Царствие благодати - Йорген Брекке

— Значит, надо копать. Ни один человек не может жить сам по себе, — настаивал Джонс.

Фелиция застонала. Все посмотрели на нее с интересом, в ожидании важных признаний.

— Все равно что искать иголку в стоге сена. А чего-нибудь более конкретного ты в музее сегодня утром не нашел? — спросила Рейнольдса Фелиция. — Ничего особенного в последние дни не происходило?

— Не-а. Самые обычные дни. Разве что и секретарша, и уборщица отметили: Бонд выглядел еще более погруженным в себя, чем обычно. Уборщица сказала, что он словно скрывал какую-то тайну. Ах да, возможно, есть еще кое-что. Секретарь получила от Бонда распоряжение направить на анализ в университет фрагмент кожи с корешка одной из книг; какой именно — я не записал. Директор хотел узнать, из кожи какого животного изготовлен корешок. Думаю, ей это поручение показалось странным. Иначе она не стала бы сообщать об этом мне. Но я не представляю, как это может быть связано с убийством.

— Я хочу этим заняться. — Фелиция умоляюще посмотрела на Джонса. Она готова была пойти на что угодно, лишь бы не садиться в самолет и не лететь на север, чтобы вести вгоняющие в депрессию разговоры с потрясенными родственниками. И кроме того, у нее появилось предчувствие. Ей с самого начала казалось: убийство связано с музеем, но не с теми, кто там работает, а с самим музеем, с его экспонатами или, возможно, с литературным наследием Эдгара По. Она не знала, часто ли хранители литературных музеев выясняют, из кожи какого животного сделан корешок той или иной книги, но раз секретарь взяла на себя труд сообщить об этом следователю, такую подсказку нельзя пропускать. Здесь может что-то быть.

— Хорошо, — сказал Джонс. — Мы же вплотную займемся семьей. Рейнольдс и Паттерсон узнают, где проживает вся эта компания, выходят на связь с ближайшими полицейскими участками и готовятся немного попутешествовать. Стоун, ты занимаешься тем, что у нас есть тут, на месте. Присмотрись повнимательнее к народу в музее. Узнай все возможное об этом кусочке кожи. Лаубах, прежде чем мы закончим, кратко отчитайся, что выяснили твои люди.

— Пока мы занимаемся сбором материала. Убийство произошло на довольно большой площади, чтобы все прочесать, нужно время. В кабинете Бонда найдены отпечатки пальцев трех человек, но я могу поспорить на все свои игорные деньги, что они принадлежат секретарю, уборщице и самому Бонду. Хотя результаты тестов пока не готовы.

Фелиция незаметно улыбнулась. Как-то раз она была с Лаубахом на ипподроме «Колониал Даунз» неподалеку от Ричмонда и потому знала: на скачки Лаубах тратит хоть и не всю зарплату, но довольно много. Лаубах продолжал:

— Кроме этого, множество отпечатков снято с мраморного бюста Эдгара По — самые преданные поклонники считают его своего рода реликвией, — но ни одного целого отпечатка там нет, и, честно говоря, я сильно сомневаюсь, что хотя бы один из них принадлежит убийце. Думаю, убийца работал очень аккуратно.

— Почему ты говоришь о преступнике в мужском роде? Ты не допускаешь, что это могла быть женщина? — вдруг озарило Фелицию.

— Ну, чисто технически это не исключается. Убийца не обязательно был незаурядным силачом. После того как он — и я продолжаю говорить «он» — нанес первый удар, Бонд оказался выведен из строя и не мог оказать особенного сопротивления. И все-таки это убийство совсем не мышьяк в чае, как бывает, когда за дело берется женщина.

— Нет, тут насилия через край. Это мужчина, — вмешался Паттерсон.

Фелиция не нашлась что возразить.

— Возвращаясь к отчету. Обнаружена масса улик органического происхождения: кровь и другие биологические жидкости, — есть с чем работать. Мы приступили к анализу, но результаты еще не готовы. Предполагаю, большая часть принадлежит жертве. Рапорт получите, когда у нас будет больше материала, — заключил Лаубах.

— Не забудь книгу, — напомнила Фелиция.

— Книгу?

— Если есть кусочек кожи с книжного корешка, отправленный на экспертизу, значит, должна быть книга, на корешке которой этого кусочка не хватает.

— Убийственная логика, — улыбнулся Лаубах. — Тогда мы ее найдем.

