сухой одежде в сухом шалаше на сухом плаще и смотрела на тёмную гладь воды, дрожащую под мириадами падающих капель. Первое, что пришло в голову Тодору, вытеснив заготовленные слова, было:

– Зачем ты носилась с ветками и мокла, если могла применить магию?

– Захотелось, – ответила Лиа, не поворачивая головы.

– Кхм… Вообще я не то собирался сказать.

– М-м.

– Это… Ну, извиняюсь я, короче. И… не оставлять же тебя одну. Опасностей полно. Вдруг ты…

Лиа посмотрела на него, насмешливо вскинув брови.

– Ты даже не поблагодарил за то, что я на ноги тебя поставила и на ближайшие лет десять избавила от болячек, которые вот-вот дали бы о себе знать. Опасности… Я не боюсь опасностей.

– Да… Спасибо. Я… – Внезапно Тодора охватила тоска. – Я просто решил извиниться.

Он хотел было опять уйти, наплевав на сухой шалаш, но Лиа позвала его:

– Подожди. Я расскажу тебе всё. От начала до конца. Я расскажу то, чего никогда не узнает ни один человек, а потом ещё и то, чего не знает ни один маг. Я думаю, тогда мы сможем друг друга понять. И… ты не виноват. Ты вырос среди людей, а они не знают жизни. Я сама сглупила – ждала от тебя невесть чего только потому, что ты Проводник.

Совершенно ниоткуда вдруг возникло волнение и заворочалось у Тодора в животе.

– В первую очередь ты должен узнать историю сотворения мира, – продолжала между тем Лиа. – На самом деле первые люди как никто были в курсе, но со временем… Ладно, чего я прыгаю туда-сюда. Давай по порядку. Садись-ка.

Тодор опустился на плащ рядом с ней. Дождь шелестел по безмолвному озеру, по траве и понурой полумёртвой листве, которой Лиа укрыла шалаш. В одно мгновение, метнувшееся между её словами, Тодор погрузился в бездонные, давящие глубины осознания, и когда голос Лии зазвучал, питаемый шёпотом воды, он уже знал, что Тодора-гончара больше нет. Есть другой, неизвестно пока какой, но совсем не тот, что жил на планете последний 31 год. Он слушал Лию молча, неотрывно глядя на обложенное тучами беззвёздное небо.

– Никто не знает, откуда во Вселенной взялись Творцы – духи элементов: огня, воздуха, земли и воды. Говорят, они были всегда и всегда бродили между измерениями, погружённые в созерцание и высшее размышление. Творцов четверо, и они не мужчины и не женщины в нашем понимании, хотя одни концентрируют в себе энергию женского типа, а другие – мужского. Но пола у них нет. Соображаешь, о чём я? Так вот. Зитар был духом огня, Аркторус – воздуха, Башрон – земли, Омами – воды. Зитар и Аркторус – элементалии… хм… Ну, назову их мужчинами, так, вроде, проще рассказывать. Башрон и Омами соответственно духи женского типа. В их реальности не существует времени, поэтому невозможно как-то обозначить момент, в который им захотелось творить. Просто творческие импульсы, рождённые едва не безграничной силой, не давали им покоя. В глубинном смысле все четверо духов образуют единое целое, и потому создать Сферу они решили одновременно. Как они додумались до этого, я не знаю. Элементалии, их мотивы и сама их суть неподвластны пониманию какого-либо существа из тех, что живут в нашем мире. В общем, объединившись, духи сотворили эту самую Сферу – концентрат, генератор, накопитель бесконечно древней, могучей, непредсказуемой энергии и вместе с тем – нечто, в чём зародился неведомый разум. С её помощью они создали наш мир и, как считается, множество других миров. Сейчас Творцы, как прежде, блуждают в бесконечных Вселенных, но поначалу им была интересна наша планета, потому что на ней первой они рискнули создать разумную жизнь с большим потенциалом – людей.