Сокровище кикиморы - Людмила Львовна Горелик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Соргин получал удовольствие от этих бесед. Он не был категоричен в своем рационализме. Иной раз мог увлечься чуждой ему идеей и допускал существование всемирного разума и бессмертие души.
«Кто знает – в каком виде? – говорил он. – Возможно, как слияние с вечным разумом? Возможно, когда тело уходит в землю, чтобы превратиться в нее, из него вылетает маленькая искра и устремляется к вечности? Это было бы здорово! Жаль, что я в это не верю! Однако и полное исчезновение, превращение в почву, меня не страшит».
Отец Рафаил и Соргин нравились друг другу. Священник был убежден, что это человек, не потерянный для веры и даже… даже любимый богом. Почему-то ему так казалось. Он это знал.
Маша, жена Соргина, как и Евлампиев, была в детстве крещена, но после того, как в школе ей сделали внушение о том, что бога нет, в церковь ходить перестала. Она сама не понимала, верит она или не верит. Но вот во что точно не верил никто из этих троих, так это в кикимору.
Вещие сны также не укладывались в систему мировоззрения Соргина. Он, признавая силу человеческого разума, объяснял сны биологическими свойствами человека.
Двойной сон – война и кладбище – был связан с его вчерашними размышлениями, этот сон содержал указание на время и место.
За завтраком он рассказал об этом интересном двойном сне Маше. Она принялась по своему обыкновению возражать и иронизировать:
– Никакой это не двойной сон, – сказала она. – Война и кладбище между собой тематически связаны! Под впечатлением убийства Ольги Васильевны, о котором все только и говорят, особенно Саша, ты вспомнил другие смерти – пережитые давно, в войну.
– Скорее всего, так и есть, – согласился Шура. – Странно, однако, что кладбище Б-ское… Для меня Б. не связан с войной. Более того, во втором сне я видел пригорок, очень похожий на тот, где мы недавно похоронили Ольгу Васильевну… Удивительно, что во сне я видел именно этот пригорок, однако в летнее время. А я ведь ни разу не был на Б-ском кладбище летом! Между тем явственно видел зеленый куст на вершине пригорка… И военный сон, предшествующий кладбищенскому (все-таки, Маша, ты не права: это были два тематически связанных сна), отсылал к совершенно определенной дате – 1 августа 1942-го. Четыре пулемета обстреливали наш взвод именно в этот день в Ростовской области, недалеко от реки Донец. Я войну по дням помню, этот обстрел был первого августа. Тогда понятно и то, что следующий сон был про Б-ское кладбище. Там рядом с отцом Ольги Васильевны похоронен их квартирант, тот самый Федор Двигун, о котором Прасковья Ивановна вам со Сковородниковой рассказывала. Я на похоронах обратил внимание. Дата его смерти: 1 августа 1942 года.
Маша не удивилась. Она знала о необыкновенной способности Шуры запоминать цифры, и не только цифры. Казалось бы, рассеянный (при сильной усталости он мог перепутать время занятий: прийти в институт не на свою пару; случалось, что уносил ключи от аудитории…), он иногда вспоминал совершенно неожиданное, как бы ненужное. И, как правило, это ненужное, выплывавшее из недр его памяти совершенно случайно, оказывалось потом самым важным.
Маша, задумавшись, замолчала.
«Неужели случайный военный беженец связан со смертью Ольги Васильевны? – думала она. – Но каким образом? Тридцать лет прошло как он умер!»
Шура тоже молчал, что-то обдумывая.
«В любом случае надо узнать об этом Двигуне подробнее, – решил он. – Сны снами, а ниточки от убийства туда, к нему, могут тянуться. Я к этому логически пришел еще вчера, поэтому и сны такие приснились».
– Сны отражают наше сознание, нашу логику, – сказал он Маше. – Они лишь напоминание. Они могут прояснить наши логические предположения, указать на их важность.
И тут она с ним согласилась. Она тоже так думала.
Глава 12
Софья Мефодьевна проявляет неуместное любопытство
«Ну и нагрузочка! – устало шагая по темной улице, думала Софья Мефодьевна. – Другие в январе отдыхают, а я пашу и пашу».
Но это было пустое ворчанье, для порядка. Сковородникова знала, что, несмотря на трудности, живет она хорошо. Можно сказать, сама себе завидовала. Спустя почти четыре месяца она все еще радовалась своему новому месту службы: институт вам не школа, да и город Б. – не село Грибановка, куда она была распределена по окончании университета и где проработала всего месяц. В конце сентября ей совершенно неожиданно предложили перейти в Б-ский пединститут – спасибо университетским преподавателям, которые ее порекомендовали, спасибо и той аспирантке, что предпочла Москву, не вернулась в Б. после защиты.
Софья Мефодьевна в работу втянулась быстро. Институт ей нравился, город, в общем, тоже. Она вела зарубежную литературу – все курсы. Это очень большая аудиторная нагрузка. Особенно тяжело стало, когда началась заочная сессия. В день у Софьи было по четыре и даже по пять пар. Да еще бегала по всему городу: в здании института заочники не помещались, и часть занятий была вынесена в школу.
В заочную сессию занимались в две смены. В этот день у Софьи Мефодьевны были четыре пары во вторую смену. Сковородникова читала лекции с удовольствием. Сейчас она шла и улыбалась, вспоминая сегодняшнюю четвертую пару. Был Эдгар По! Ох как заочники слушали! Они, конечно, совершенно неначитанные, но зато и интересно им рассказывать: все для них внове! Софья, воодушевившись, даже пересказала кое-что – пусть хоть послушают, если не читали!
После лекции пришлось задержаться: вопросы у студентов были! Софья Мефодьевна очень радовалась этому обстоятельству. Она еще дополнительно кое-что объяснила, наизусть процитировала «Ворона» – в нравящемся ей переводе Михаила Зенкевича. Вдохновенно выкрикивала «Nevermore!». Студенты завороженно слушали, не спешили уходить, а Софья Мефодьевна и подавно не спешила – рада была, что интересуются, слушают… Закончила уже в десять часов. Последнее было не очень приятно, потому что проходили занятия далеко от дома – в тринадцатой школе, почти возле вокзала.
В Б. люди ложатся спать рано. В одиннадцатом часу вечера на окраинных улицах нечасто человека увидишь. Заочники как-то быстро рассосались кто куда, в разные стороны. Так что домой после занятий Сковородникова шла совершенно одна. Топала в одиночестве по заснеженной улице и чувствовала себя неуютно. Освещение на улицах Б. слабое, редкие фонари почти не светили. Окна в домах по большей части уже темные. Хорошо хоть снег лежал, от снега посветлее.
Соня шла быстрым шагом, стараясь