Глава одиннадцатая

Ричмонд, сентябрь 2010 года

Следственное подразделение полиции Ричмонда располагалось в массивном каменном здании цементно-серого цвета. Фелиции Стоун часто казалось, что, попадая туда, она теряет свои мыслительные способности. Сейчас она стояла на служебной парковке, на другой стороне Джефферсон-стрит, и размышляла, не может ли этот каменный гроб быть творением городских преступников, которые придумали его, чтобы запереть всех следователей и сделать их вялыми и сонными. Прислонившись к полицейской машине, она в первый раз после новогоднего вечера жадно курила сигарету, а на необъятной поверхности серой стены прямо напротив нее висела огромная металлическая голова. Она принадлежала мужчине в полицейской фуражке. Вниз по центру фуражки шла светло-синяя полоса. Она спускалась на лицо и делила его на две половины, проходя по носу, губам и подбородку. Архитекторы, словно в напоминание, что здание должно унижать полицейских и мешать им работать, оставили железному полицейскому две большие дыры на месте глаз. Под скульптурой была маленькая дверь, которая вела в помещения, занимаемые городскими следователями. Фелиция как-то назвала их карцерами слепых детективов. Шутку оценил только Лаубах. Остальные почти инстинктивно гордились своим рабочим местом и обижались каждый раз, когда она язвительно о нем отзывалась. Поэтому теперь Фелиция это название вслух больше не произносила.

Она бросила сигарету — на вкус та оказалась противнее, чем Фелиция надеялась, но все-таки терпимой. От тошноты, правда, курение не помогало. От нее, как опасалась Фелиция, было только одно средство. То, которое она пробовала один раз тем проклятым летом после окончания школы и которое с тех пор никогда не позволяло ей о себе забыть, забыть о вечном соблазне бегства от тревоги и тошноты. Фелиция Стоун села в служебную машину, к которой только что прислонялась. «Впрочем, есть еще один способ справиться с тревогой, — подумала она. — Распутать это чертово дело». Разгадка точно произвела бы на нее целительный эффект.

Фелиция повернула направо, к Уэст-Грейс-стрит, и стала размышлять о серийных убийцах. Вернее, о том, почему она все время думает о серийных убийцах. Во время того курса подготовки в Вашингтоне, на который она и записалась-то, чтобы отдохнуть от работы, преподаватель однажды сказал кое-что, крепко запавшее ей в память. В детстве будущий серийный убийца может мочиться в постель, мучить животных или заниматься поджигательством. Но все это вовсе не обязательно. Не все маньяки были трудными детьми или страдали от какого-нибудь рода насилия. На самом деле у всех серийных убийц есть только одна общая черта: богатая фантазия. В детстве они придумывают себе дивный волшебный мир, куда можно спрятаться, когда реальность против тебя. Этот волшебный мир постепенно превращается в мрачное и печальное место, где царят насилие, унижение и дьявольские козни. Но оно остается местом, в котором будущий серийный убийца — царь и Бог. Когда такой ребенок пытается осуществить свои фантазии, он превращается в серийного убийцу, а его мечты — в кровавые преступления.

Следующее высказывание преподавателя она помнила почти дословно: «Думаю, серийные убийцы как раз потому так притягивают киношников и писателей, что и те и другие пользуются одним и тем же алгоритмом. Поступки серийных убийц — это грубое воплощение их сладких вымыслов». Опираясь именно на эти слова, она и связывала уникальное убийство, которое они расследуют, с мрачным миром серийных убийц. В этом преступлении было что-то ненастоящее, словно его сочинили, как стихотворение.

Через несколько кварталов она повернула направо, а затем, на круговой развязке у памятника Роберту Эдварду Ли, еще раз направо и поехала от центра города по Моньюмент-авеню. Эта улица ей нравилась. Она напоминала, что в былые времена город Ричмонд кое-что значил для Соединенных Штатов.

Секретаря Музея Эдгара Аллана По звали Меган Прайс. Загородный адрес на Кентербери-роуд у «Виндзор фармз» недвусмысленно указывал, что в ее распоряжении находится не только зарплата музейного работника. Очевидно, ее муж — адвокат или врач, который зарабатывает за двоих, а на работу в музее она смотрит как на хорошую альтернативу благотворительному волонтерству. Фелиция приближалась к «Виндзор фармз» по улице Лафайет. Другие, наверное, выбрали бы Малверн-авеню, но она никогда не делала этого, разве что ей нужно было именно туда. Она старалась не проезжать лишний раз мимо дома, в котором ее жизнь однажды разделилась на «до» и «после».

Фелиция не стала по телефону предупреждать Меган Прайс о своем визите. Когда расследуешь убийство, не стоит давать людям время собраться с мыслями. Стоун рассчитывала, что госпожа Прайс выполняет распоряжение Рейнольдса, убедительно просившего всех сотрудников музея разъехаться по домам и ждать, когда полиция свяжется с ними. Разумеется, речь не шла о том, что полиция выйдет на связь моментально, поэтому раньше или позже большинство из них вернутся к нормальной повседневной жизни и отправятся из дому по своим делам. Но информация о том, как долго человек выжидал, прежде чем заняться своими делами, и какими именно занялся, устав ждать, пока что-нибудь произойдет, может навести полицию на новый след, если повезет.