Царствие благодати - Йорген Брекке

— В твоей жизни что-то произошло. Или тяжелая утрата, или страшная тайна. Возможно, и то и другое.

С этими словами она уткнулась лицом в его грудь и медленно заскользила вниз. Оказавшись на коленях, она быстро расстегнула ему брюки и стала ласкать его ртом. Его взгляд поплыл по корешкам на книжной полке и утонул в окне на другой стороне комнаты, миновав и город, и фьорд. Наконец он нашел глазами Мункхольм, окутанный мечтательной дымкой. Когда он последний раз там гулял? Давным-давно, когда у него еще была нормальная жизнь. Тогда его так ласкала жена.

Он кончил. Прежде чем встать, он заметил, как Сири проглотила сперму. Затем она игриво прикрыла рот ладонью и рассмеялась.

— Ой, я же обещала к тебе не приставать.

— Пожалуй, я лучше пойду, — сказал Ваттен.

— Хорошо. — Она уже усаживалась на диван.

«Я так ничему и не научилась, — думала про себя Сири Хольм, когда Ваттен ушел. — Но из этого обязательно получится что-нибудь хорошее. Он совсем оробел. Ничего, когда мы встретимся в следующий раз, он будет чувствовать себя свободнее».

Она отправилась в ванную, где царил такой же беспорядок, как и во всей остальной квартире. Поискала зубную щетку и нашла ее на полу. Почистила зубы. Затем вернулась в гостиную, устроилась поудобнее и начала играть на трубе одну мелодию из альбома «Вроде блюза» Майлса Дейвиса.

Прежде чем ею целиком завладела музыка, она успела подумать о том, что ей рассказывали о прошлом Ваттена. Ей, как и всем остальным, хотелось узнать ответ на вопрос, который она почти ему задала: он скорбит? Или скрывает тайну, которую даже полиция не смогла разгадать?

Глава восьмая

У Тронхеймсфьорда, сентябрь 1528 года

Дьявол сыграл с ним злую шутку: именно цирюльник научил его искусству изготовления пергамента. Эта работа не терпит спешки. Высохшую телячью кожу следует сначала размочить в воде, потом натянуть на раму и скоблить до тех пор, пока поверхность не станет мягкой и ровной, пригодной для письма. Телячья кожа считалась самым лучшим материалом, но цирюльник рассказал ему и о том, как обращаться с другими типами кожи и как получать пергамент с разными свойствами. Работая с этой кожей, снятой вовсе не с теленка, монах не мог не вспомнить свою первую встречу с цирюльником. Это было в Тронхейме.

Тронхейм, между 1512 и 1514 годами

Мальчик держал кота за хвост и слушал вопли, похожие на крик голодного младенца.

— Ах ты, плакса, — сказал он коту. Кот извивался и рвался на свободу. Шерсть у него на загривке встала дыбом. Он даже пытался царапаться, но мальчик держал его на вытянутых руках. — Ты просто маленький плакса.

О том, что кошки всегда приземляются на лапы, как их ни бросай, ему рассказал Нильс, мальчишка Йохана-кузнеца. Мальчик захотел проверить, так ли это на самом деле. А чтобы все закончилось хорошо, он решил бросить кота в реку. Тогда кот не ударится, а плавать он умеет, мальчик знал. Он вовсе не хотел убивать зверюшку. По-прежнему держа кота за хвост, другой рукой он взял его за шею. Развернул спиной вниз. Пристань в два человеческих роста высотой, где не было никого, кроме мальчика и кота, затеняли две торговые лавки.

— Успокойся, все будет хорошо, — сказал мальчик и выпустил зверя.

Он увидел, что кот развернулся в воздухе, точно как говорил Нильс. Задние лапы оказались направлены к земле, а над передними плыла голова. У кота словно выросли крылья. Как у ангела. Но тут он бултыхнулся в воду. И исчез в мешанине пузырьков и пены. Мальчик успел несколько раз вдохнуть и выдохнуть, прежде чем зверь снова показался над водой. Его маленькая головка на фоне большой реки казалась еще меньше. Течение подхватило кошачье тельце и поволокло прочь. Мальчик помчался за ним, но не мог все время бежать вдоль берега. То и дело попадались портовые склады, выходящие прямо к причалам, которые ему приходилось обегать. Несколько раз он терял кота из виду, но отыскивал снова. Маленькая головка, храбро борющиеся с течением лапки. Кот держался на плаву, но его утаскивало все дальше от мальчика. Когда пристань закончилась, началась тропа. Она шла вдоль реки до самого фьорда. Мальчик бежал за котом всю дорогу, но ничего не мог сделать, чтобы его спасти. Только смотрел, как зверюшку уносит течением. Маленькая головка все чаще оказывалась под водой. В устье, там, где река встречается с морем, он увидел кота в последний раз. Затем его скрыла белая пена, и больше он не показывался. Мальчик сел в прибрежную траву. Ему уже исполнилось семь зим от роду. И теперь ему не с кем будет спать по ночам и не с кем лежать без сна, слушая, как орут мужчины, которые приходят к матери в соседнюю кровать и дают им денег на хлеб насущный. Теперь ему не с кем будет делиться этим хлебом. И никто не потрется о его ноги, когда он придет домой, уставший после уличной беготни или после долгого дня в кузне Йохана-кузнеца, маминого приятеля, который никогда не ложится с ней в кровать, зато в удачные дни дает ему работу.

