Сокровище кикиморы - Людмила Львовна Горелик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда из переулка вышел и пошел впереди нее человек, Соня замедлила шаги: не будет она его обгонять, кто его знает, может, он бандит какой-нибудь. Однако, приглядевшись, узнала знакомого. Это был ее сосед по общежитию, Геннадий Иванович Пафнутьев. Он преподавал на кафедре физики. В общежитии жил с семьей в отдельной квартире – хотя и однокомнатной, но с кухней. Самого Пафнутьева Соня знала мало, а с его женой Верой Петровной несколько раз разговаривали – приятная женщина. Вера была лет на пятнадцать старше Сони, работала учительницей в пятой школе, у них с Пафнутьевым подрастала дочь-школьница.
Узнав соседа, Сковородникова обрадовалась: вот и провожатый до самого дома. Сейчас она его догонит – и дальше будет идти не страшно. Однако только убыстрила шаг – Пафнутьев остановился перед какими-то воротами, толкнул дверцу и зашел. Куда это он? Ведь время по Б-ским меркам очень позднее, почти одиннадцать, какие могут быть гости или дела?
Ворота были большие, красивые, старинные. Странно, что не заперли на ночь… Возможно, Пафнутьева здесь ждали?
Сковородникова была не то чтобы очень любопытная, однако ночной визит преподавателя физики в неизвестный дом ее заинтересовал. К кому это он пошел на ночь глядя?
Соня очень жалела женщин, которым изменяли мужья. Сама она пока еще не вышла замуж, но о подобных историях была наслышана. Она легко ставила себя на место другого человека и потому была склонна сочувствовать несправедливо обиженным.
Предполагаемая измена Пафнутьева вызвала ее внутренний протест.
«Бедная Вера Петровна! – думала она. – И ведь дочь подрастает! А сам такой невзрачный, неинтересный…»
Дойдя до ворот, за которыми скрылся Пафнутьев, Сковородникова остановилась. Между дверками сквозила щелка, и Соня ее слегка расширила, заглянула во двор…
Дом большой, деревянный. Два окна светятся, остальные закрыты ставнями. Во дворе еще одно строение – то ли баня, то ли летняя кухня, то ли сарай.
Стройная Соня, сама не зная зачем, легко просочилась в ворота так, что они и не скрипнули.
Ну что ей этот Пафнутьев и его неизвестная любовница? Тем не менее взглянуть на нее было интересно, и Соня, почти интуитивно скользнув вдоль забора, оказалась за маленьким дворовым строением – так ее из окна или с крыльца не увидят. Почти тотчас с другой стороны строения чуть скрипнула дверь, оттуда выплыла фигура женщины…
В длинной юбке, какая-то нескладная, согнутая, старый бесформенный тулуп сверху.
Осторожно прикрыв дверь, женщина начала возиться с замком, при этом повернулась к Соне лицом – оно было волчье.
«Неужели кикимора?!» – подумала впечатлительная Сковородникова и съежилась от страха.
Она почти вжалась в стену «бани», слилась с ней. Кикимора тоже скрывалась: она опасливо оглянулась на освещенные окна дома (волчья оскаленная морда повернулась…), затем осторожными шагами быстро вышла за ворота. Соню она за всеми этими предосторожностями не заметила.
Сковородникова так и стояла, прижавшись к стенке, трясясь от страха. Кто это? Пафнутьев? В кикимору она не могла поверить: что-то в ней сопротивлялось. А может, все же кикимора? Рассказывают же люди… вон и Эдгар По пишет об оживших мертвецах, о переселении душ…
Что за двор такой? Что за сарай? Или это не сарай? Самое главное – как бы ей отсюда живой выбраться… И чего ее в этот двор понесло?! Шла бы себе… А вот теперь!..
«Nevermore! – строго сказала себе Софья Мефодьевна – Не раскисать!»
С круглыми глазами, на негнущихся ногах, ступая тихонько по примятому снегу – чтоб не скрипнул, она обошла сарай и вышла за ворота. Остановившись, внимательно вгляделась вдаль. В одну сторону, потом в другую. На улице никого не было. И тогда Софья Мефодьевна быстро-быстро, как во время кросса на малую дистанцию, помчалась по заснеженному тротуару, мимо домов с закрытыми глазницами ставней, мимо запертых высоких ворот – быстрей, быстрей!
Когда влетела на центральную улицу, появились редкие прохожие. Они оглядывались на запыхавшуюся испуганную Сковородникову. Соня к этому времени умерила шаг, так как бежать уже не могла. Вот и поворот к общежитию.
Без сил вбежала во двор, ввалилась в пустой коридор: счастье, что комендантша Марфа Ивановна не заложила входную дверь на задвижку – она на ночь обычно запирает.
Испуганно озираясь, Соня нащупала в сумочке дрожащими руками ключ и отперла свою комнату.
Ноги все еще плохо гнулись – как ватные. Сердце сильно стучало. Поэтому Софья Мефодьевна, не включая свет, уселась на единственный в комнате стул, возле письменного стола. Стол, как и стул, был щербатый, очень старый, институтский.
Усевшись, Сковородникова оказалась напротив окна, в окно она и уставилась. Расчищенная дорожка слабо освещалась дальним фонарем и мерцанием снега. Тихо было за окном и пустынно. Зимний пейзаж с поникшими деревьями на краю маленького оврага (за оврагом простиралась широкая улица Свободы) действовал успокоительно.
Так сидела она довольно долго и почти уже пришла в себя, когда услышала издали скрип шагов по снежной дорожке. Дорожка по эту сторону оврага вела во двор общежития и к преподавательским коттеджам. Всех жильцов Соня знала. Кто это так поздно возвращается?
Шаги приближались, мужчина шел уже прямо возле окна. Нес что-то тяжелое в руке… Портфель! Видно было, что тяжелый человек перегибался в ту сторону, с которой портфель нес.
Соня порадовалась, что окно не освещено. Это был, конечно, Пафнутьев. А ведь там, на улице Победы, он легко портфель нес…
«Что там? Не костюм ли кикиморы?» – подумала подозрительная Соня.
Глава 13
Тайная вечеря
Ближе к вечеру следующего дня на кухне Соргиных было опять оживленно. Сумерки только начинали сгущаться.
Сидели, как обычно, втроем – с Евлампиевым. Вчера два Александра вместе звонили Ирине, Сашкиной жене, которая находилась в Ворске на повышении квалификации, и просили узнать, что можно, о Федоре Двигуне, работавшем перед войной на заводе.
Час назад Ирина позвонила мужу очень довольная: она уже кое-что выяснила.
Однако, выслушав ее, Александр Второй был разочарован: добытые Ириной сведения лишь подтверждали уже известное, нового почти ничего.
Федор Двигун перед войной работал токарем, жил вдвоем с матерью, отец его был репрессирован в начале двадцатых и погиб на Соловках. Федор и мать жили тихо, незадолго до войны мать, а за ней и Федор заболели туберкулезом. Федор Двигун хорошо учился в школе, рос обыкновенным советским мальчиком. В школе его не приняли в комсомол как сына врага народа. Высшее образование получать не стал, пошел на завод. На заводе почти ни с кем не общался, кроме какого-то ссыльного инженера. Что за инженер,