— Дурацкая затея, — сказал он вслух самому себе, но не заплакал.

— Я тебя видел, — раздался голос у него за спиной. — В городе, среди складов.

Мальчик вздрогнул и резко обернулся. Он терпеть не мог неожиданности. От неожиданностей он всегда казался себе совсем маленьким. У него за спиной стоял мужчина с густой черной бородой и ясными зелеными глазами, одетый в голубой шерстяной плащ. Льняная одежда под плащом была чистой и добротной. Судя по пряжке плаща, у незнакомца водились деньги. Выглядел он усталым, как будто ни разу в жизни не отдыхал.

— Все пошло не так, как ты задумал, верно? — догадался мужчина.

Мальчик медленно покачал головой. Бросил взгляд на фьорд. Сегодня вода была темной. Наверно, соберется дождь.

— Ты снова встретишься с ним на небесах.

— Разве звери попадают на небеса? — спросил мальчик и в первый раз взглянул чернобородому прямо в глаза. Обычно он избегал смотреть людям в глаза. Даже кузнецу. На самом деле ему хотелось спросить: «А я попаду на небеса?»

— Звери, которых любят, попадают, — ответил мужчина. Он наклонился и положил руку мальчику на голову.

— А я его любил?

— А разве нет?

— Не знаю. — Мальчик снова посмотрел на фьорд. Посмотрел на остров и монастырь. Каждый раз, когда ему случалась работать в кузне, он видел этот монастырь из окна, но святая обитель принадлежала к совсем другому, лучшему миру, где царит покой.

— Я думаю, ты его любил, — сказал незнакомец. — И я думаю, сегодня ты многому научился. Запомни: по тому, как человек обращается с животными, можно узнать, чего он стоит.

Мальчик почувствовал: обладатель плаща разговаривает с ним как с мужчиной, а не как с маленьким ребенком. Не то что мама или кузнец. Он долго ждал, чтобы кто-нибудь заметил. Заметил, что он уже вырос.

— Пойдем со мной, — пригласил чернобородый, — выпьешь пива.

Цирюльник застрял в Тронхейме на две зимы. Он предпринял несколько попыток подыскать себе место, где он мог бы заняться своей работой, но не нашел ничего подходящего по цене. Не встретилась ему и вдова, на которой он захотел бы жениться. Правда, не похоже было, что он старательно ищет. Продав свою лавку в Бергене, в деньгах он не нуждался и мог проводить время, как ему вздумается. То есть подолгу читать школьные книги, о чем он договорился с ректором, угощать школяров пивом и едой, а также ходить на рыбалку вверх по реке. Жил он у товарища по цеху, Ханса-цирюльника, но со временем очень подружился с мамой мальчика. Мало-помалу еды у них на столе стало больше, а в первую свою осень в городе цирюльник отправил мальчика учиться в латинскую школу. Матери больше не приходилось ублажать кучку ремесленников, которые раньше не давали им помереть с голоду. Прошло немного времени, и они переехали в дом к Ингрид Маттсдаттер, вдове Ормунда-плотника, драчуна и забияки, которого в народе звали Ормундом-молотком и не очень-то любили, а меньше всех сама Ингрид.

А когда два года минули, мало осталось книг, которые цирюльник еще не прочитал, будь то в школе или в доме архиепископа Эрика. И он потерял покой. Мальчик первый заметил происходящее с цирюльником, но разговор об этом завела мать, когда тот пришел к ним однажды на ужин. Мальчик сел в кровати, которую делил с мамой с тех пор, как она перестала пускать туда других. Говорила она тихо, боясь, чтобы он не услыхал, но он все равно слышал.

— Ты скоро уезжаешь? — спросила она.

— Боюсь, что так. Нечего мне у вас в городе делать. Да и раньше нечего было.

— Так что же ты оставался так долго?

— Не знаю. Прощался с некоторыми вещами. А теперь я готов двигаться дальше.

— Я хочу, чтобы ты взял мальчика с собой.

— Шутишь! — отозвался цирюльник, но даже со своего места мальчик понял: тот не особенно удивился.